23
Спуск по наклонной плоскости со скоростью хорошего горнолыжника завершился для Маклайна тем, что он словно влетел в невидимую перину и ощутил самую настоящую космическую невесомость. А потом обнаружил, что лежит ничком на твердой ровной поверхности, по-прежнему держа в руке включенный фонарь. До его слуха не доносилось никаких звуков. Маклайн осторожно повернулся на бок, проверяя, может ли управлять собственным телом. Кажется, все было нормально. Астронавт направил луч фонаря вперед и увидел, что лежит в трех шагах от каменной стены. Он поднялся на ноги, медленно повернулся на месте, освещая все вокруг, и получил представление о том, куда его занесло. А точнее, всосало. Маклайн стоял в круглом зале диаметром, пожалуй, раза в три больше цирковой арены. Судя по скорости и времени спуска, зал находился под поверхностью планеты. Все это просторное помещение представляло собой цилиндр с плоским каменным потолком и каменными стенами высотой с пятиэтажный дом. Никаких отверстий нигде не наблюдалось, но это не значило, что входов-выходов из зала действительно нет — ведь он, Эдвард Маклайн, вряд ли попал сюда сквозь толщу камня. Потолок зала светился. Этот свет был довольно слабым, однако его вместе с лучом фонаря вполне хватало для того, чтобы рассмотреть не только верхнюю, но и нижнюю часть цилиндра. Почти все основание зала занимал круг какой-то темной неподвижной маслянистой субстанции, внешне напоминающей нефть или мазут. От стен ее отделяла кольцеобразная каменная полоса шагов в семь шириной, на которой и стоял сейчас Маклайн. Воздух был теплым, но не спертым, и от круглого озера не тянуло никаким запахом.
Маклайн попытался связаться с Каталински, но инженер молчал. Проверив, на месте ли кобура с пистолетом, командир «Арго» подошел к краю странного озерца и посветил туда фонарем. Потом осмотрелся в поисках какого-нибудь камешка, но ничего не нашел. Тогда он отцепил от пояса шлем и, присев на корточки, прикоснулся им к темной поверхности. Слегка надавил… еще… Поверхность чуть прогибалась и пружинила, и теперь было ясно, что это не мазут и не нефть.
Давить сильнее Маклайн не стал. Он выпрямился, повесил шлем обратно на пояс комбинезона и задал себе самый главный вопрос: что делать дальше?
Он не любил долгих рассуждений и колебаний. Он привык ставить перед собой четкие задачи и искать наилучшие и наикратчайшие пути их решения. Или решать задачи, поставленные другими. Командованием.
Формулирование первоочередной на данный момент задачи не составляло никакого труда: ему нужно выбраться отсюда. А вот с путями все получалось как раз наоборот: не только наилучших и наикратчайших, но и вообще каких-либо путей Маклайн не видел…
Он стоял в подземном зале и, покусывая губу, сосредоточенно смотрел на противоположную глухую стену, словно надеясь сокрушить ее взглядом. Он не чувствовал ничего, даже отдаленно напоминающего панику, и сердце его билось ровно. Единственное, что он отчетливо ощущал, — это досаду. Досаду на себя за то, что не сумел противостоять затащившей его сюда силе. Ну, и легкий налет сожаления — сожаления о том, что слишком многое не успел сделать в жизни. Не выполнил… Не вернулся… Недолюбил…
Самое страшное, что ожидало его здесь — это бездействие. Бессилие. Ведь не пробьешь голыми руками каменную толщу, и не прогрызешь зубами, и не поможет ни пистолет, ни даже артиллерийское орудие — если бы оно и было у него.
И не дай бог, Лео полезет вслед за ним и тоже влипнет. Пусть выживет хотя бы один… Хотя бы один — из пятерых…
Оставалась еще слабая надежда на это темное непонятное озеро, но Маклайн не хотел торопиться с озером. Потому что никакой другой надежды не было.
Он продолжал стоять в тишине, опустив руку с фонарем, и все так же сверлил взглядом стену — и даже не заметил, в какой момент в зале стало светлее. Подняв голову, он обнаружил, что в потолке словно зажглись несколько невидимых дополнительных источников освещения, так что все окружающее стало достаточно хорошо различимым и без его фонаря. А вновь взглянув на противоположную стену, Маклайн увидел, что на ней появились тени. Черные, глубокие, гораздо темнее камня, резкие тени. Они причудливо извивались, словно исполняли неведомый танец под неслышную музыку… Они замирали на мгновение — то одна, то другая, — и тут же претерпевали очередную метаморфозу… Они метались, складываясь в замысловатые фигуры, и фигуры эти вполне могли быть символами, несущими какую-то информацию, — но Маклайн не в состоянии был разгадать смысл этих символов. Краем глаза он уловил движение у себя под ногами и, опустив голову, увидел, что тени пляшут и на полу вокруг него. Эти тени отбрасывал он сам, но их было целых пять. И каждая из них, повторяя, в общем, хотя и гротескно, контуры его фигуры, жила своей собственной жизнью, извиваясь и перемещаясь по-своему, не так, как любая другая. Да, тени перемещались, сновали по полу и стене, сливались с черной поверхностью озерца, — хотя сам астронавт стоял неподвижно.
