— Надо поблагодарить Скелета, хороший дяденька, — сказал я. — Не жадный, мне это в людях нравится. Только мы уже пришли, рядом уже. С чего вдруг поворачивать?
Ни хрена я не понимаю. Один дурак, вторая дура, что мне с ними делать?
— Да, Алис, мы на самом деле пришли уже, — Егор кивнул в сторону собаки. — Вон, видишь?
Алиса сощурилась.
— Какой-то черный бобик… — сказала она. — Или жучка, отсюда не видно. Это что, и есть ваша серебряная собака?
Егор кивнул.
— Сплошное уродство, — Алиса плюнула. — Это и есть цель?
— Да. За ней вход к детектору. Все началось именно здесь, под ногами…
— Ладно. Если мы уже на месте… Вперед. Тем интереснее.
Алиса зевнула.
— Жарко-то как, вот уж не думала… То есть это точно там?
— То есть это тут, — сказал я. — Мы пришли.
— А что будет, когда ты взорвешь эту самую бомбу? — спросила Алиса.
— Нижнее Метро будет уничтожено, — ответил я. — Кольцо разомкнётся. Брешь закроется…
— А если не закроется?
Надоело. Искушает. Они все время меня искушают, хотят, чтобы я отвернул, хотят сбить меня с пути. Скелет, Алиса просто искусители. Но я-то не отверну.
— Если не закроется? Если ничего не изменится?
— Посмотрим.
— Пошмотрим… — передразнила Алиса. — Совсем тебе плохо, Рыбинск? Еле живой ведь…
— Ничего, мне хватит.
— Хватит ли? Местечко-то не очень, одна трупятина…
Алиса плюнула в дохлого волкера.
— Самой сдохнуть хочется, на это все глядючи…
Из рюкзака Егора высунулся поганец, понюхал воздух.
— Жук, — Егор щелкнул волчеренка по носу. — Он на жука похож, я однажды такого видел. Слышь, Дэв, а они случайно не из жуков вырастают?
Я пожал плечами.
— Из жуков, ага, — ядовито сказала Алиса. — Из дураков они вырастают, вот что. Это я точно знаю. У нас один такой жил, дурак дураком, всем свое хозяйство показывал. Демонстрировал то есть. И додемонстрировался — парша на нем особая поселилась, бурая, как вчерашняя блевотина. И через каких-то двадцать дней этот демонстратор стал вот таким вот блевоидом. Вы все станете такими. И я стану, я уже давно это поняла. И смирилась. Я как первый раз Рыбинска увидела, так сразу поняла — от него не отделаться. Первое время меня это пугало, а потом привыкла. И ты, Прыщельга, я гляжу, уже привык. А почему здесь всюду мертвечина?
— Они дохнут от воздуха, — объяснил Егор. — Наш воздух один из десяти выдерживает, остальные мрут…
— Как всмятку все… Их сверху, что ли, сбрасывают?
Алиса задрала голову.
Неоткуда им было падать, неоткуда, надо было мне догадаться, тупому…
Но я изменился. За время своего пребывания в Москве, за последние годы жизни. Перестал видеть. Смотреть смотрел, видеть не видел. Слишком много трупов. Слишком часто я их видел, успел привыкнуть, глаз замылился совершенно. Надо было догадаться — недавний китаец не только засох, он еще и расплющен был, голова в блин, и это не просто так, стоило догадаться, стоило…
Но Алиса с Егором стали болтать о шоколадных трубках, Алисе рассказывал про них очередной «один идиотик с востока», а Егор даже вроде как пробовал, отыскав на дальней полке своего магазина нетронутую коробку. Алиса утверждала — нет ничего лучше этих трубок, она знала нескольких человек, они клялись, что поедание трубок было лучшим воспоминанием в их жизни. Егор отвечал, что трубки, конечно, ничего, вкусные, но вот он пробовал червяков из белого шоколада и с кишками из карамели и перца, так вот, трубки с этими червяками ни в какое сравнение не идут. В слоне у него, кстати, припасена для зимних праздников заветная коробка. Только где теперь этот счастливый слон, вряд ли его удастся отыскать во всей этой разрухе, а то бы он угостил Алису этими чудесными червяками.
Я шагал первым. Слушал их болтовню про сладких червяков, шоколадные трубочки и смотрел на черную серебряную собаку. Уже совсем рядом, видны разрозненные буквы на постаменте, не складывающиеся в слова, красный мох, процветающий в трещинах, и другие трещинки, на морде пса, такие мелкие, что их можно было спутать с паутиной. Пришли.
Еще сумрак, снова китайский, с вывернутыми конечностями, зубы вывалены наружу, и лежит мордой в камни, и я снова не подумал, дурак, полный, закругленный дурачина…
Я прошел мимо, едва не запнувшись за ногу сумрака, Алиса засмеялась за спиной, и Егор тоже захихикал и замолчал. Что-то брякнуло, и будто зубы щелкнули.
