Я протягиваю ему бумагу. Одарив его пристальным взглядом, который, как я надеюсь, отражает мои подозрения относительно Моники, я говорю:
— Я нашла ее сложенной и спрятанной в папках с анкетами. — Я говорю: —Интересно, как это произошло…
Он берет у меня лист с заданиями.
— Хм… — говорит он, игнорируя мой последний комментарий, пока читает его. — Думаю, мы должны сделать это до отъезда.
Я киваю. Я так и предполагала. Нам наверняка придется поцеловаться хотя бы раз на матче, и если второй раз мы поцелуемся на публике, моя реакция точно выдаст весь этот фарс.
Я беру у него бумагу и читаю вслух:
— Шаг первый. Держитесь за руки, пока вы оба не почувствуете себя достаточно комфортно, чтобы двигаться дальше.
Ашер озорно ухмыляется, хватает меня за руку и заключает в объятия — это второй шаг.
— Шаг третий, — читает он, прежде чем разорвать бумагу и наклониться вперед, чтобы поцеловать меня.
Его губы легко касаются моих, это дразнящее прикосновение сводит меня с ума. Это нереальное, почти девственное чувство — снова быть поцелованной после столь долгого времени, особенно им. Какая-то часть меня думает, что я все это выдумала.
Но тут он снова прижимает к моим губам закрытый рот, на этот раз сильнее, и я открываю рот в ответ. Он застонал, отчего мои щеки покраснели, и просунул свой язык в мой рот, погладив его по моим губам. Я хватаю двумя кулаками его рубашку, прижимаясь к нему ближе, пока между нами не остается свободного пространства.
Обеими руками он обхватывает мою попку, вызывая стон, который вырывается из моего рта и устремляется в его. Когда он откидывается на спинку кровати, я следую за ним и кладу обе ноги по обе стороны от его бедер, пока не оказываюсь на нем. Одной рукой он перебирает мои волосы, углубляя поцелуй. Я с энтузиазмом отвечаю на него, прижимаясь нижней половиной к его твердой эрекции и наслаждаясь вкусом его языка.
Я отдаленно слышу приближающиеся шаги, но мне все равно. Только когда кто-то прочищает горло, я останавливаюсь. Мне не нужно оглядываться, чтобы понять, что это Моника. У этой женщины радар на такие случаи.
Я тихонько стону и прячу лицо в груди Ашера. Я чувствую, как его грудь вибрирует на мне, когда он слегка хихикает. Обе его руки все еще на моей заднице, а все мое тело по-прежнему прижато к его, что мешает сосредоточиться.
— Вам надо идти, если ты хотите успеть до начала матча, — говорит Моника, ее голос напряжен и полон тонко завуалированного неодобрения.
— Спасибо, Моника. На этом все. — Ашер делает паузу, и я слышу звук удаляющихся каблуков. — И Моника? Стучи в следующий раз, пожалуйста.
— Конечно, мистер Блэк. — В ее голосе нет искренности.
Дверь захлопывается, громче, чем нужно. Мое лицо все еще утопает в груди Ашера, когда он наклоняет мой подбородок назад, чтобы осмотреть меня. В его глазах смех.
— Думаю, мы справились с этим заданием.
Я закатываю глаза на его слова и отталкиваюсь от него. Бросив взгляд на зеркало, я вижу, как растрепано выгляжу. Я пытаюсь привести себя в порядок, но это безнадежное дело. Так хочется, чтобы Эдуардо и Томми гордились мной.
Я расчесываю волосы пальцами, когда Ашер хватает меня за руки и говорит:
— Прекрати. — Его глаза встречаются с моими в зеркале, а его свободная рука проходит по бокам моего тела, заканчиваясь на талии. — Ты прекрасно выглядишь.
Судя по тому, как он на меня смотрит, я ему верю. Уже не в первый раз после танца с ним мне приходится напоминать себе, что на самом деле мы не вместе. На этот раз я напоминаю себе, что поцелуй был просто упражнением.
ГЛАВА 24
Мужество — не просто
одна из добродетелей,
а форма проявления любой
добродетели во время испытаний,
то есть в моменты высшей реальности.
К. С. Льюис
Когда мы подъезжаем к арене и Ашер помогает мне выйти из машины, я понимаю, что мы держались за руки с тех пор, как вышли из его спальни.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Я киваю.
