Стоп!
— Дверь, — Ксюша поймала мысль за хвост.
— Какая?
— У нас подсобка есть, там тряпки хранят. И ведра. И моющие средства… и еще канцелярские, особенно бумагу. Архивы. Ерунду всякую. Когда вы… ты меня уволил…
Игнат крякнул, ему неприятно было об этом вспоминать.
— Я ушла через запасной ход. И дверь была приоткрыта. Я ее закрыла. А на стоянке мне показалось, что за мной следят.
И, если так, значит, шкатулка спрятана в подсобке?
— Не спеши, рыжая, — отложив вилку, Игнат сцепил руки в замок. — Я что-то в этом роде и предполагал. Но все истории лучше выстраивать с самого начала. Итак, по хронологии, что у нас было первым? Или, точнее, кто был первым?
Стас? Нет. Значит, Перевертень? Тоже нет. Ольга — с пропавшей шкатулкой? Не выходит, об этом Игнат еще вчера знал. Старуха. Ее рассказ.
— Вилена, — Ксюша прикусила вилку зубами. — Вилена и Леонид.
— Верно. Воры. Жили-были, не тужили, тихо по квартирам шарили… дела наверняка в архивах похоронены, но, если уж очень интересно станет, можно будет их поднять.
Ксюше уже было очень интересно, до того интересно, что она опять заерзала.
— Итак, молодая семейная пара, выглядевшая почти идеальной. Но рождение ребенка эти идеалы под угрозу поставило, — Игнат смотрел прямо на нее, и Ксюше было неудобно под его взглядом. — Супруги стали ссориться, а это, с учетом специфики их работы, было чревато. Но Вилена все терпела, верно?
Пожалуй, она любила своего беспутного мужа — той робкой любовью, которая заставляет снова и снова находить человеку оправдания. Было ли Ксюше жаль эту женщину? Она ведь никого не убила. Она просто собирала информацию.
И знала, для чего ее собирает.
— Когда Леонид слетел с катушек, — вот уж Игнат определенно не верил ни в любовь, ни в искренность, — его убрали. А Вилену оставили. Это было неблагоразумно, если разобраться. Если уж ликвидировать, то обоих.
Он и правда так думает?
— Но Макар решил не разбрасываться ценными кадрами, наверное, Леночка действительно хороша собой была.
Или Макар ее любил.
Но, заикнись она об этом, Игнат лишь посмеется над ней. Действительно, что такое любовь, когда имеются более весомые мотивы?
— Состав семьи изменился. Одного я не понимаю: зачем ей были дети?
— Затем, что она — женщина. И хотела детей.
Игнат не понял, да и Ксюша, начни он выяснять, что же она имела в виду, вряд ли сумела бы объяснить. А ведь все просто. Если двое привязаны друг к другу, то вполне логично, что у них появляется ребенок. И пусть эти представления выглядели наивными, но Ксюша от них отказываться не собиралась.
— Как бы там ни было, но старший сын с младшим не ужился. Ревновал? Или уже допер, что папашу его на тот свет отправили? Что происходит потом?
Ясно что: Макар избавился от чужого ребенка, отправив его в детский дом.
— И вот спустя много лет волчонок вымахал в волка и явился — установить справедливость, — сказал Игнат. — Он слышал про наследство, только плохо представлял, с чем ему дело иметь придется. Наверняка собирался стребовать долю, да не подрассчитал, вспылил и прибил отчима… сел… а потом?
— Не знаю.
В глазах Игната горел охотничий азарт:
— Он женился. Александр Самойлов, отбывавший срок за убийство Макара Ивановича Перевертня, вступил в законный брак с некой Викторией Павловной Олешиц…
— Самойлов?
— Естественно. Фамилия у него была отцовская. Это наш Виктор был Перевертень. А вот братец его — урожденный Самойлов. Кстати, брак заключен был на зоне…
Игнат смотрел на Ксюшу, словно от нее ожидая чего-то. Но чего?
— Ну же, неужели тебе ничего знакомым не показалось?
Показалось, но… быть того не может!
— Виктория Павловна. Замуж она вышла поздно и была старше супруга на пятнадцать лет. Родила дочку…
— Но она не Самойлова! И не Олешиц!
— Взяла фамилию матери, с ее-то профессией уголовные связи являются дурной рекомендацией.
Виктория Павловна… пожилая, назойливая, но уютная Виктория Павловна, которая жила одна, воспитала дочь и никак не могла примириться с тем, что девочка ее стала самостоятельной.
— Самойлов, кстати, на свободе прожил всего-то пару лет. Умер от туберкулеза.
— То есть… это Виктория Павловна?!