Обернулся, так резко, что стрельнуло в шею. Егора не было. Растворился. А Алиса смотрела вверх и делала шаг, нога зависла…
Рогатка. Я прошел по рогатке, взвел механизм, Егор вступил на него после меня, и его выбросило вверх.
И тут же в рогатку вступила Алиса, потеряла равновесие и сделала шаг.
Все это произошло стремительно, наверное, меньше чем за секунду, только оглянуться успел…
Алису толкнуло вверх. Несильно, метра на два, заряд рогатки истратился на Егора, Алиса шмякнулась и почти сразу поднялась, схватилась за руку, сморщилась.
Я смотрел вверх. Егора не было, видимо, его вышвырнуло в сторону и далеко.
— Где он?! — крикнула Алиса.
Я не знал. Мне было страшно. Глупо. Почти дошли ведь, совсем рядом, пара сотен метров… Дурак.
В голове звенело. Я был растерян. Это ведь совсем не то, чего ожидал я, так глупо попасться…
— Надо искать! — крикнула Алиса. — Он где-то рядом! Рогатка далеко не отбрасывает, он валяется где-то тут! Дэв, чего сидишь? Искать! Я налево, ты направо!
Алиса захромала налево. Я направо. Торопились. Когда-то здесь цвел парк. Камней мало, совсем нет разрушенных стен, зато перевернутые скамейки, раньше в парках много их стояло. А еще железные штуки, состоящие из труб, то ли древние скульптуры, то ли для детей игрушки. Деревья, обгоревшие и от этого закаменевшие в раскоряченных позах. Фонарные столбы, согнутые, как паленые спички. Кустов много.
Я спешил. Рогатка, наверное, самая смертельная дрянь, после падения с высоты мало кто выживает, человека как сквозь мясорубку протягивает, руки-ноги в разные стороны.
На Егора наткнулся быстро. Он лежал возле большого круглого камня, обнесенного столбиками с цепью. Наверное, это был памятный камень, раньше такое устанавливали в честь важных событий, тут тоже, видимо, что-то выдающееся случилось. Нехорошо так лежал, подвернув голову совершенно неправильным образом, в сторону и одновременно под себя. Шея выкручена. Руки сломаны. Ноги.
Все сломано. Я хотел попробовать поднять его, испугался, ворочать сломанные кости не стоит. А что стоит… Надо пощупать пульс. Страшно…
Рядом с Егором будильник Всмятку. Стекло разбилось, корпус сплющился, наружу выползли пружины и шестеренки…
Но Прыщельга сумел дотянуться до своего будильника, сумел положить руку… Ногтей у него нет, кровь течет из-под пальцев…
Рюкзак на спине, не сорвало, завязки не распустило, внутри шевелилось, перекатывалось, старалось, было похоже, что это шевелится горб. Я наклонился, распустил ремешок, показался волкер, Жук. Целый, невредимый, глаз блестит, настроение хорошее. Выбрался, протопал по Егору, свалился, стал смешно перебирать лапками, пытаясь подняться.
Пощупать пульс, надо срочно пощупать, почему у него кровь из-под пальцев…
Сел. На скамейку. Под столбом. Кажется, все. Готов. Точка.
Показалась Алиса, замерла, как один из этих оплавленных столбов. И тоже долго смотрела, то на меня, то на Егора, грызла губы, затем сказала:
— Да… Ты что сидишь болваном? Надо ему помочь!
Рука у Алисы распухла, но вроде шевелилась, значит, не перелом, ушибла просто.
— Дэв?!
Я потер виски.
— Дэв! А, ладно…
Алиса перевернула Егора, он был совсем разваленный, точно его изрубили изнутри и эти изрубленные кости загрузили в мешок из мяса. Алиса попробовала расстегнуть молнию на дурацкой пуговичной куртке, напяленной поверх комбинезона, но молнию переклинило, Алиса дергала, замок не сдвигался, голова у Егора тоже дергалась. Алиса ругнулась, выхватила нож, попыталась разрезать куртку сбоку. Брызнули пуговицы, золотые и серебряные, куртка не поддавалась, Алиса всхлипнула. Собралась, укусила себя за руку, сосредоточилась.
Со второго захода она куртку распорола. И китайский комбинезон, усиленный бронепластинами, и грязную футболку с непонятными надписями, добралась до бледного тела.
Сердце стала слушать. Долго, а когда подняла голову, я увидел — щека и волосы в крови перепачканы, и руки.
— Жив, — сказала Алиса. — Сердце бьется!
Она села рядом со мной, вытерла руки о куртку. Жук принялся лизать ладонь Егора.
— Кровотечение небольшое, — сказала Алиса. — Царапина на плече глубокая, кровь оттуда. Можно зашить.
И снова поглядела на меня.
— Зашей, — сказал я.
Алиса достала коробочку с иголками. Пальцы у нее дрожали, нитки не могли попасть в ушко, сколько Алиса ни старалась, иголка в конце концов сломалась. Алиса высыпала на ладонь остальные, сжала пальцы, сквозь кулак проступило железо. Алиса ругнулась и стала выкусывать и выплевывать иглы.
