– Наверное, тормоза не сработали, – вздохнул Марк. – Бывает.
– Не бывает! – Настя испуганно оглянулась на дверь и, подавшись вперед, зашептала: – Он медленно ехал, понимаешь? Ему надо было только спуститься на несколько метров… и потом… я слышала звук удара. Вернее, сначала шум мотора, потому что еще машина пошла по дороге, я пониже пригнулась, черт их знает, может, у них штрафуют за хождение в кустики. Был рев мотора, а потом удар… Я выглянула – за поворот уходил темно-синий джип. Только потом прозвучал взрыв.
Марк, вытаращив глаза, смотрел на девочку. Он видел, что она напугана, кусает губы, пытаясь не расплакаться. Может, это последствия шока? Вот Лана все время спит, а эта сочиняет. Хотя… надо признать, сочиняет довольно связно…
– И я думаю, что виноват этот мужик… Николо. Он так злобно на меня смотрел. А когда я пришла в дом, ну, меня привез полицейский… карабинер, они все пялились на меня, как на привидение. Были уверены, что я тоже умерла. И я подумала… черт с ними, с деньгами… вдруг они и нас достанут? Лучше быть бедными, но живыми… и маму жалко…
Марк подошел, сел рядом. Настя прижалась к его плечу и тихо заплакала.
– Не бойся… – говорил он тихо. – Все позади. Ты цела, и это самое главное. Ты правильно рассудила: лучше быть живыми и бедными, чем мертвыми и богатыми. Я и мама прилично зарабатываем, так что совсем уж безысходная бедность нам не грозит… Хочешь, поедем этим летом в круиз? Я рекламу видел: белый-белый пароход, заходит в разные порты, ты увидишь и Неаполь, и Барселону, и побережье Франции… Хочешь?
– Да. – Настя села прямо, вытерла лапкой нос и спросила: – А бассейн там есть?
– Два.
– А дискотека?
– А то!
– Класс! Лизка умрет от зависти! Ну, я ей привезу что-нибудь.
Некоторое время они сидели молча, мечтая о белом пароходе и спокойной жизни. Потом Настя вздохнула и голосом тети Раи сказала:
– Лучший отдых – это труд. Поэтому не стоит сидеть сложа руки. Не знаешь, тут можно купить приличную бумагу и сепию? Или, может, акварель?
Марк возразил: какой смысл покупать здесь неизвестно что – вот приедем хотя бы в Рим, а лучше домой… Еще никогда в жизни его так сильно не тянуло на родину. Да, Москва чертовски криминогенный город, отморозков там хватает, но на этом райском, залитом солнцем острове тоже, как выяснилось, не ангелы живут. Он вспомнил тяжелый взгляд Николо, испуганные глаза женщины, стоявшей на крыльце, напряженное лицо врача… да, тут явно было нечто большее, чем смерть старика, вполне ожидаемая для человека его возраста. «Надо сматываться отсюда!» – вопил инстинкт самосохранения, а Марк всегда прислушивался к своим инстинктам, путая их иной раз с голосом разума. И в этом нет ничего зазорного, уверяю вас. Вы сами часто отличаете одно от другого?
Честно сказать, Марк испытал огромное облегчение, когда понял, что Насте не стать богатой наследницей. То есть, с одной стороны, он, конечно, жалел об упущенных возможностях, но… теперь у них были все шансы стать нормальной семьей – без лишних денег, которые могли бы встать между ним и Ланой, без сумасшедших планов. Пожалуй, так оно лучше. Вернутся домой, летом поедут в отпуск, как все люди… На жизнь и образование Насти они всегда заработают, а богатство… как говорится, не в деньгах счастье. «В Москву, домой», – думал Марк, едва не подпрыгивая от нетерпения.
Они все же задержались. Настя твердо сказала, что хочет проводить деда в последний путь. Она так и выразилась – «в последний путь». Марк вздернул брови, но не нашелся что возразить. Кроме того, с разрешения полиции на местном же кладбище похоронили Вадима.. Они сочли своим долгом проследить, чтобы все было сделано должным образом, пришли на могилу, бросили по горсти земли… Но, испытывая естественную жалость, горя они не почувствовали. Другое дело – похороны князя. И Лана и Марк были поражены тем, как глубоко переживает Настя. Девочка вела себя так, словно потеряла человека, которого давно и хорошо знала. Утром она устроила матери форменный скандал, выяснив, что в их совместном гардеробе нет ни единой черной вещи. Марк попытался вмешаться, но позорно бежал, провожаемый фразами типа:
– Не лезь! Не твое дело! Иди лучше магазин поищи! Вечно эти мужики навязываются!
На шум прибежала хозяйка и, каким-то неведомым способом выяснив, в чем проблема, притащила Лане черную кружевную шаль, очень красивую. Насте она выдала черный крепдешиновый платок. Девочка, очарованная кружевом, пыталась совершить обмен, но тут уже упрямство проявила сеньора Леони. Она вернула шаль на плечи Ланы и погрозила Насте пальцем. Та кивнула, и ссора была забыта. Надо сказать, сеньора Леони, хозяйка комнат, в которых они жили, и сеньора Чиарелли – владелица кафе и магазинчика – всячески опекали Настю. Они явно пытались ее откормить, время от времени щупали тонкие руки девочки и неодобрительно качали головами.
– Я чувствую себя поросенком, которого собираются забить к Рождеству, – жаловалась Настя, уплетая порцию спагетти, на которую Лана взирала с ужасом.
Готовила сеньора Чиарелли божественно, тут спорить было невозможно. Все время, не занятое едой, Настя занималась рисованием. Она рисовала деревушку, любимый фикус сеньоры Леони, виллу князя, которую хорошо было видно с дороги, горы, закат и восход солнца. Ну, с закатом было просто, а вот ради восхода девочка поставила будильник на мобильном телефоне, который разбудил всех, кроме самой Насти. Маме пришлось расталкивать соню, чтобы она успела добежать с альбомом до старой конюшни на краю деревни, с крыши которой открывался прекрасный вид. А поскольку Марк по-прежнему не чувствовал себя в безопасности в этом мирном селении и его буквально преследовало воспоминание о запахе гари и мрачном взгляде Николо, он по большей части везде ходил за Настей, боялся отпустить девочку одну. Так что ему тоже пришлось встречать восход на крыше старой конюшни.
Они возвращались в Москву долго, потому что пришлось заезжать в посольство в Риме и оформлять должным образом свидетельство о смерти Вадима.
Всю обратную дорогу Лана была бледной, почти ничего не ела, периодически начинала всхлипывать. Марк встревоженно смотрел на любимую женщину. «Пожалуй, надо отвести ее к тете Симе, – думал он. – Это весьма похоже на нервный срыв, что, конечно, немудрено, я сам чуть не поседел, но все же как-то надо бороться». Они уже взлетели, обласканные родным «Аэрофлотом», и взяли курс на Москву, когда Марк заметил, что жена опять кусает губы, чтобы не расплакаться. В голову закралось нехорошее подозрение, что она оплакивает Вадима, потому что все еще любит его, и Лана, перехватив его взгляд, поняла, о чем он думает.
– Ты дурак! – процедила она сквозь зубы. – Я плачу не потому…
