Вот эти, — он обвел рукой посетителей ресторана, — они кино не любят. Если потребуется, они так же дружно переключатся на изготовление дезодорантов. Какая им разница — продукт он продукт и есть, был бы сбыт. И это становится все заметнее.
— Доказательство можно увидеть на экране?
— Запросто! Взять хотя бы последние пять фильмов Бика Кроуфорда на «Игл» — и последние пять фильмов Кит на «Горизонт». Сравните!
Отвечать было не обязательно: доказательство было исчерпывающим.
— Ладно, вернемся на «Центурион». Расскажите мне о Кит Рейсом, молодой киноадминистраторше, любовнице своего босса.
— Полегче, милая. В те времена женщине было нелегко пробиться.
— Ну да, а сейчас — так просто раз плюнуть! — Либерти закурила, а Скотт засмеялся. — Что тут смешного?
— Сейчас я поведаю вам захватывающую историю о Кит, молодой киноадминистраторше. Год тысяча девятьсот шестьдесят седьмой. Тогда Кроуфорд повысил Кит: из сценарного редактора она стала вице-президентом по производству. Остальные его вице-президенты были вне себя от ярости. Первое совещание, она опаздывает. Бик и остальные ждут. Кит входит и видит, что они обклеили все стены непристойными фотографиями из журнальчиков. Она и бровью не ведет и проводит совещание так, словно ничего не случилось. На следующей неделе — новое совещание.
Все ждут и гадают, появится ли она. Кит появляется… без блузки, голая по пояс. Теперь их очередь делать вид, что все в ажуре. Но где им до Кит! — Скотт хлопнул себя по колену. — Все бы отдал, чтобы там оказаться!
Либерти нахмурилась. От воплощения изящества она не ожидала таких экстравагантных выходок. Такое могла бы выкинуть Китсия, но не ее дочь…
— Кстати, о Бике, — вполголоса произнес Скотт. — Вот он, легок на помине.
Либерти оглянулась. Бик Кроуфорд — широкоплечий, высокий, с шапкой волнистых волос — протискивался в узком проходе, как тяжелый дредноут сквозь узкий шлюз. Одет он был не как президент крупной кинокомпании, а скорее как капитан прогулочной яхты: синий блейзер, красный галстук, белая рубашка и брюки.
— На нем гораздо лучше смотрелся бы свободный свитер с эмблемой университетской спортивной команды, — прокомментировал Скотт.
— Господи! — Либерти выхватила у Скотта стакан и выпита? залпом. — Господи! — повторила она.
— Иметь такой здоровый вид просто неприлично, — сочувственно произнес ее собеседник. — Не знаю, как Кит это выносила. При том, что он с ней делал…
— Для нее, — поправила его Либерти. — Ведь он способствовал ее карьере.
— Вы себе не представляете, на что он способен!
Либерти еще раз оглянулась. Бик устроился за угловым столиком и тут же принялся флиртовать с какой-то блондинкой. У него была огромная голова и расплывшееся лицо с большими карими глазами; габариты его привлекали к себе всеобщее внимание.
— По-моему, очень даже представляю.
— Зачем гадать? Вы репортер, у вас счастливая профессия.
Подойдите, представьтесь. Послушаете, что он вам скажет.
— Лучше подождем. Ужин без пятнадцати восемь — у меня еще есть четверть часа.
— Надеюсь, вы хорошо подготовились. Говорят, в его особняке догнивают в кандалах трупы любопытных репортерш, пристававших к нему до вас.
— Я осведомлена о его репутации, — заметила Либерти. — Никогда не прячется от прессы, очарователен с собеседником, который только потом понимает, сколько лапши ему навещали на уши.
— Болтают, что участники ежемесячных собраний совета директоров «БК игл» неизменно попадают в ту же ловушку.
— Очень может быть.
— Что меня удивляет, — не унимался Скотт, — так это его способность оставаться на плаву. Наверное, все дело в его располагающей внешности. Вы воображаете, что имеете дело со смазливым лос-анджелесским дурачком, а он отнимает у вас пять ваших лучших сюжетов и заставляет вашего агента подписать контракт на сумму, не дотягивающую до вашей обычной ставки за один…
— И делает при этом вид, что не он обвел вас вокруг пальца, а вы его. Ладно, все это и так известно. Лучше поведайте мне о нем что-то такое, чего я еще не знаю. Хочу покопаться в настоящей грязи!
— Либерти! — взмолился Скотт. — Стыдитесь! На что вы меня подбиваете? — Он помолчал. — Это было давно, еще на «Центурионе». — Либерти нетерпеливо закивала. — Сейчас вы мне не очень нравитесь. Либерти Адамс. Сам себе я тоже противен. И этим вы зарабатываете на жизнь? Мне жаль вашу мать.
— А вы взгляните на все по-другому. Раз это случилось много лет назад, значит, мы имеем дело уже не со сплетнями, а с историей.
— Правда? — Похоже, она его не убедила. — Заметьте, я не считаю себя ханжой. В городе, где любая девчонка мечтает о Золотом дожде, ханжи не приживаются.
— Точно! Ведь это город, где хозяева вечеринок предлагают гостям нюхать кокаин с лысины карлика-слуги.
— Вы тоже были на этой вечеринке? Я — нет, только знакомился с некрологами. Надеюсь, вы отказались от кокаина, Либерти?
— Слава Богу, я поборола соблазн, — соврала она.
— Слава Богу! — Он подбросил и снова поймал спичечный коробок. — Если бы вы пали, мне было бы чрезвычайно трудно вас уважать. Либерти Адамс. Я не смог бы нарушить давнюю клятву, в согласии с которой всегда отпугиваю репортеров занудством.
— Вы вовсе не зануда, Скотти. Просто вы осторожный. Интересно, почему сегодня вы решили излить душу?
— Сам не знаю, — сказал он серьезно, отнимая у Либерти карандаш. — Поймите меня правильно… — Он заморгал и дотронулся до руки Либерти, лежащей на стойке. — Я люблю Кит.
Я был готов ее убить, когда она связалась с Бренданом. Но вышвырнуть его вон? Отказаться с ним разговаривать? Брендан трещит по швам. Он безумно влюблен в Кит.
Либерти заказала ему еще один коктейль.
— Давайте вернемся к истории Голливуда, Скотти. Вы собирались рассказать мне про Бика и Кит.
Он тяжело вздохнул:
— Учтите, я у них под кроватью не сидел. Просто знаком с одной женщиной, завтракавшей в «Поло Лондж», как раз когда у Бика и Кит произошел разрыв.
— Значит, это был публичный разрыв?
— Разве все в этом городе не совершается публично? Не успели им подать яйца, как она на него наорала и смылась. Так я слышал. Через две недели, когда ее уже взяли в «Уорнер», он вызвал дизайнеров и велел переоформить спальню — их любовное гнездышко… Опять же не я, а дизайнеры нашли под кроватью… — он поперхнулся, — кое-что.
— Что именно?
— Господи! — Скотт устремил на Либерти умоляющий взгляд.
— Что было найдено в его доме? — грозно спросила Либерти.
— Не могу! — прохрипел он. — Может, я и пьян, но я не сволочь. Я не могу порочить мою Киску Кит.
Либерти сжалилась и потребовала счет.