Маклайн когда-то видел нечто подобное. По телевизору, во время Олимпиады в Афинах. Виртуальные тени, гуляющие сами по себе. А еще в какой-то телепередаче показывали японский и, кажется, французский «теневые» проекты. Там вещи, к которым притрагивался человек, отбрасывали совершенно непохожие на себя тени: тень кухонного ножа выглядела как цветущее дерево, тень обыкновенной чашки — как распускающийся лотос… А у французов силуэт на стене и вовсе вел свою собственную жизнь: работал, ел, спал…
Но в создании таких театров теней были задействованы компьютеры, цифровые проекторы, видеокамеры, инфракрасные датчики… Неужели тут, в глубинах древнего инопланетного объекта, тоже находится всякая сложная аппаратура, не утратившая своих рабочих качеств за тысячи и тысячи лет?
Немного подумав, командир «Арго» сказал себе:
«А почему бы и нет?»
Потому что гораздо легче, гораздо привычнее предполагать, что имеешь дело с техническими устройствами, некогда созданными обитателями Марса, чем объяснять всю эту теневую круговерть магией, мистикой и прочими эзотерическими таинствами, лежащими вне пределов обычной науки. Если рассматривать явления действительности с позиции мистики, то вряд ли стоит вообще чем-то заниматься в этой жизни, — так считал Маклайн. Зачем прилагать какие-то усилия к достижению той или иной цели, если события все равно будут развиваться по непостижимым законам какой-нибудь каббалы, соединенные не цепочкой причин и следствий, а совершенно иной связью…
Маклайна абсолютно не устраивали такие взгляды на жизнь.
Тени вдали и вблизи все продолжали и продолжали вихляться, разыгрывая безмолвное представление перед единственным зрителем, и командир «Арго» был даже по-своему рад этому. Во всяком случае, наблюдать спектакль с участием многочисленных и разнообразных теней отца Гамлета было гораздо интереснее, чем изнывать от безделья в пустом зале и постепенно повреждаться рассудком от отчаяния и безысходности.
Если бы еще знать, в чем смысл этой беззвучной игры, что она означает…
В какой-то момент тени напротив, за озерцом, перестали быть тенями. Они отделились от стены, превратившись в четыре черные высокие человекообразные фигуры. Фигуры застыли у кольцевой кромки подобно мрачным статуям — и Маклайн незамедлительно вытащил пистолет из кобуры. Он не размышлял, кто или что находится сейчас перед ним и насколько вообще вероятно появление здесь, в чреве Марсианского Сфинкса, на давно безжизненной планете, каких-то живых существ. Он не размышлял — он готов был стрелять при малейших признаках угрозы. Или того, что он сочтет угрозой.
В течение нескольких долгих секунд Маклайн переводил дуло «магнума» с одной человекообразной фигуры на другую. Хотя статуи не двигались, астронавт взмок от напряжения, в любой момент ожидая неблагоприятного для себя изменения обстановки.
— Спокойно, Эд, никто тебя не тронет, — вдруг раздался негромкий голос справа от него.
Командир «Арго» вздрогнул и резко повернулся туда.
Профессиональный военный летчик и профессиональный астронавт Эдвард Маклайн никогда не страдал галлюцинациями и не видел причины, по которой вдруг начал бы галлюцинировать. Значит, то, что находилось сейчас неподалеку от него, не было галлюцинацией.
Вернее, не «что находилось», а «кто находился».
У кромки озерца сидел на каменном полу, опустив ноги в маслянистую субстанцию, человек в пурпурном одеянии, похожем на тогу древнеримских императоров. Обеими руками человек упирался в колени и, развернувшись вполоборота, смотрел на астронавта. Лицо человека — или существа, похожего на человека — было очень хорошо знакомо Эдварду Маклайну. Потому что было его, Эдварда Маклайна, лицом.
Командир «Арго» совершенно точно знал, что у него нет никаких марсианских братьев-близнецов, и потому на мгновение ощутил себя персонажем малобюджетного фильма. Но только на мгновение — для галлюцинаций не было причин, в кинофильм он тоже попасть никак не мог. Значит, перед ним действительно находился марсианин, очень способный по части мимикрии. Этакий разумный местный хамелеон. Да еще и телепат — вряд ли это создание имело возможность когда-либо изучать англо-американский…
