— Мура схоронили на поле битвы под Коруньей. — произнёс Кокрейн, — И его любящую жену не посещала блажь выкапывать тело мужа и везти домой. Солдат должен покоиться там, где пал. Зачем же тревожить кости бедолаги Вивара?
— Весь их род похоронен в семейной усыпальнице кафедрального собора Сантьяго де Компостелла.
— Тогда понятно. Там же мощи Святого Иакова, а Святой Иаков будет взлетать в Судный День быстрее тихих чилийских мучеников. Летя за ним, Вивар, пожалуй, окажется на небесах раньше, чем мы с вами шмыгнем воскресшим носом и почешем воскресшую задницу.
— С вашей языческой религией, мой лорд, и вашим количеством прегрешений вы будете чесать воскресший нос и шмыгать воскресшей задницей в аду! — сварливо высказался из нефа католик МакОли.
— Э! Полегче там! Я всё ещё ваш командир! — с напускной суровостью прикрикнул на него Кокрейн, широко улыбнувшись.
Привели трёх испанских солдат и майора Суареса, столь радушно принимавшего поначалу Шарпа с Харпером. Майора привели по его настоянию: он собирался заявить официальный протест против использования военнопленных на земляных работах. Узнав Шарпа, Суарес потупился, а, видя, для какой работы потребовались пленные, сник. Кокрейн пригласил майора разделить потом с ними трапезу:
— Ваши товарищи-офицеры дали дёру. Мне было бы чрезвычайно лестно завтракать с человеком, нашедшим в себе мужество драться до конца.
— Увы, сеньор. — убито признался Суарес, — К стыду своему, я спал.
Майор взглянул на могилу Вивара и перекрестился.
— Скажите, сеньор, — вежливо обратился к нему адмирал, — Вы были здесь, когда хоронили капитан-генерала?
Испанец кивнул:
— Ночью хоронили. Яму рыли штыками.
— Ночью? Надо же. Ночью, это во сколько?
— За полночь. Потому и народу присутствовало всего ничего: отец Хосе да те, кого удалось с постели поднять.
Шарп вспомнил рассказ Блэйра:
— А мне говорили, что на похоронах была чуть ли не половина Чили.
Суарес пояснил:
— Была, только на заупокойной службе неделю спустя.
— Кто распорядился залить могилу раствором?
— Капитан-генерал Батиста, сразу после вашего… э-э… отъезда. Не знаю зачем.
Суарес присел на краешек каменной скамьи. Плита над ним славила добродетели полковничьей жены, потонувшей с детьми в 1711 году. Соседняя доска принадлежала её мужу, двумя годами позже погибшему от копий туземцев. Столетиями земля Чили горела под ногами испанцев.
Кокрейн спросил майора:
— Как умер Вивар?
— То есть, сеньор?
— Кто его убил? Повстанцы? Чёртов Батиста?
Суарес замялся. Страх перед всемогущественным капитан-генералом после мучительной внутренней борьбы всё же одолел естественное человеческое желание поделиться сплетней:
— Всё, что мне известно, это то, что тело капитан-генерала Вивара не могли найти, а Мадрид настаивал. Нас здесь поставили на уши. Моя рота дважды прочёсывала долину, но, увы!
— Кто же его нашёл? — заинтересовался Шарп.
— Помощник нынешнего наместника, сеньор. Капитан Маркуинес.
— Елейный ублюдок! — с чувством высказался Шарп.
— У капитан-генерала Батисты словно гора с плеч свалилась. — делился Суарес.
— Ещё бы! — воскликнул адмирал, — Шутка ли? Потерять труп предшественника, будь он проклят!
— Это есть церковь! — прошипел на ломаном английском доминиканец, возмущённый богохульством шотландца.
— МакОли! — окликнул своего хирурга Кокрейн, — Если твой приятель с выбритой макушкой снова откроет пасть, отрежь ему язык самым тупым скальпелем и скорми крабам! Ясно?
— Ясно, мой лорд.
— Святоши вшивые! Кто распял Господа? — гаркнул адмирал, наступая на монаха, тот испуганно пятился, — Вонючие попы и вонючие законники, вот кто! Не солдаты! Солдаты исполняли приказ, за это солдатам и платят, но кто отдал приказ? Попы и законники! Как вашу грязную свору земля носит после такой мерзости?! Заткнитесь и не вякайте, а то я не устою перед искушением внести свою лепту в месть за Спасителя!
Доминиканец съёжился, прячась за МакОли, который искренне наслаждался происходящим. Его веселье разделял не любящий попов Харпер.
— Иисусе распятый! — разорялся Кокрейн, — Да я лучше ад раскатаю по брёвнышку с батальоном моих проклятых солдат, чем буду вкушать нектар в раю с вонючими попами и гнилыми крючкотворами!
— Говорите, как Наполеон. — заметил Шарп.
Секунду Кокрейн непонимающе смотрел на него, затем на лице шотландца отразилось живейшее удовольствие:
— Приятно слышать.
Смрад разнёсся по церкви удушливой волной. Испанцы докопались до гроба. Одного из них вывернуло, его товарищи закрыли носы и рты, чтобы не последовать его примеру. Единственный, кому вонь была нипочём, Кокрейн подскочил к провалу и зарычал:
— Чего встали? Заканчивайте!
Пленные неохотно взялись за лопаты, но работать не торопились. Тогда шотландец сам спрыгнул к ним, отобрал заступ и резкими, энергичными движениями принялся выбрасывать наверх щебень и обломки.
Шарп пересилил себя и подошёл к краю могилы. На треснутой крышке гроба уже можно было разобрать буквы: «BLAS VIVAR», и ниже: «REQUIESCAT IN PACE»[13]
— Ну, что, я открою? — азартно вызвался Кокрейн, очистив крышку и выбравшись к остальным.
— Лучше я.
Вонь стояла невыносимая. Действуя лопатой, как рычагом (благо, могила была неглубока), Шарп поддевал одну за другой доски крышки, вырывая державшие её подковные гвозди. Кокрейн выуживал деревяшки и бросал в кучу вынутого щебня. Забывший о пациентах МакОли, вытянув шею, заглянул в яму.
Саваном Вивару служил отрез синего вельвета. Шарп поддел его заступом и потянул вверх. Слежавшаяся присохшая кое-где ткань поддавалась плохо. Каждая манипуляция выбрасывала в воздух новую порцию зловония. Борясь с подступающей к горлу тошнотой, Шарп, в конце концов, выдернул край и, откинув его в сторону, открыл тело.
— Святой Господь! — МакОли истово перекрестился.
— О, Боже! — прошептал Шарп.
Майор Суарес сполз на пол.
— Богоматерь Дева Мария! — Харпер осенил себя крёстным знамением и с ужасом уставился на Шарпа.
Кокрейн ехидно продекламировал:
— На полслове мольба пресеклась.
Мы застыли, дрожа от хлада,
Узнавать в тленом тронутой плоти страшась
Черты, милые сердцу когда-то…
И разразился хохотом.
В синий поблекший вельвет был завёрнут мёртвый пёс, гнилой, покрытый червями и клочьями жёлтой шерсти. Дохлую собаку похоронили вместо дона Блаза Вивара рядом с алтарём, так что, не раскопай могилу неугомонные Шарп с Харпером, бедный пёс в Судный день вознёсся бы к Создателю, летя за безвестными чилийскими святыми.
