и никто не может ему повредить. Всю захваченную добычу воины приносят хакан-беку, и он первым выбирает, что ему нравится, а все прочее делят остальные. Ах как хотелось Ярдару пойти в поход в рядах этого войска, услышать хакан-бековы трубы и бубны, получить часть той богатой добычи, что войско захватит. Скот, женщины, всякое платье, челядь, серебро!
Но того, кто во время похода показывает себя трусом и бежит от битвы, хакан-бек велит казнить, ибо ему одному принадлежит власть над жизнью и смертью всякого человека. Если же бежал из битвы кто-то из воевод или тарханов, то смерть его бывала мучительной, а весь его род продавался в челядь. Ни славяне, ни варяги не знали такого закона, чтобы кто-то мог приговорить другого к отнятию жизни. Человек мог погибнуть в бою, пасть на поединке, мог быть убит из мести, изгнан из своих мест, если уж никак не способен соблюдать их обычаи. Но право распоряжаться чужой жизнью, обречь свободного человека на смерть, будто бессловесную скотину, одним своим словом придавало хакан-беку божественное величие.
А еще рассказывал Семир-тархан, что лет сто назад правил у хазар хакан по имени Булан. Однажды явился к нему посланец от могущественного бога и сказал, что хазары всегда будут одерживать победу, если примут закон этого бога. Булан согласился, он и его дружина приняли жидинскую веру вместе с женами, детьми и челядью, и с тех пор им дает силу и удачу самый могущественный бог, единственный истинный. Так говорил Семир-тархан, который никогда не ел и не пил вместе со славянами или русами, потому что они-де язычники. «А можно нам тоже стать людьми этого бога?» – спросил как-то Ёкуль, Ярдаров отец. «Нет, – засмеялся Семир. – Единый бог принимает только тех, кто родился в этой вере». «Но он же принял Булана?» – возразил Ёкуль. «Булан был особенно ему угоден, а к вам он разве присылал ангела?» Семир смеялся, и в смехе его явственно звучало презрение к русам и славянам, неугодным могущественному богу.
«Мы, хазары, происходим от предка по имени Хазар, – рассказывал старый тархан. – Он был сыном Тогармы, а тот – сыном Кумара, а тот – сыном Яфета, а тот – сыном Ноя. От Ноя и его сыновей происходит иудейский народ, с которым Бог заключил заветы. Был среди них могучий муж по имени Авраам, а у того была жена по имени Хеттура, дочь Мактуфа. Эта женщина происходила из народа самуд, что говорил языком сарацин, но потом исчез. Родились от нее у Авраама сыновья, и странствовали они по далеким землям – так велел им отец. Двум сыновьям отец повелел поселиться в некой бесплодной земле и назвал им одно из имен Бога, что позволяло вызвать дождь и привлечь всякое благополучие. Поселились они в Хорасане и смешались с тюрками, что там обитали. Однажды к ним пришли хазары, потомки Ноя, и восхитились их мудростью. Авраама те тюрки называли «хахам», что значит «мудрец», и в его честь правители хазар с тех пор зовутся хаканами. А тот мудрец Авраам был особенно любим могущественным богом. Господь однажды сказал ему: «Благословляю тебя высшим благословением, умножу семя твое, как звезды на небе и как песок на берегу моря, и овладеет семя твое городами врагов своих». А так как хазары были потомками Ноя, то пришли они в Хорасан и взяли в жены дочерей у тех людей, потомков Авраама, в жены, а им дали своих. Иные остались в Хорасане, иные вернулись в свою страну. И так народ наш по праву пользуется благословением единого бога, создавшего всякую тварь. Вы же, русы и славяне, не происходите от Ноя и Авраама, и вас не одарит Господь мудростью и разумением, не даст вам серебра и золота, скота и земель, и потомки Авраама всегда будут владеть жилищами вашими, а вы – платить им дань»…
Ярдар не раз слушал такие беседы отца с Семир-тарханом, и пусть он не все понял из этих преданий о древних предках далеких народов, мысль о величии хазар и его хаканов крепко в нем засела. Все земли, о каких он только знал, испокон веку принадлежали хазарам. И думалось: если проявить как можно больше доблести, показать себя самым преданным хакан-беку, то, может быть, его могущественный бог пришлет и к ним крылатого посланца, скажет, что они ему угодны, и одарит тем же богатством и могуществом, каким одарил хазар…
И вот с этой-то силищей, чьей частью Ярдар с детства мечтал стать, ему надо поссориться ради какой-то девки? Особенно сейчас, когда Азар так зол из-за Амунда! Когда его предал собственный зять, то есть Хастен, хоть и клянется, что прямо ничего такого Азару не говорил и тот как-то стороной проведал! Надо было во что бы то ни стало затоптать это пламя, не жалея обуви и самих ног, иначе сгоришь целиком.
– И благодари богов, если сгубят только ее одну! – весомо вымолвил Ярдар, глядя на Мираву прямо, но из-под полуопущенных век. – А не тебя с ней заодно – вы же сестры родные, стало быть, и ты такой же оборотень. И мужа твоего. И мать. И весь ваш Вершок. И всю нашу волость, вихорь тя возьми! – заорал он, не в силах больше сдерживать досаду на судьбу. – Еще вякнете – Азар все здесь по ветру пустит! Жить хотите – молчите! Вздумаете с ним браниться за вашу девку – я вам не заборона!
С тем он и ушел, хлопнув дверью. Старейшины вздохнули, но даже не сразу решились переглянуться.
* * *
Уже в сумерках посланец вернулся из Крутова Вершка и передал утешительное известие: младшая дочь Огневиды вернулась невредимой и мать отослала ее подальше от глаз. Старейшины вздохнули с облегчением: теперь ни могли исполнить приказ Ярдара не заговаривать больше о Заранке, при этом не слишком вредя своей чести. «А может, девка и сама виновата, что им под руку попалась, – приговаривали старейшины, собираясь спать. – Куда ей по лесу бегать, сидела бы дома! И свинья эта ее… И не хочешь, а подумаешь: нет ли правда там оборотня какого?»
К утру слегка распогодилось: было довольно пасмурно, задувал прохладный ветер, пахнущий дождем и мокрой зеленью. Азар велел к полудню собрать всех приехавших старейшин волости и старших оружников Тархан-городца. Теперь, когда тревоги о девке-оборотне отступили, у всех на уме были тревоги более насущные и достоверные.
Азар сам приехал в Тархан-городец и сошел с коня возле Ярдаровой избы. Давая понять, что сейчас представляет особу
