Головными пошли первые два взвода, состоящие в основном из опытных бойцов. Не обстрелянных салаг здесь было меньше и задача им ставилась — тащить боекомплект. Третий взвод вёл старший лейтенант Кволок. Тут были все пацаны, и утешало то, что шли они по следам головных, которые брали первый удар на себя. А ещё раньше метров на двести вперёд, тралом пёрла команда Грачевского. Замыкал прорыв Скорбев с малочисленным четвёртым взводом. Обойма капитану досталась из ушлых ветеранов с подпаленной кожей. А коли тыл всегда считался стратегически уязвим, то вооружение было соответствующее: гранатомёты, пулемёты, подствольники.
Поначалу движение было дёрганное и нервное. Крики и матерки сержантов перемешивались с криками офицеров. Потом колонна растянулась цепью, и время разбилось на небольшие слайды-картинки, которые цеплял взгляд, но в которых тебя не было. Вадиму показалось, что они идут долго по этим раздолбанным опустевшим улицам, в огиб и обход самых опасных участков дорог и зданий. Днём выгоревший город выглядел на порядок страшнее, чем в тёмное время суток. Вспученный асфальт, взрытая воронками земля, а к ним серой иллюстрацией, перекошенные взрывом дома. Поваленные высоковольтные столбы. Эта часть города с первых дней войны была обесточена. Быть может, где-то и был свет, но не здесь. Город выглядел стариком. Больным, истерзанным, с кровоточащими язвами и рубцами. То здесь, то там, что-то непременно горело, либо догорало. Как данность, воспринимались трупы. Наши или враги, они уже не участвовали в этой войне. Они просто лежали в раскоряк, позабытые и не подобранные. А ещё недавно так же бегали и стреляли…
Вадим встряхнулся, отгоняя тяжёлые мысли. Рядом кряхтел Валька. Он кроме личного калаша, был гружён РПК. Ещё с первых боёв он проявил в себе талант пулемётчика. Его заметили, и возражать не стали. Сам же Зорин унаследовал винтовку Акимцева, что тоже приветствовалось командирами.
— Подтяни-и-и-ись! — Зычный крик Звирчева не давал в полной мере, погружаться в какие либо мысли. Здесь кругом дышало смертью, и чёрные глазницы окон встречных пятиэтажек были подчеркнуто враждебны к проходящим мимо солдатам.
Удар пришёлся в середину колонны, совсем не в голову, как ожидалось по вероятию. Синхронно жахнули с гранатомётов по центру, нарушая порядок движения. Жахнули откуда-то сверху, внося сумятицу и хаос. Сразу же погиб Кволок, разорванный на куски. Сдетанировал боекомплект, увеличивая масштаб разрушения, окутывая дымом очаг возгорания. Многие их мальчишек, не успевшие ни разу выстрелить, горели как факелы заживо и их крики смешались с автоматными очередями. Боевики выпорхнули неожиданно из укрытий, и, не давая опомниться, сразу выкосили чуть ли не половину третьего взвода, отрезая его от первых двух ушедших вперёд отделений. Замыкающий Скорбев со своими ребятами оказался блокирован чеченцами со всех сторон и вынужден был принять последний бой по месту нахождения. Тогда никто не понимал, как всё случилось. Остатки бывшей дивизии теснили чичи, теснили жёстко и яростно. Ликующе, с криками, с демоническим торжеством. Причем вели на заминированный ими участок.
Врага можно и нужно ненавидеть. Но его нельзя недооценивать. Дудаев не был бы генералом, если бы не спрогнозировал ситуацию, и не отвёл бы роль, значительную роль методам и приёмам ведения боя в уличных городских условиях. Командиры спецшкол, прошедшие многодневную практику, многое знали и умели, и поэтому сейчас встретили федералов не тупо по обыкновению в лоб, а взяли в разработку. Усиленный передок, вместе с осторожной разведкой, пропустили. Пропустили вперёд. Намного. Не выдавая своего явного присутствия. Ведь не дышать в засадах их тоже учили. А вот слабое звено они определили, не будучи семи пядей во лбу. Опытного солдата от новобранца отличит всяк, кто на войне давно не сегодня. Расчёт был прост и ясен: разбить, расщепить и уничтожить. Всё просто.
Вся эта аналитика станет явственна потом. А пока…
— Передние!!! Держать удар! Рассредоточиться!!! — Орал сквозь грохот Звирчев Грачевскому. — Мишин! Подтягивай своих!
— Слушай мою команду!!! — Надрывался в крике Мишин. — Отходим! Медленно! Не спеша!
Тут же толчком опрокинул ошалевшего воина. Из салаг.
— Куда прёшь на огонь, телёнок! Назад! В пригиб, на полусогнутых! Па-шёл!!! — И ускоряя пинком его движение, добавил много непечатных, но ёмких по значению фраз:
— Автомат не потеряй! Рембо хренов!
Секунда, и он уже забыл о нём. Бой сотрясал мозг, разрываясь в барабанных перепонках.
