один с врагом, погрузить с головой в воду, пройти через огонь, вылить на грудь кипящее масло или выпить яд. Если вы выйдете из этих испытаний с минимальными повреждениями, значит, вы невиновны, потому что Бог защитил вас. Примеры таких испытаний имеются в разных культурах, например, они зафиксированы в законах древневавилонского царя Хаммурапи, принятых в 1750 году до н. э. Один из них, например, предписывает испытания водой[212]:
Если кто выдвинет обвинение и обвиняемый пойдет к реке и прыгнет в нее, то, если он утонет, обвинитель должен забрать все имущество его дома. Но если река докажет, что обвиняемый невиновен, и он избежит вреда, выдвинувший обвинение будет повинен в смерти, а прыгнувший в реку должен забрать имущество дома, принадлежавшего его обвинителю.
Что и говорить, дрожь пробирает! Но давайте мысленно и разнообразия ради бросим в воду труп, причем не в реку, а в океан. Если труп всплывет лицом вверх, это будет доказательством того, что Бог принял душу этого человека и он попадет в рай, где его невиновность будет вознаграждена сторицей. А если всплывет лицом вниз, значит, он виновен по всем пунктам обвинения и в рай не попадет.
Чепуха? Вовсе нет. Например, в 48 главе описания путешествия Магеллана вокруг света, сделанного его соратником, итальянцем Антонио Пигафеттой[213], последний повествует о двух особо тяжелых месяцах в море без свежей пищи и воды. По обычаю того времени умерших членов экипажа выбрасывали за борт. Пигафетта описывает сцену, напоминающую испытание водой:
Полных два месяца без отдыха мы непрерывно плыли на север, и за это время 21 человек скончался от голода. Когда мы опускали в море их трупы, христиане пошли ко дну с лицами, обращенными вверх, а индейцы – с лицами, обращенными вниз.
Либо Антонио это видел собственными глазами, либо он пал жертвой предвзятого отношения к язычникам и поверил на слово очевидцам. В любом случае, если вы собираетесь прибегнуть к подобному доказательству для установления вины живых людей, тогда, чтобы все вышло, как задумано, все испытуемые должны быть христианами. А что, если нет? Тогда испытуемые умрут и не попадут в рай, даже если невиновны.
Почему бы не выносить вердикт на основе доказательств, тем более что доказательства всегда приводятся обвинителями, с тем чтобы убедить судью или судей? Но предположим, что вы обвиняемый, а судья почему-либо питает к вам неприязнь. Предположим также, что вы невиновны, но никто вас не защищает. В этой ситуации доказательства будут убедительными только в том случае, если люди, изучающие их, понимают, на чем они строятся, и заботятся лишь о том, чтобы восторжествовала правда.
Справедливости ради стоит признать, что синьор Пигафетта в ту донаучную эру, то есть в 1500-х годах, был настоящим джентльменом. Как уже отмечалось, в науке проверка гипотез современными методами не осуществлялась вплоть до 1600-х годов. До этого времени натурфилософы (сегодня мы их называем учеными) декларировали некий постулат, который им казался истинным, совершенно не думая о более поздних временах, когда на замену предположениям придут эксперименты и наблюдения. Не люди, но природа – сама Вселенная – стала в науке одновременно высшим судией, присяжными и экзекутором. Натуралист XIX века Томас Генри Гексли выразил то же более прямолинейно[214]:
Великая трагедия науки в том, что уродливый факт способен погубить красивую гипотезу.
Почему бы право выносить вердикт не предоставить общественности? Тогда вердикт больше не будет зависеть от настроения судей. Но позвольте, ведь общественность – это не что иное, как толпа, а толпа может повести себя совершенно иррационально. Правосудие толпы – это, по большому счету, призыв к линчеванию. Разве мы не видим, как сегодня интернет-толпы «линчуют» блогеров за их высказывания? Именно таков суд общественного мнения, но не таков закон. Это всего лишь подсчет голосов людей, высказывающихся «за» или «против», когда они взвешивают, правда ли то, что им говорят, и должно ли это быть правдой, хотя самой правдой здесь чаще всего и не пахнет. Чтобы выяснить, что есть правда и правда ли то, о чем пишут, требуется всесторонне изучить вопрос.
Но у меня есть идея получше. Давайте соберем самых обычных людей, не слишком много, но и не слишком мало, и познакомим их с доказательствами, говорящими как в пользу, так и против обвиняемого, предоставив им право судить, виновен он или нет. Тем самым мы избежим прихотей деспота, предвзятого отношения со стороны судьи, жестоких испытаний и стихийного безумия толпы. Предположим также, что в состав коллегии присяжных входят люди, которые по тем или иным причинам вас недолюбливают. Или предположим, что в силу положения или принадлежности к другому классу присяжные не понимают обстоятельств вашей жизни. Так что, возможно, им до вас нет никакого дела. Что тоже очень плохо.
А вот еще идея. Пусть коллегия присяжных состоит не из случайных людей, а из равных вам. Так, у вас есть все шансы на справедливое разбирательство дела, поскольку предвзятое к вам отношение в этом случае сводится к минимуму, хотя, возможно, здесь предвзятость может быть и в вашу пользу, если вы действительно виновны. Короче говоря, это вполне приемлемый риск, как декларировал английский юрист Уильям Блэкстон в 1760-х годах[215]:
Лучше пусть десять виновных избегнут наказания, чем пострадает один невиновный.
Вот мы и подошли к тому, что лежит в основе современной системы правосудия в западном мире: суд присяжных, равных вам. Оставляя в стороне закон Линча, который применялся в Америке более 100 лет, с 1830-х годов, давайте рассмотрим шестую поправку к конституции США, которая была ратифицирована в 1791 году и воплощает в себе стремление встать на защиту обвиняемых:
При всяком уголовном преследовании обвиняемый имеет право на скорый и публичный суд беспристрастных присяжных… право быть осведомленным о сущности и основаниях обвинения, право на очную ставку со свидетелями, дающими показания против него, право на принудительный вызов свидетелей со своей стороны и на помощь адвоката для своей защиты.
Эти идеи уходят своими корнями в далекое прошлое, во времена до Великой хартии вольностей (принята в 1215 году, в царствование Иоанна Безземельного), ограничивавшей права монарха. В ней, в частности, декларируется, что ни один свободный человек не может понести наказание без «признания вины коллегией присяжных равного с подсудимым статуса»[216]. Этим принципам наша система правосудия продолжает следовать и сегодня. В теории справедливого судебного разбирательства заслуживает любой человек независимо от социального статуса, но на практике какой-нибудь очень известный адвокат способен склонить мнение присяжных в выгодную для себя сторону, что
