— Как мы теперь? — повторяла она, прикладывая платочек к глазам.
Ее учили, к кому идти, что писать, требуя пенсию по причине потери кормильца, Леночка кивала, соглашалась, вздыхала… но Сонька-то прекрасно видела: именно она от супруга и избавилась.
Из ревности ли?
Из-за того, что муженек ее оказался вовсе не таким, каким Леночке представлялось? Или же из соображений практических: небось с гулянками муженек не завяжет, тратить будет общие деньги, кровью заработанные, по старой привычке решив: он — хозяин, ему и распоряжаться. А хуже всего, что по пьяному делу он на язык невоздержанным станет. Там сболтнет, тут слово скажет… глядишь, и найдется кто-то, к этой болтовне внимание проявивший.
Нет, были у Ленки причины от супруга избавиться, пусть и не собственными руками.
На какое-то время в квартире стало тихо. Леночка работала санитаркой, как прежде, растила сына… а как он подрос, она и привела в дом солидного степенного мужика, ничуть на Леньку не похожего.
— Макар Иванович слесарем работает, — говорила она соседкам на кухне. — Руки золотые. А пить — не пьет.
Соседки не верили, но Леночку не осуждали, ведь дело молодое, понятно, что одной бабе с ребенком тяжко, да и на душе муторно. А Макар Иванович и правда оказался замечательно рукастым человеком. Прижился он в доме легко, и в самом скором времени не нашлось никого, кто бы к нему за помощью не обращался.
Вот только у Соньки кошки на душе скребли… больно уж холодный, профессиональный взгляд был у Макара Ивановича. К зиме Леночка забеременела, а там и свадьбу сыграли, спокойную, тихую. Макар Иванович хоть сам не пил, но другим не возбранял. Второй ребенок родился тихим, слабеньким, но Ленка все равно на работу вышла.
К Соньке как-то явилась:
— Вы уж помогите мне, — попросила она, заламывая тонкие бледные руки. — Страсть как не хочется место терять!
— Да разве ж новое не найдешь? — Сонька к этому визиту отнеслась с большим подозрением. — Небось санитарка — не директор, легко устроишься.
— Так это смотря куда! Я ж говорю, клиника у нас особая, на хорошем счету… там санитарка получает больше, чем заведующий отделением в иных-прочих… а еще если к пациентам подход найти. Вы же сами понимаете, тому за газеткой сходишь, этому из столовой принесешь обед или уберешься лишний раз. А люди и благодарны…
Выглядело все это правдоподобно. У Соньки даже мелькнула мысль, что те, давешние ее подозрения возникли, по сути, на пустом месте. Разве имелись у нее хоть какие-то доказательства?
— Мы заплатим, — Леночка сложила руки, умоляя ее согласиться. И Сонька поддалась искушению. Деньги-то лишними не будут… да и работа нетяжелая, за дитем приглядеть. Мальчик был тихим, некапризным, а что болел, так вырастет, наладится все. Вот братец его старший, в котором Ленькина дурная кровь просыпаться начала, — другое дело. Вроде и улыбчивый, и ласковый, да все норовит младшего поддеть, то ущипнет его исподтишка, то толкнет невзначай, а однажды Сонька его и вовсе с подушкой над кроватью братца застала.
— Поправить хотел, — сказал мальчишка, глядя на Соньку честными темными глазами.
Она не поверила, но смолчала. А в другой раз на нее звереныш кастрюлю с кипятком опрокинул, вроде случайно.
Тут уж Сонька терпеть не стала, пошла, рассказала все как есть, пригрозив, что с этим выродком она точно возиться не станет. Леночка слушала, кусала губы, вздыхала, а потом вдруг махнула рукой:
— Ленька всегда был… диким. Мы росли в одном детдоме, помнишь же небось, что тетка моя не пожелала меня забрать? Я тихой была, домашней, такую любой пнуть горазд. А Ленька за меня заступался. Он… умел ладить со всеми. А с кем не выходило, то и разговор был короткий.
Да, еще в детдоме Ленька научился обходить закон, вот только сидеть бы ему, когда б не Леночкина помощь. В отличие от супруга она распрекрасно понимала, чем грозит воровство, и в тюрьму попасть не желала.
Конечно, ничего такого вслух сказано не было, но Сонька и сама все поняла. Из этих двоих Леночка умела думать, а Ленька — исполнял задуманное.
Дальше все было просто. Старший сынок Ленки исчез из дому, вроде в военное училище отправился. Соседи только вздохнули с облегчением, уж больно колючий, злой нрав был у паренька. А Макар Иванович не имел нужной строгости, чтобы увещеваниями обходиться. Нет, военное училище, по совокупному мнению, было именно тем, что требовалось, дабы обуздать мальчишку. Потом же сам спасибо скажет. Братец его рос тихим, спокойным и вежливым. Все больше с книжками сидел, на что ни родители, ни соседи нарадоваться не могли.
