обучал письму тех, кто хотел учиться, и не делал из этого тайны.
Триффан шел и встречался по дороге с кротами, тихо беседовал с ними, и каждому казалось, будто он обращается именно к нему. Однако, когда кроты спрашивали совета, Триффан неизменно отвечал, что не достоин указывать им, что скоро придет более достойный. Это будет Крот Камня. Он и научит их.
Когда Триффан говорил, Спиндл припадал к земле и замирал где-нибудь неподалеку. Так же поступал и Мэйуид, который очень смешил молодых кротов своим более чем неказистым видом.
— Почему грайки не нападают на нас? — часто удивлялся Спиндл.
Грайки действительно их не трогали, несмотря на частые тайные собрания на пути следования Триффана.
— Должны же они нас обнаружить! — настаивал Спиндл. — Во всем остальном они весьма бдительны и расторопны. Не могу поверить, что им неизвестно о нашем походе!
— О чуткий Спиндл! Смиренный Мэйуид с тобой согласен, — сказал Мэйуид. — Возможно, это ловушка. На такие штуки грайки мастера. Может быть, они как раз очень хотят, чтобы мы шли на север.
— Я уверен, что так оно и есть, — согласился Триффан,— но, пока нам не причинили никакого вреда и никому из сочувствующих нам — тоже, мы можем оставить все как есть и продолжать путешествие. Помните: грайки могут вступать в заговоры и плести интриги против нас, но нам, последователям Камня, это не пристало!
Слухи о Триффане и его друзьях опережали их самих. Кроты отыскивали места, где останавливались путешественники, и собирались послушать Триффана, находя утешение в скором Пришествии Крота Камня.
— Но откуда это известно? — волновался Спиндл. — Вдруг он не придет? Мы будем выглядеть глупо. Может быть, Хенбейн именно этого и хочет! Даже если он придет, Хенбейн может убить его. Тогда все подумают, что Камень слаб, и перевес будет не на нашей стороне.
— Что ж, возможно, она так и рассчитывает. Во всяком случае, это объясняет, почему грайки нас не трогают. Боюсь, я не смогу объяснить, откуда я знаю о Пришествии, я и сам этого не понимаю. Как бы то ни было, в Верне — разгадка тайны его Пришествия, — отвечал Триффан.
Спиндл недоверчиво хмыкнул.
— Тебе, Спиндл, надо, чтобы все случилось как по-писаному,— тогда ты поверишь.
— Но ведь это действительно записано в предсказаниях Данбара, хотя они так туманны, что едва ли позволяют нам прогуливаться по округе и обещать кротам...
— Это не прогулки, Спиндл! Я очень устал...
— И не ты один! — запальчиво ответил Спиндл.
❦
Есть еще одно предание, которым мы можем поделиться, прежде чем последуем за Триффаном в Верн.
Подойдя к Темной Вершине, они, возможно, впервые ясно осознали, сколько преград их ожидает. И тогда Мэйуид, как всегда, нашел наилучший путь. Это была дорога не совсем на север, она немного забирала на восток, что позволяло путешественникам по утрам видеть солнце. Извилистые реки избороздили здесь всю землю. Почва в основном была плохая и кислая, но кое-где попадалась и хорошая, в тех местах солнечный свет лился с неба на траву и цветы и пели птицы.
Мэйуид утверждал, что несколько приверженцев Камня живут уединенно в высокогорном Биченхилле. Скинт просил запомнить это название, именно там он собирался оставить известия для Триффана. Поднимаясь наверх, в Биченхилл, Триффан повеселел: их окружали благоухающие цветы и журчание речных вод доносилось снизу, из долины.
Поднявшись, но еще не встретив ни души, Триффан решил побродить в одиночестве.
— Но... — начал было Спиндл с сомнением.
— Мой дорогой господин! Мне тоже не хотелось бы выпускать тебя из поля зрения! — поддержал Спиндла Мэйуид.
Но Триффан лишь улыбнулся в ответ:
— В этом месте что-то очень доброе переполняет мое сердце.
Спиндл и Мэйуид с удивлением увидели на его глазах слезы радости и печали.
В тот день Триффан ушел далеко. Как в детстве, он смотрел на добрую землю, вбирал в себя краски, звуки, запахи.
Триффан видел здешний край во всем его великолепии. Был июль, все перипетии и испытания, связанные с выращиванием и воспитанием потомства, уже закончились, а темные холодные зимние месяцы еще далеки. В июле земля хорошо задерживает влагу, дерн пружинит под лапами и от земли исходит тепло. В небе — только голубой и белый цвета, а внизу расстилается мир кротов, наполненный ароматом жимолости и рябины. Зайцы мелькают туда-сюда, то и дело застывая столбиками, чтобы оглядеться, и передние лапки их мелко дрожат. Именно в июле появляются красивейшие цветы: чистотел зацветает над ручьем, рододендрон растет на пожарищах, и еще Триффану встретился дубровник, радующий глаз своей яркой желтизной. А душистый чабрец словно приглашал отдохнуть рядом. Через долину — это не слишком далеко для крота и тем более для его слуха — то принимался стучать, то замолкал дятел. А вокруг жужжали насекомые.
В такой июльский день хочется бродить одному, если только рядом нет подруги. Но когда крот встретится с ней, они обязательно спросят друг друга, что каждый из них делал и о чем думал именно в этот день. Непременно захотят убедиться, что оба думали тогда друг о друге.
Триффан бродил и вспоминал Фиверфью. Если по милости Камня он еще когда-нибудь увидит свою любимую, то обязательно спросит ее, помнит ли она этот день. И заранее знал ответ: конечно она помнит, в этот день светило солнце, мрак прошлого рассеялся, и она знала, что Триффан мысленно был с нею.
В одиночестве, но не чувствуя себя одиноким, Триффан дошел до Биченхилла, и в его сердце навсегда воцарилась любовь к этой земле. Поселение было расположено достаточно высоко, чтобы чувствовать близость неба, и достаточно низко, чтобы долины внизу не казались призрачным сном. Голые скалы придавали холмам величие, а отдаленное журчание ручьев растворялось в воздухе. Здесь даже крот, не столь жизнелюбивый, как Триффан, почувствовал бы: этот дивный день скоро кончится и поэтому надо во все глаза глядеть на рассыпанные вокруг богатства лета.
Наконец Триффан остановился, лег и положил рыльце на вытянутые лапы. Он просто лежал, впитывая запахи и звуки, и смотрел по сторонам.
— Тс-с! Он спит.
— Ты уверен?
— Гм. А он большой!
— И старый.
— Нет. Просто у него морщинки.
— И шрамы. Но он совсем не страшный.
— А ты уверен» что это он?
— Ш-ш-ш! Тише! Скорее всего это он.
Триффан осторожно пошевелился, чтобы не напугать детей.
— Здравствуйте! — сказал он.