Нет, ну не увязывалось все это в Ксюшиной голове. Ошибка вышла! Или совпадение. Ведь бывают же подобные совпадения… Виктория Павловна — очень распространенное сочетание имени и фамилии. А все остальное — за уши притянуто.
— Не думаю, чтобы у Виктории Павловны хватило здоровья на подобные подвиги. А вот дочь ее — дело другое… ты ее видела когда-нибудь?
Ксюша честно попыталась припомнить. Ведь случались же всякие мероприятия, но появляться на них с семьей было как-то не принято. Да, все знали о том, что у Виктории Павловны дочь имеется, взрослая, но ужасно несамостоятельная.
— Скорее всего матушка рассказывала об отце сказки… а если девочка узнала, что папаша ее сидел, и — за убийство, может, сочинила красивую историю. Например, что он не виноват, что его подставили… и тут уж по-всякому сюжет повернуть можно. Жил-был мальчик, отец его умер, а мать и злой отчим в детский дом его отправили. И там мальчик страдал… и потом по жизни страдал. — Игнат говорил об этом с насмешкой, словно удивлялся, как разумная женщина в подобный бред поверит? — И настрадавшись, пошел маменьку проведать. А там и узнал, что маменька умерла, а злой отчим его наследство зажилил. Или, к примеру, не просто так маменька умерла, а от регулярных побоев. Не смотри на меня так, рыжая! Зэки умеют истории сочинять… Не удивлюсь, если наша Виктория Павловна в эти сказки верила — искренне. Она — добрая женщина, таких грех не использовать. Ну а дальше — все просто… романтическая история в подобном пересказе обрастает душещипательными подробностями. И в какой-то момент в голове наследницы возникает закономерная мысль: а не пора ли восстановить справедливость?
Игнат поднял кофейную чашку, крохотную в массивной его ладони, и принюхался.
— У многих фантазии так фантазиями остаются, но девочка не из таких… полагаю, она нашла Перевертня, а через него и на Ольгу вышла.
— Зачем?
— Затем, что именно ей досталась шкатулка…
Все получалось гладко, но… Ксюшу не оставляли сомнения:
— А откуда она про шкатулку узнала? Ее отец ведь понятия не имел, какое наследство ему полагалось…
И, значит, Игнат ошибается, дочь Вероники Павловны не имеет никакого отношения к этому делу. Она вообще — слабенькая и несамостоятельная…
Эту мысль Ксюша и озвучила.
— А ты уверена? — Игнат к кофе не притронулся.
— В чем?
— В том, что слабенькая и несамостоятельная? Ты же ее не видела, значит, представления не имеешь о том, какова она на самом деле… Кстати, исправить это не так уж и сложно. Завтра с утра и займемся.
Он проговорил это так, словно уже все решил, и плевать, что у Ксюши на это утро совсем другие планы могли иметься. Нет, их, конечно, не было, но все же…
— В подсобку лезть не надо, — предупредил Игнат. — Ею другие люди займутся.
Звонок раздался в полшестого утра. Ксюша не услышала бы его, если бы не Хайд. Он подошел к кровати и толкнул Ксюшу влажным носом.
— Отстань.
Отставать Хайд не умел и, захватив край одеяла в зубы, потянул его.
— Ну что опять?
Тогда-то она и услышала дребезжание телефона. А заодно — и время увидела… полшестого.
— Алло? — Ксюша почесала Хайда за ухом и зевок подавила. Зевать в трубку — это крайне неприлично.
— Ксюшенька? Ксюшенька, это ведь ты, девочка?
— Я.
— Это Виктория Павловна…
Хайд вздохнул, когда из-под кровати выбралось лысоватое дрожащее существо, лишь по недоразумению числившееся собакой.
— Ксюшенька, солнышко, ты одна?
— Одна, — сказала Ксюша и, наклонившись, подняла псинку. Та благодарно свернулась на кровати, поджав тонкие лапки под тельце.
Почему-то ей стало грустно.
Ксюше не хотелось верить, что человек, с которым Ксюша была знакома несколько лет, вдруг оказался совсем не таким, каким ей представлялось. И ладно бы Стас, о мертвых плохо не говорят, но Виктория Павловна… она пекла пирожки и делала запеканку из тыквы по особому рецепту, который хранила в тайне, хотя особо никто и не пытался его выведать. И запеканка была сладкой, даже приторной, но все хвалили, не желая огорчать милейшую Викторию Павловну.
И сочувствовали, что дочь у нее такая… неудачненькая, ни на что сама не способна…
— Что-то случилось? — Ксюша села, Хайд пристроил голову на ее коленях. Нет, он не ревновал к мелкой чужой псине, скорее уж воспользовался удобным моментом.
— Случилось… не могу говорить, это со Стасиком связано… и еще с тем его делом… неприятная, грязная история.
Это Ксюша уже успела понять.
