class="p1">– Не знаю, насколько нужна была ему твоя помощь, даже не думаю, что ему пошла на пользу гипнотерапия, если учесть состояние, в котором он находился, – ответила судья. – Но мы успели вовремя, чтобы предотвратить худшее.
– И перед Сильвией я должен извиниться.
Да, просто должен, и все. Может быть, есть еще надежда наладить цивилизованные отношения. Он должен превратить ярость и тоску во что-то более позитивное. Но сначала должен окончательно отказаться от Сильвии. На этот раз навсегда. Это нелегко.
– Береги себя, – проговорила Бальди. – А теперь – не обижайся, но у меня много дел, – попрощалась она.
Джербер, понурив голову, уже собрался уходить, как вдруг в глаза ему бросилось нечто такое, от чего перехватило дыхание.
– Давно это здесь? – спросил он, поднимая руку и показывая пальцем.
– Что? – не поняла судья.
– Этот рисунок… – Джербер сглотнул горькую слюну.
Женщина обернулась к коллажу, покрывавшему фреску.
– Который? О чем ты говоришь? – спросила она раздраженно.
– Третий справа, – уточнил Джербер дрожащим голосом.
Но Бальди все никак не могла определить который, и Джербер, обойдя стол, сорвал листок со стены. Вгляделся пристальней, потом показал судье:
– Вот, посмотрите…
Несколько человечков выстроились в ряд, словно актеры, сыгравшие спектакль и ожидающие аплодисментов.
Но Бальди по-прежнему не понимала, в чем дело.
– Ну и что?
– Откуда это? Давно это висит на стене? – допытывался психолог, не решаясь пускаться в объяснения.
– Откуда мне знать! – воскликнула судья в нетерпении. – Рисунок тут висел годами.
– Годами? – Джербер не верил своим ушам. – Как это – годами? Быть не может…
– Ну, не знаю, может быть, меньше… – замялась Бальди. – Но какая разница? Что на тебя нашло? – вспылила она.
– Вы хотя бы помните, кто это нарисовал? – не отступался Джербер.
– Ребенок, – бросила Бальди уже в полном бешенстве: зачем спрашивать о том, что само собой разумеется?
Джербер, будто не слыша, перевернул листок, посмотреть, нет ли там подписи или чего-то еще, что поможет установить имя или дату. Только три буквы в уголке:
«А. Д. В.».
– Если ты немедленно не скажешь мне, что происходит, клянусь, я велю карабинерам вышвырнуть тебя вон, – пригрозила судья.
– Как же вы сами не видите? – возопил Пьетро Джербер в тревоге, махая листком перед ее глазами. Ведь все так очевидно. Неужели только он отдает себе в этом отчет?
Хоть персонажи и были поданы в упрощенной манере, типичной для детей, на рисунке можно было узнать владелицу конюшни, егеря, Лавинию, Заккарию Ашера и Филипа, затем Нико и его мать. И десятого персонажа, который до настоящего момента никак не входил в историю.
– Тебе лучше уйти, Пьетро, – велела Бальди, указывая ему на дверь.
Резкий, властный тон не оставлял выбора.
– Могу я хотя бы забрать это? – попросил он униженно, словно сумасшедший, которому до зарезу нужно, чтобы ему подыграли.
– Убирайся, – только и сказала судья.
Джербер с опущенной головой направился к выходу, сжимая листок в руке. Переступив через порог, закрыл за собой дверь. Постоял в коридоре, стараясь унять волнение, взять себя в руки.
Что за дьявольская шутка?
Вряд ли предупреждение о будущем, оставленное много лет назад. Кто-то недавно входил в кабинет Бальди и прикрепил рисунок к стене, чтобы Джербер увидел его: это послание.
От того, кто реально пытается свести его с ума.
Однако гипнотизер понял: если он не хочет совсем утратить рассудок, выбора у него нет. Возможно, имеется объяснение. Но искать его следует в мансарде. Забыть обиду. Войти в комнату, так давно запертую.
Потому что на листке был изображен синьор Б.
41
Стоило открыть дверь, как в ноздри ему ударил сладковатый запах клея, скреплявшего джунгли из папье-маше. Этот запах безумно нравился детишкам. И самому Пьетро, когда он был маленьким, но мальчик никогда в этом не признавался отцу, ибо в глубине души ревновал к сверстникам, с которыми отец устанавливал особые отношения, и относился с презрением ко всему, что касалось синьора Б.
Но сейчас Джербера вдруг охватила ностальгия. Пусть даже он был до смерти обижен на отца и эта ярость казалась неизбывной.
Он потянулся к выключателю на стене и зажег звездное небо, под которым отец гипнотизировал своих пациентов, укладывая их на палас-лужайку и растягиваясь рядом: глядя на вселенную мерцающих огоньков, дети засыпали под веселую мелодию «Простых радостей».
Все они попадались, попадались всегда.
Не было ни поэзии, ни романтики в такой задумке. Всего лишь трюк, избранный магом, чтобы залезть к ним в голову. Такая постановочность смущала Пьетро Джербера, поэтому для своего кабинета он выбрал простое кресло-качалку.
Отрешившись от воспоминаний, изгнав сменявшие друг друга противоречивые чувства, он сразу направился к баобабу, где хранился архив синьора Б. Схватился за ручки, утопленные в коре, потянул на себя и распахнул створки скрытого в стволе просторного шкафа.
На многочисленных полках стояли приведенные в порядок, строго классифицированные личные дела пациентов.
Они были разложены по годам, и психолог сразу стал искать тысяча девятьсот девяносто девятый. Ради сохранения врачебной тайны на корешках были указаны только инициалы.
«А. Д. В.», – повторил про себя Джербер, вспомнив подпись под рисунком, снятым со стены в кабинете Бальди.
Он нашел то, что искал. Судя по всему, автор внушающего тревогу рисунка в детстве лечился у отца. Внутри папки находились четыре кассеты с аудиозаписями сеансов.
Джербер решил их прослушать.
Нашел старый плеер синьора Б. и, прихватив его, направился на синтетическую лужайку. Сел, надел наушники и поставил первую кассету. Когда почувствовал, что готов, нажал на пуск.
Пьетро узнал голос отца, ведущий маленького пациента в глубины его психики, и это производило впечатление. А главное, он впервые слышал настоящий голос сказочника, пусть даже в то время, когда делалась запись, тому было всего двенадцать лет.
На магнитной ленте запечатлелась история орка и мальчика.
Но без посредства Николина рассказ представал более реалистичным, откровенно шокирующим. Вся череда событий заново прошла перед Джербером, через живые воспоминания их главного участника: повествование немногим отличалось от того, что психолог уже услышал.
Начало кошмара, которое пришлось на последний школьный день перед каникулами. Присутствие в доме чужака, претендовавшего на то, чтобы его называли «дядей». Небылица насчет того, что родители уехали в трейлере, оставив сына. Запертая дверь в подвал. Исчезнувшая, потом появившаяся собака. Побег, не удавшийся по вине егеря. Нелепая записка отца, в которой объявлялось, что они с матерью больше никогда не вернутся, а стало быть, с этого момента препоручают его заботам чужого «дяди». Поляроидный снимок рыжей из бара. Безымянная женщина, которая познакомилась с орком по переписке. Их намерение создать семью. Невозможность для
