на красную кнопку, расположенную под ненастоящим дисплеем. Экран засветился, раздалась веселая мелодия, как из музыкальной шкатулки. Музыка звучала несколько секунд, потом стихла.
Песенка на ребенка никак не подействовала.
Джербер попробовал еще раз, снова нажал на кнопку, подождал. Опять ничего. Решил не торопиться, выждать какое-то время, ничего не предпринимая. Не существовало никаких правил, никакого протокола, которому нужно было следовать, все его действия основывались на чистой импровизации. Психолог даже не знал, правильно ли он поступает. Он мог только надеяться.
Тем временем он взял черный блокнот с записями, касающимися данного случая, принялся рассеянно листать его и остановился на последней странице. После неудавшегося побега рассказ двенадцатилетнего сказочника прервался на том, что дядя изложил ему безумный план создать семью с изображенной на поляроидном снимке рыжеволосой женщиной, которая не могла иметь детей. Орк даже оповестил его о скором прибытии «новой мамы».
Кто эта женщина? Возможно, Джербер так никогда этого и не узнает.
Но одна деталь в истории поразила его: дядя сказал мальчику, что они с женщиной познакомились по переписке. Пусть события, о которых шла речь, происходили двадцать с лишним лет назад, в то время уже существовал интернет, существовала сотовая связь, более быстрые и эффективные способы установить отношения и общаться. Почта уже отчасти казалась пережитком. Анахронизм явно бросался в глаза, но не он один: было немало абсурдных деталей в этой истории, все больше походившей на страшноватую сказку. Все-таки Джербер решил записать эту подробность.
Познакомились по переписке.
Подняв взгляд от блокнота, он заметил, что глазные яблоки Николина начинают шевелиться под веками: верный знак, что мальчик видит сны. Психолог подумал, что настал момент сделать новую попытку.
Он закрыл блокнот и включил игрушечный телефон.
На этот раз мальчик отреагировал на стимул: выпрямился, замотал головой, будто музыка его раздражала. Или, сказал себе Джербер, будто он тонул и прилагал все усилия, чтобы вынырнуть на поверхность и глотнуть воздуха.
Губы Нико зашевелились. Невероятно. Но психолог не разобрал, сказал ли мальчик что-нибудь или попросту вскрикнул. Джербер вскочил с кресла, подошел ближе, напрягая слух. Николин что-то повторял вполголоса. Какое-то слово, но Джерберу было никак не расслышать.
– Мамаи… – услышал он наконец. Отчаянный призыв, обращенный к матери.
Джерберу стало жаль мальчика, но слово прозвучало как-то необычно.
– Мамаи… мамаи… мамаи… – все звал и звал ребенок. Но выговор был мягкий, певучий, не похожий на гортанный албанский.
Психолог решил пока не думать об этой аномалии: нужно было воспользоваться наладившимся контактом. Чтобы вытащить мальчика из затерянной комнаты, следовало спокойно, не торопясь, привлечь его к себе. Сначала сделать так, чтобы он доверился, потом последовать за ним во тьму, которая наверняка его окружала, и, наконец, вернуть на поверхность, к свету.
– Николин, – позвал Джербер, начиная процедуру возвращения. – Ты слышишь меня?
Мальчик продолжал метаться в кресле-качалке, будто в приступе непонятной горячки или во власти кошмара, от которого не мог пробудиться.
– Нико, – снова попробовал Джербер. – Нико, если ты меня слышишь, надо ответить.
Еще несколько минут он продолжал настаивать, но безуспешно. Мальчик стонал, вскрикивал, но больше не произнес ни слова.
Джербер обдумывал другой подход, который позволил бы одолеть сопротивление, а может быть, и страх Николина, когда красная лампочка на потолке кабинета на мгновение зажглась и привлекла его взгляд. Подумав, что ему показалось, психолог поднял голову. Лампочка вспыхнула снова.
Кто же нажимает на кнопку, предназначенную для пациентов, пришедших на прием?
Он встал с кресла, сделал несколько шагов к лампочке, которая упорно требовала его внимания. Джербер смотрел на нее как завороженный, не зная, что предпринять. Он вспомнил, как сказочник явился сюда в первый раз, а потом в яблоке, лежавшем в корзинке у входа, обнаружилась иголка с ниткой. Вдруг и сейчас зажженная лампочка – упрек, напоминание о том, что он нарушил наложенные на него условия?
Он меня подловил, подумал Джербер. И теперь пришел сюда, чтобы забрать ребенка.
Идея была бредовая, но психологу ничего другого не приходило на ум. Он даже не знал, как реагировать. Но тут кто-то постучал в дверь кабинета.
– Доктор, – послышался женский голос. Сотрудница института.
Сердце Джербера уже не стучало так бешено, однако понадобилось время, чтобы он окончательно успокоился. Что стряслось? Женщина должна была ждать внизу вместе с охранниками; почему она поднялась в мансарду раньше?
– Мы пришли забрать ребенка, – проговорила она спокойно, но твердо. – Пожалуйста, впустите нас.
Новость застала его врасплох. Он оглянулся на Николина, который так и пребывал в своем беспокойном сне, потом подошел ближе к двери.
– Мы еще не закончили, – сказал он, понизив голос.
– Нам позвонила судья Бальди, велела срочно прервать сеанс и увести Николина.
Психолог застыл в замешательстве. Не стал пока думать о причине изменений в программе и прикинул, какие средства остались в его распоряжении.
– Вы должны дать мне еще несколько минут, – заявил он. – Нужно вывести мальчика из транса, – солгал психолог, скрывая тот факт, что на этот раз он попросту усыпил Николина валиумом, вопреки всем правилам медицинской этики.
По другую сторону двери установилось короткое молчание.
– Хорошо, но поторопитесь: мы подождем в коридоре.
Он выгадал немного времени. На самом деле маловато, но должно хватить. Джербер повернулся к мальчику и решил, что теперь уже не получится действовать постепенно, как он предполагал вначале. Нужно воспользоваться тем счастливым обстоятельством, что Николин частично вышел из транса, в который его погрузил сказочник, и сделать попытку сразу, без подготовки, пробудить ребенка.
– Я хочу, чтобы ты следовал за моим голосом, – сказал Джербер. – Цеплялся за него, как будто это канат.
Никакого ответа. Джербер попробовал снова, но движения пациента стали более плавными: Нико уже не бился в судорогах, а возвращался в прежнее состояние покоя.
Джербер понял, что окно в его сознание понемногу закрывается.
– Николин, я отведу тебя к твоей маме, – пообещал он, хотя знал, что это невозможно, ведь женщина наверняка мертва. Но психолог отчаялся, он не знал, за что еще зацепиться, чтобы мальчик ему доверился. И продолжал настаивать на своей лжи. – Слышишь? Ты снова обнимешь Миру. – Он назвал женщину уменьшительным, ласкательным именем, под которым ее все знали.
Услышав его, Нико вышел из кататонии, в которую заново погружался. Психолог уже решил, что у него получилось, но, вопреки его ожиданиям, мальчик отреагировал бурно.
Разразился воплями.
Он кричал, не открывая глаз, и крики разносились по всей мансарде. Джербер, застигнутый врасплох, отпрянул. Еще Николин в настоящей истерике стал колотить себя кулаками по голове. Доктор попытался схватить мальчика за руки, но тот сопротивлялся.
Пронзительные вопли привлекли внимание