— Демченко! Заварзин! Ко-от! Держим врага!!! Прикрываем отход! Бравин! Ты тоже! Зорин! Не подпускаем блядей!
Вадим уже определился в этой какофонии. На удивление быстрее, чем сам ожидал. Разрежающий воздух, автоматный треск, взрывы, дым, гарь уже успело притереться, устояться в голове. Стало привычным и где-то даже обыденным. Был виден враг, который буром пёр на огрызающий свинец. Пулевые скважины во вражьих телах завершали точку бега. Но враг шёл. Почти открыто. До безрассудства тупо и бесстрашно. Их было много. Они падали, но шли. С криками, и каким-то подвыванием.
— Алла Акбар!!!
«Говорят, долбятся перед боем. Коноплёй там, анашой. А потом чёрт им не брат» — Думал Зорин, отстреливаясь и пятясь назад, меняя временные укрытия. Важно было найти объяснение необузданной смелости противника. «А некоторые сами по себе фанатики. Смертники-камикадзе. — Мысли продолжали хороводить. — И те, и другие, все долбятся. Обкурятся до одури и вперёд! Страх у наркота напрочь атрофирован».
Что-то ударило ниже локтя левой руки. Рука тут же онемела, потеряла чувствительность, стала тяжёлой на подъем. Хотя… Странно. Боли не ощутил. «Так убьют, и в горячке, не поймёшь, что убили». — Усмехнулся про себя Вадим, шевеля пальцами, в попытке реанимировать мышцы.
Неподалёку бился в конвульсии пулемёт Вальки. Лицо Вальки, грязное от копоти, пыли, в прочем как у всех, было в довес искажено гримасой отчаяния и в безмерной ненависти. «Интересно, какое у меня лицо, когда я убиваю». — Подумал Вадим, удивляясь, как он может стрелять и ещё одновременно о чём-то думать. Сжавшись в комок, он на корточках отстегивал отработанный рожок. Совсем недалеко взрыдала взрывами земля, заполняя уши грохотом и гулом. Зорина откинуло волной на спину. В глаза врезались комья глины и грязи.
— А-а-а!!! Су-у-ка! — Ужаленный болью вскрикнул он. Ему показалось, что он ослеп. Что его глаза вытекают.
— Ах, ты, чёрт! — Продолжал чертыхаться Вадим, схватившись за лицо. Осторожно прикоснулся пальцами, потом помассировал глазницы. Вроде как на месте. Слёзы помогали смаргивать грязь. Зрение неуверенно возвращалось, но круги ещё бесновались вокруг, а резкость была не той.
— Чё-орт! — Он отчаянно моргал, вытирая слёзы грязными пальцами.
Сейчас, поднявшись на колени, полуслепой и беспомощный, он представлял собой отличную мишень. И понимал, что в любую секунду, жизнь может оборваться.
— Вади-ич!!! Ты, чё, ранен?! — Валька оказался рядом. Его пулемёт выругался очередной партией смерти. Затем смолк. Плечо Зорина тормошила рука друга.
— Ты, что, ранен?!
— Глаза. — Промычал Вадим. — Грязюкой залепило.
Крик сержанта перекрыл на время их диалог.
— У кого подствольники! Работа-ем! Не жалеем гранат!
Взрывы гранат, беспрерывная стрельба, грохот, гул, и крики — всё это Зорин прочувствовал сейчас отчётливо. Идёт бой. Он — в эпицентре. А глаза не работают. Это конец.
— Давай, Вадич! Отходи вон к тем камням! Так проморгаешься. Вали, я сказал! Я прикрою тебя!
Зорин, пригибаясь, добежал до груды камней и юркнул за бетонные перекрытия. Зрение постепенно восстановилось, но тут левая рука напомнила о себе болью. Он прощупал пропитанный кровью рукав. Не похоже, что кость задета. Хоть здесь то, ладно. Рядом плюхнулся Бравин.
— Ну, как, ты? Живой? — Участливо посмотрел ему в лицо, и тут же прыснул.
— Чё?! — Хмуро поинтересовался Зорин весёлости друга, заряжая гранату в подствольник.
— У тебя глаза красные. И бешенные. Как у обкуренного кролика. Морда вся перемазана.
— У тебя думаешь чище? — Вадим обозначил мишень, беря подствольник выше голов. Так чтобы граната пошла навесом, но в итоге хлюпнулась в центр. Звук подствольника был сродни звуку арбалета. Удобная вещь. Места много не занимает, в отличие от гранатомётов. Граната, как и ожидалось, отправила на свет, четверых дюжих моджахедов. Упала точненько промеж всеми, словно боялась кого-то обделить вниманием.
— Глаз алмаз! — Прокричал Валька, аккомпанируя пулеметом. В бою привыкают кричать. Это как, вне боя говорить. А иначе, разве что расслышишь.
— А ещё жаловался, глаза ни хрена не видят!
— Да пошёл ты! — Проорал в ответ Вадим, причёсывая очередью фигуры боевиков. — Сам ты жалуешься!