— Не знаю, — сказала Нелл. — Она все еще собирает факты. Такие люди, как она, теории формулируют уже потом.
— Разумно.
— Рада слышать это от тебя, — сказала Нелл. — Потому что я тоже собираюсь заняться этим — то есть сбором фактов. Если ты, конечно, можешь мне помочь.
— Чем же, например?
— Ну, например, откроешь мне, что Бобби рассказывал тебе о пленке.
Вероника смотрела будто бы сквозь нее, и понять, какие чувства она испытывает, не представлялось возможным.
— Еще тогда, — добавила Нелл. — Может, какой-то намек, какое-то предположение. Может, в тот момент ты и не поняла, насколько это важно, а сейчас понимаешь.
— Ну, раз уж мы заговорили о предположениях, то, может, и ты что-то слышала. — Теперь-то ее взгляд можно было прочесть как открытую книгу. И содержание этой книги встревожило Нелл.
— Нет, — ответила она.
— Нет? И все? Может, был какой-то намек в твоей ситуации? Намек, который ты поняла лишь сейчас?
— Ничего подобного не было. Я бы тебе доверилась.
— Да? И почему же?
— Потому что ты имеешь право знать.
Вероника опять покачала головой. В этом жесте чувствовалась некая древняя предрешенность, как будто люди испокон веков обозначали таким образом безнадежный исход.
— Я была бы счастлива, обладай я этим правом. Но я родилась в Бельвиле. Вся моя семья отсюда родом, все предки. Поэтому я понимаю, что тут к чему.
— В смысле?
— Структура власти не меняется. — Вероника встала и вышла на поле. — Ничем не могу помочь. Мне очень жаль, ты мне всегда нравилась и нравишься до сих пор. Но именно этого я и боялась.
— Чего? Чего ты боялась? Что, по-твоему, случилось?
Но Вероника уже не говорила с ней. Она хлопнула в ладоши:
— Так, все по своим местам. — С этими словами она взялась за биту.
Когда Нелл вернулась домой, «миата» стояла на подъездной дорожке. На кухне Нора увлеченно поедала мороженое прямо из коробки. Нелл приятно было видеть, что ее дочь опять нормально питается. До того приятно, что она едва не предложила ей тарелку из буфета: худоба Норы по-прежнему казалась болезненной. И всего на одно мгновение, в тишине кухни, Нелл подумала, что, несмотря ни на что, счастливый финал вполне возможен.
— С каким это вкусом? — спросила она.
— Хороший вопрос. — Нора перевернула коробку и прочла на этикетке: — «Кофе с молоком». Хочешь?
Нелл абсолютно не хотела есть, но почему-то согласилась и взяла ложку. Села рядом с Норой, зачерпнула из коробки. Со всех сторон к ним подступало оцепенение, словно время решило приостановиться и дать матери с дочерью застыть в единении.
— М-м-м. Вкуснятина.
— Мне больше всего нравится глазурь, — сказала Нора.
— Мне тоже.
— Хруст-хруст, — сказала Нора.
Нелл удивленно покосилась на нее, но ничего необычного не заметила.
— Ездила в город?
— Ответ положительный.
— И как?
— Жалоб нет.
— Нашла себе какое-нибудь интересное занятие?
— Да просто отвисала.
— И с кем?
— С Джо Доном.
— Как у него дела?
— Нормально.
— Расскажи мне о нем, — попросила Нелл. — Что он за человек?
— Хороший человек. — Нора, как будто призадумавшись, постучала ложечкой о зубы. — Очень хороший.
Нелл улыбнулась.
— Продолжай.
Взгляд Норы метнулся к ней, но сразу же отплыл куда-то в сторону. Оцепенение спадало, и тело Норы стало явственно напрягаться.
— Мам, можно задать тебе один вопрос? Ты любила моего отца?
— Конечно.
— Больше, чем своего нынешнего мужа?
— Моего нынешнего мужа? — Теперь исчезла и надежда на счастливый финал. — Почему ты называешь его…
— Меньше? Или так же?
— Я не…
— Ну, мама, отвечай: его ты любила больше, меньше или точно так же? Это же легко. Как школьный тест. — Голос Норы повысился до визга, в нем зазвучали истерические нотки. И только теперь Нелл заметила, какие у нее красные глаза. Должно быть, девочка плакала. Нелл осторожно тронула ее за плечо, но Нора отскочила.
— Нора, я тебя прошу… Что с тобой происходит? Что вообще происходит?
— А ты не знаешь, да? Почитай «Гамлета». — Нора выбежала из кухни, громко хлопнув дверью.
Почитай «Гамлета»? Что она несет? Нелл поднялась наверх и постучала в ее комнату.
— Не входи.
— Я любила твоего отца, — сказала Нелл сквозь дверь. — Конечно, я его любила. Но зачем их сравнивать?… Почему это так важно для тебя?
