— Как все медленно, — раздался рядом с ним чей-то голос.
— Любители, только и всего. Вот канадцы умеют играть в хоккей, а ирландцы — только в регби.
— Вы канадец?
— Да, из Оттавы. Болею за «Сенаторз».
— А я поклонник «Калгари Флеймз», хоть и ирландец.
— Да что вы?! Они по шайбе попадают с десятого раза. Лучше бы им надеть на задницы вратарские маски. Ладно, хоть вы ирландец и болеете за «Флеймз», но разрешите предложить сам кружку пива.
— Согласен, если вы потом разрешите вашему покорному слуге сделать то же самое.
— По рукам. Только фотографироваться с вами не стану. Если привезу такое фото в Оттаву, то мне мало не покажется.
После нескольких кружек ирландец поведал, что его зовут Микки Кунан и он перебрался в Берн шесть лет назад.
— Работаю день и ночь, чтобы привезти сюда семью. Здесь мои сыновья смогут получить хорошее образование. Ведь дети заслуживают этого.
— Знаешь, Майк, у меня нет детей. Я пока что холост, но когда-нибудь мне встретится подходящая канадка, католичка и болельщица «Сенаторз». У нас будет много-много детей, — разговорился Фесснер под воздействием алкоголя.
Около четырех утра Кунан предложил канадцу напоследок заскочить в известный ирландский бар на Муртенштрассе, рядом с которым велось строительство. Фесснер согласился, и оба, спотыкаясь, покинули заведение. Пьяный канадец не заметил, что его новый приятель поигрывает чем-то вроде пластмассовой палки.
Оба сели в потрепанную «Ладу» Кунана, и машина тронулась с места. Вскоре ирландец остановился на плохо освещенной улице, вышел сам и помог выйти сильно опьяневшему Фесснеру.
Отец Спиридон Понтий посмотрел по сторонам, вынул из кармана стальную проволоку, вставил ее в пластмассовую трубку и резким движением накинул на шею ученого. Фесснер пытался сопротивляться, но скоро захрипел и обмяк. Все было кончено.
Из тени выступил отец Альварадо:
— Fructum pro fructo, брат Понтий.
— Silentium pro silentio, брат Альварадо.
— Он мертв?
— Да.
— Достаньте папку с документами, паспорт и билет на самолет. У нас мало времени, — распорядился Альварадо.
Они взяли безжизненное тело за руки и за ноги, отволокли его на стройку и бросили в бассейн с жидким цементом. Труп стал погружаться. Отец Понтий перекрестил его правой рукой и бросил сверху матерчатый восьмиугольник с латинской фразой.
Наутро коренастый человек почти в таком же сером пальто, какое было у Фесснера, и с его канадским паспортом, куда вклеили новую фотографию, вылетел из Женевы в Оттаву. Оттуда Спиридон Понтий должен был направиться в Чикаго, на встречу с очередной жертвой — Бертом Херманом.
Ватикан
Кардинал Льенар просматривал документы, рядом с ним сидела сестра Эрнестина. Ход размеренного действия, которое кардинал совершал уже почти рефлекторно, нарушил телефонный звонок.
— Возьмите трубку, сестра Эрнестина.
Монахиня услышала мужской голос:
— Я хотел бы поговорить с его преосвященством.
— Как вас представить?
— Скажите, что звонил Корибант. Я жду его через два часа на прежнем месте. — В трубке раздались гудки.
В назначенное время Льенар сидел в ботаническом саду, наблюдая за водяными лилиями, зеленеющими на глади небольшого пруда.
— Добрый день, ваше преосвященство.
— Добрый день, Корибант. Надеюсь, у вас есть что сказать мне.
— Как вы можете, ваше преосвященство? Я всегда выполняю приказы.
— Да-да… Так что у вас есть?
Агент вручил ему папку с двумя красными сургучными печатями.
— Что это?
— Марионетка, которая вам нужна.
Лицо государственного секретаря прояснилось. Он мог наконец провести свою самую изощренную операцию. Если ему удалось избавиться от предыдущего Палы после тридцати трех дней понтификата, то почему бы не сделать то же самое с неотесанным крестьянином, который заигрывал с коммунистами?
Льенар легонько потянул папку за край и открыл ее. Внутри лежали разноцветные листки бумаги вперемежку с черно-белыми снимками. На них были сожженные машины, люди с изуродованными лицами, валявшиеся на тротуаре в луже крови, орущие манифестанты, взявшие в кольцо американского посла. Под ними лежала фотография парня лет двадцати пяти и досье.
Льенар принялся читать.