— Профессором станет, — приговаривала толстая Марьяна, ее трое сыновей регулярно приносили колы да двойки. — Не то что мои…
А потом Ленка заболела… Она вдруг похудела еще больше, хотя никогда не отличалась полнотой, но нынешняя худоба была явным признаком нездоровья. Пожухла как-то, словно у нее все силы выкачали. К Соньке вновь заявилась, днем, заглянула в каморку и сказала:
— Я скоро умру. Рак.
Сонька ничего не ответила. Да и что сказать человеку, дни которого сочтены?
— Ты ж знала про меня и Леньку, верно? Тебе тетка моя болтливая успела наговорить всякого. Одного не пойму: почему ты в милицию не пошла? — Ленка села на топчан и подперла подбородок сухонькой ручкой. — Или потому, что у самой совесть нечиста?
— Зачем пришла?
— За помощью. Больше не к кому. Те — не поймут, а Макар… не любил он моего Санечку, спровадил его в детский дом. А я, дура, позволила. За младшенького испугалась… разные у меня дети, и оба — не в меня. Я Санечке написала. Как он явится, передай ему.
Леночка поставила на стол шкатулку.
— Его наследство. К этим вещам Макар отношения не имеет.
— Что там?
Леночка открыла шкатулку, она была пуста.
— Санька догадается, что с ней делать…
— Золото кровавое искать? — Больше Сонька не боялась, чуяла, что Ленка, если уж не причинила ей вреда за столько лет, и сейчас не тронет. Да и сил у нее не осталось, и правда, источила, изгрызла ее болезнь.
— Кровавое? Это тебе тетушка сказала… Ленька с мокрухой не связывался. Зачем оно надо? Я ведь понимаю, что такие дела расследуют по-разному, и одно дело — кража, а другое — убийство, тем более если не одно. На нас бы вышли… а вот когда по-тихому, не спеша…
Сонька верно обо всем догадалась.
Леночка выслеживала цель, собирала информацию о том, чем живут люди, порою и ключики брала, делала слепок. А если слепок не получался, так Ленька — мастер неплохой, у него дар от Бога, ну или не от Бога вовсе, что Леньке ничуть не мешало.
Выжидали, конечно, когда месяц, когда — два, а порою и до полугода доходило. Старались, чтобы квартирки в разных районах находились, а то и в разных городах. Ленька отправлялся в командировку, возвращался с прибытком. И — нет, Леночка не стала бы клясться, что никто не страдал от этих их визитов, но кровь в той комнатушке не смывали.
— Макар дело ваше продолжает? — поинтересовалась Сонька, сама не понимая, на кой ляд ей надобно такое знать. Без знаний лишних всяко безопаснее.
— Макар… он другой. Опасный. По-настоящему опасный. — Ленка отвернулась. — Он мне… помог когда-то.
Надо полагать, с Ленькой, но тут уж вопросы задавать опасно.
— И он меня любит, — словно оправдываясь, сказала Вилена. — Но к Санечке иначе относится. А я не хочу, чтобы мой сын страдал… Передай ему шкатулку, как он появится. И пожалуйста, молчи! Иначе он тебя убьет! Ленька бы тебя не тронул, он хоть и дикий, но грань знал, а Макар… для него люди — пыль.
Шкатулка была пуста. Сонька тщательно осмотрела ее после ухода Вилены, простучала стенки и не удивилась, обнаружив подозрительно толстое дно. Конечно, под дощечкой вполне мог скрываться именно механизм, пусть и не работающий, но Сонька подозревала, что все не так просто.
Вилена умерла зимой, тихо скончалась в больнице, и Макар, обряженный в черное, казалось, искренне горевал о супруге. Сонька разглядывала этого человека издали, пытаясь понять, что же она думает о нем. За прошедшие годы Макар почти не изменился, поседел слегка, морщин на лице прибавилось, да и только. В остальном же складывалось впечатление, что время щадит его.
Он пришел к Соньке и, прикрыв аккуратно дверь, попросил:
— Верни шкатулку.
— Какую? — Сонька поняла, что вернет, не посмеет она спорить с таким человеком, однако сдаться сразу ей гордость не позволяла.
— Ту, которую тебе Леночка оставила, — он до самого последнего момента называл жену Леночкой и еще — девочкой, ласково, с искренней любовью. — Не надо лгать, будто ты понятия не имеешь, о чем речь.
— Она велела ее сыну отдать.
— У нее один сын, — Макар присел на топчан. — Санька на зоне… и поверь, если он и выйдет, то ненадолго. Он в папашу пошел, только куда более бестолковый. Даже если вдруг заявится, не особо рад будет шкатулку увидать. Он золота ждет. Бриллиантов. Ну, или хотя бы пачки денег. Еще решит, что ты их украла.