Ответа не последовало. Это было невыносимо. Нелл повернула ручку, толкнула дверь от себя. Нора стояла у шкафа и, как ненормальная, швыряла одежду в чемодан.
— Что ты делаешь?
— Больше, меньше или так же? — спросила Нора, не оборачиваясь. Домашняя кофта, джинсы, симпатичная шляпка из «Городской моды» — все это летело мимо чемодана и приземлялось на полу. — Больше, меньше, так же? Больше, меньше, так же?
— Зачем это тебе?! — воскликнула Нелл. — Какая разница?
Нора повернулась к ней. Все ее тело дрожало.
— Как ты можешь спрашивать такое?! Ты что, дура?!
Теперь задрожала и Нелл.
— Перестань! Что бы ты ни вбила себе в голову, перестань немедленно! Это не может продолжаться…
— Что я вбила себе в голову? Кто убил моего отца, вот что! А ты?…
— Меня это тоже беспокоит. Разумеется, меня тоже…
— И? Что-нибудь придумала?
— Я… — В горле у Нелл встал комок. Само тело отказывалось называть вещи своими именами.
— Ты мне омерзительна, — сказала Нора. Она резким движением застегнула чемодан и ринулась к двери. Из чемодана свисал смятый шелковый рукав.
— Что ты делаешь? — Нелл заслонила проход, и девушка слепо врезалась в мать.
— А теперь, дамы и господа, поединок между мамой и дочкой!
Такое даже представить невозможно. Нелл отступила. Нора прошла мимо, не прикасаясь к ней.
— Куда ты? — крикнула Нелл ей вслед.
Нора ответила уже с лестницы:
— В этом доме я ночевать больше не могу.
Через минуту Нелл услышала, как заводится «миата». Что ей делать? Норе девятнадцать лет, она взрослый человек. Все члены ее семьи по очереди уходят от нее. Нелл осталась в комнате дочери одна. И компанию ей, опустошенной, заброшенной, дрожащей всем телом, составляли лишь плюшевые игрушки на полках и обезьяны, раскачивавшиеся на трапеции под потолком.
Хотя нет. Не только игрушки. Остались еще школьные книги Норы. Нелл понадобились считанные секунды, чтобы найти «Гамлета». Пролистав несколько страниц, она нашла нужное место:
Мне кажется? Нет, есть, я не хочуТого, что кажется. Ни плащ мой темный,Ни эти мрачные одежды, мать…[21]
На полях — заметка Норы: красные чернила, аккуратный почерк, широкие и как будто веселые буквы. «Что не так с матерью Гамлета?»
И чуть ниже — ответ: почерк другой, резче. «То, что она шлюха».
Глава 26
Ночь. Тепло. В воздухе плавают приглушенные звуки. Со своим идеальным слухом Пират не упускал ни одного: женский смех, звон льдинок в стакане, гул пролетающего самолета — из тех, которые летают очень высоко и направляются куда-то в Париж, или в Рио, или еще в какие-то места, где Пират не бывал и не хотел побывать. Он нажал кнопку на диктофоне Ли Энн и произнес: «Благословил последние дни более, нежели прежние. Тысяча ослиц», — после чего послушал себя в записи. Поглазел на автобусную остановку в ожидании индианки в откровенном наряде, но она так и не появилась. Автобусы тоже не ходили. Страдая от переизбытка энергии, он решил прогуляться и очутился в «Красном петухе».
— «Калуа», — попросил Пират. — Со льдом.
— Сию минутку, — откликнулась официантка. Эту он не знал. Некрасивая, плоскогрудая, она абсолютно ему не запомнилась. Несмотря на богатство (да, он богат!) и свободу, настроение было паршивое. Пират попробовал представить, чем бы он сейчас занимался в тюрьме. Скорее всего, валялся бы на нарах, теребил закладку в Библии, ни о чем не беспокоясь. Он глянул на пустую сцену. Ему нужна была музыка.
— А когда начнут играть? — спросил он у официантки, когда та принесла ему заказ.
— Сегодня никто не играет. Вторник же.
— И что с того?
— По вторникам концертов нет.
Настроение ухудшилось.
— Давайте двойную порцию.
Она в растерянности уставилась на стакан. Чего тут теряться? Пират разозлился.
— Хотите, чтобы я еще сюда долила? Боюсь, это невозможно.
— А что возможно?
— Могу принести вам еще один стакан.
— Двойную порцию?
— Если хотите.
— Хочу.
Он выпил и одинарную, и двойную. Злость прошла, а вот энергия по-прежнему не находила выхода. Пират отлучился в туалет, где умыл лицо холодной водой и взглянул на себя в зеркало. Ай да красавец: и повязка при нем, и серьга — ни дать ни взять пират. Это его немного развеселило. Расплатившись и оставив щедрые чаевые, он вышел из клуба — прямиком в ночную тьму.