Мехмет Али Агджа родился в 1958 году в селении Хекимхан, на юго-востоке Турции. Рано стал склоняться к самому фанатичному национализму, посещал собрания молодежной группировки, исповедовавшей антикоммунизм с расистской подкладкой и получившей название «Серые волки». Однако в 1976 году произошел резкий поворот. Агджа скрытно наладил контакты с террористическими формированиями прямо противоположной идейной ориентации. Турецкая разведка — Милли Истихбарат Тескилати (МИТ) — считает, что в 1976–1980 годах он поддерживал отношения с экстремистскими организациями как правого, так и левого толка. В 1977 году наши друзья из «Моссад» обнаружили его в ливийском лагере, где тренировались террористы. Там Агджа установил связи с ячейкам и турецких террористов, особенно сблизившись с двумя группировками: «Акынджилар» — религиозными фанатиками, выступавшими за исламизацию страны, — и «Юлкюджулер», куда входили молодые антикоммунисты, избравшие своим символом серого волка.
Льенар положил листок обратно и обратился к Корибанту:
— Ну что ж, марионетка у нас имеется. Агджа может быть подозрительным из-за своих связей как с «Акынджилар», так и с «Юлкюджулер». Ведь лидеры данных группировок вполне могут желать смерти Папы. Если подсунуть эти данные итальянцам, то они, конечно же, решат, что Агджа собирался убить Святого Отца, поскольку тот стремился установить дружеские отношения с коммунистическими режимами в Варшаве и Москве.
Кардинал вернулся к чтению.
25 июня 1979 года Мехмет Али Агджа был задержан за убийство журналиста Абди Ипекчи, совершенное 1 февраля того же года. Он выпустил в тело жертвы пять пуль. Убийца немедленно стал героем в глазах всех турецких радикалов. Через пять месяцев он бежал из тюрьмы Картал-Малтепе. На следующий день, оказавшись в безопасности, Агджа разослал в газеты такой текст: «В это непростое время западные империалисты, боясь, что Турция и братские исламские страны могут стать серьезной политической, военной и экономической силой на Ближнем Востоке, посылают в Турцию предводителя крестового похода, надевшего маску религиозного лидера. Если визит не отменят, я обязательно убью Папу-крестоносца. Это единственная причина, по которой я бежал из тюрьмы».
— Любезный Корибант, вы превосходно выполнили порученное вам задание, — сказал кардинал с ледяной улыбкой. — Мы нашли нужного человека.
— Как вы предполагаете провести операцию?
— Предоставьте это мне. Вы знаете, что я планирую распорядок дня Святого Отца и смогу свести обоих в одном месте.
— Это будет непросто. Швейцарцы не отходят от него ни на шаг. Кроме того, кардинал Данди, глава организации, приказал усилить папскую охрану своими агентами.
— Данди и швейцарцами займусь я. Вы сделайте так, чтобы к тринадцатому мая турок уже был в Риме.
— Как Агджа сможет приблизиться к Папе?
— Его Святейшество в этот день встречается с верующими на площади Святого Петра. Он, как обычно, поедет в своей машине с номером SCV-1,32 но я позабочусь о том, чтобы верх был открыт. Охрана не будет особо бдительна, так как за ограждение смогут проникнуть только те, у кого есть специальный пропуск. Агджа его получит. Остальное за вами. Я не хочу знать, как турок сделает свое дело. Эти малоприятные подробности должны занимать только вас.
— Как вы передадите мне пропуск, не вызывая подозрений?
— Через журналиста «Оссерваторе романо» Джорджо Фоскати. Он хочет, чтобы я совершил конфирмацию его дочери и, конечно, окажет мне эту услугу.
— Хорошо, ваше преосвященство. Я в точности выполню ваши приказания. — Корибант преклонил одно колено и поцеловал кардинальский перстень.
— Alea jacta est,33 мой друг, — произнес Льенар, коснувшись его головы в знак поддержки.
Женева
Швейцарию, где обосновался Василис Каламатиано, можно было смело назвать земным раем со снежными вершинами, кристально чистыми реками, надежными банками и вкуснейшим шоколадом. Именно эта страна стала прибежищем для многих антикваров и торговцев древностями. Швейцария, окруженная невидимой финансовой стеной и провозгласившая вечный нейтралитет, оставалась в стороне от конфликтов, которые сотрясали ее соседей.
В этой крепости можно было не только спрятать незаконно нажитые деньги, но и укрыться самому вместе со всей семьей. Отличная система социального обеспечения, качественная медицинская помощь, более высокие в сравнении с остальной Европой заработки и шестинедельный отпуск сделали Швейцарию для многих едва ли не страной осуществившейся утопии. Здесь не было ни бедности, ни опасных периферийных районов. В этой стране господствовало почти патологическое уважение к частной жизни и общественным нормам. Уют и покой, одним словом.