— Это просто… ошеломляет.
У входа стоят фотографы и выкрикивают наши имена. С тех пор как было объявлено о нашей помолвке, я засветилась в нескольких нью-йоркских блогах: я иду на лабораторную (единственное занятие, на которое я хожу) и ем с Эйми, когда мне отчаянно хочется куда-нибудь выбраться.
Но это мой первый раз, когда меня бомбардирует орда фотографов. Мне больше нравятся те, что преследуют меня издалека.
Ашер встряхивает меня, прижимаясь поцелуем к моему виску, что приводит папарацци в бешенство громкими щелчками.
— С тобой все будет хорошо. Дыши.
Я делаю глубокий вдох и натягиваю на лицо улыбку. Мы с Ашером стоим бок о бок, его рука обнимает меня за талию. Следующие несколько минут я терплю крики папарацци и действительно следую их советам по позированию…
Пока кто-то не кричит:
— Ты беременна? Поэтому вы уже помолвлены?
Я резко вдыхаю, когда тело Ашера напрягается. Клянусь, я слышу его звериное рычание. После этого все происходит быстро. Ксавье идет позади нас, а Доминик — впереди, пока мы прокладываем себе путь через папарацци, и время для фотографий явно закончилось.
Когда мы выходим на арену, нас встречает самодовольный Рене.
— Поздравляю с ребенком, — говорит Рене.
Теперь я понимаю, почему Ашер так долго ждал, чтобы вывести нас на публику. Мы были слишком новыми. Черт, комментарий папарацци — доказательство того, что мы все еще слишком как новая пара. Прошло едва ли больше четырех месяцев с тех пор, как мы объявили о помолвке в октябре, и всего пять месяцев с тех пор, как мы якобы начали встречаться — хотя мне кажется, что прошла целая жизнь с того момента, как я впервые побывала в «Бродяге».
— Нет никакого ребенка, — говорю я с трудом, хотя мне и не нужно было этого делать. Я была худой, когда Рене познакомился со мной, и много месяцев спустя я все еще худая.
Он просто ведет себя как мудак.
Ашер сжимает мою руку, и я снова сдерживаю свой гнев.
Знакомая блондинка рядом с Рене делает шаг вперед.
— Ашер, дорогой, не будь грубым. Разве ты не собираешься представить меня своей будущей невесте?
Она говорит это с таким сарказмом, что я восхищаюсь тем, что Ашер не сорвался, хотя удивляться не стоит. Эмоции Ашера заперты в крепости. Если он этого не хочет, невозможно понять, о чем он думает. Меня шокирует внезапное осознание того, что Ашер доверился мне раньше, чего, как я подозреваю, он никогда не делал ни с кем другим.
Это не по-настоящему.
Это не по-настоящему.
Это не по-настоящему.
— Прости меня, — говорит Ашер, его голос звучит снисходительно и выводит меня из оцепенения. — Виола, это Люси. Детка, это Виола, жена Рене.
Мы пожимаем друг другу руки, и мне становится не по себе от ее хватки. Я помню, как она стояла рядом со своим мужем в «Бродяге» в тот вечер, когда мне объявили о помолвке. Виола Туссен — великолепная женщина, чья красота кажется нестареющей. В ней чувствуется элегантность, начиная с манеры одеваться и заканчивая тем, как ее волосы убраны в непринужденный шиньон. Единственный признак ее возраста — слегка морщинистые руки.
— Приятно познакомиться, Виола, — лгу я.
Мы вчетвером, плюс Ксавье и охранник Ашера, идем дальше на арену. После того как мы прошли дальше, я едва могу сказать, что мы находимся в помещении. Все полы с искусственным покрытием, и даже естественный свет ярко светит через стеклянные потолки.
Единственным признаком того, что мы находимся в помещении, является умеренная погода. В то время как на улице прохладно — десять или около того градусов в марте, здесь комфортно — двадцать один. Я успеваю снять пальто и оставить его в гардеробной.
Мы с Ашером следуем за Рене к палатке с надписью "Блэк Энтерпрайз". Как один из основных доноров, компания «Блэк Энтерпрайз» выделила целый шатер для своего правления и их гостей. Я с облегчением вижу, что Моники там нет. Наверное, она все еще зализывает свои раны.
