Денег осталось еще на черные брючки и две юбки — одну прямую короткую, другую длинную расклешенную.
Продавщица настойчиво предлагала ей вельветовый пиджачок — действительно, надетый с длинной юбкой, он создавал у Тани иллюзию талии. Притворно вздохнув, она залезла в деньги, отложенные на домашнее хозяйство. Ну а к пиджаку пришлось, конечно, купить блузку — нельзя же было надевать эту прелесть на застиранный джемпер с шестилетним стажем.
На первом этаже обнаружилась парикмахерская, в которой Тане покрасили волосы в цвет божоле и сделали стильную прическу.
Ей так не терпелось увидеть, как она будет выглядеть с этой прической и в обновках, что она вернулась в отдел, где покупала куртку, и попросила дружелюбную продавщицу позволить ей переодеться в примерочной. Та разрешила, попутно «раскрутив» Таню на кожаные брюки — ей было уже море по колено, а главное, в кожаных брюках она показалась себе невообразимо сексуальной. Все-таки она немного колебалась, но когда вышла из примерочной в торговый зал, чтобы посмотреться в большое зеркало, незнакомый мужчина высказал ей свое восхищение, что и решило дело.
Таня вертелась перед зеркалом и совершенно искренне полагала, что четыре тысячи на две недели — для хозяйства вполне достаточно.
Никогда в жизни она не выглядела так хорошо! Да что там, она чувствовала себя почти красавицей! Пусть общими очертаниями она похожа на Шалтая-Болтая (сравнение принадлежало Борису Владиславовичу), но зато у нее стройные ножки, классическая форма носа и большие глаза. И зубы, кстати сказать, красивые!
В облике не хватало завершающего штриха, и Таня задержалась возле парфюмерного отдела, где под руководством продавщицы выбрала помаду, водостойкую тушь и зеленовато-серые тени.
Краситься она совсем не умела — муж считал, что все накрашенные женщины вульгарны, поэтому пришлось просить продавщицу сделать ей макияж.
Теперь она не просто себе нравилась, нет, она восхищалась собой!
Ощущая, что весь мир лежит у ее ног, она шла к выходу, оглядываясь по сторонам, — ей хотелось понять, как на нее реагируют встречные мужчины.
И вдруг ее словно ударили кулаком в солнечное сплетение.
Дмитрий Дмитриевич Миллер скользнул по ней равнодушным взглядом и, прежде чем она успела окликнуть его, скрылся в секции одежды для беременных.
С замиранием сердца Таня подкралась к стеклянной стене магазина и, спрятавшись за манекеном, наблюдала, как он придирчиво выбирает джинсы с широким резиновым поясом и блузку-размахайку. Время от времени Миллер сверялся с бумажкой, наверное, там были указаны размеры.
«Вот и все, — подумала Таня и побрела к метро, безучастно волоча свертки с покупками. — Нет, я и так знала, что вместе нам не бывать, но все равно малюсенькая надежда меня не оставляла. А вдруг? Вдруг он скажет, что любит меня и хочет быть со мной? Ведь теоретически такое могло произойти. Теперь ясно: у него есть жена и скоро будет ребенок. Просто они официально не зарегистрированы, вот в клинике и думают, что он холостяк. Конечно, не может такой мужчина жить один, ведь когда мне сказали, что он не женат, я сразу подумала, что это как-то неправдоподобно… Ох, Таня, как ты любишь пострадать! Признайся, весь этот месяц ты думала о Дмитрии Дмитриевиче не очень много. Ты вспоминала о нем с нежностью, но без горьких сожалений, а вот теперь вдруг решила помучиться из-за него! Если тебе на старости лет приспичило безнадежно влюбиться, ты можешь обожать и своего нового шефа. А еще лучше — собственного мужа, вот тут уж полнейшая гарантия, что твоя любовь останется безответной!»
Танин шопинг занял много времени, и домой она попала в десятом часу.
— Где ты болталась? — грозно спросил Борис, выходя из комнаты. — Господи, что за вид?
— Сменила имидж, — улыбнулась она.
— Очень остроумно. У тебя новое пальто? И сапоги? — Максимов цепко разглядывал ее. — Сумка?
Таня медлила снимать свою чудесную серую куртку. Если Борис так реагировал на ее новую верхнюю одежду, что же будет, когда он увидит, так сказать, внутренние слои?
— Ты что, все это купила?
— Ну да. Мне идет?
Делая вид, что не замечает его возмущения, Таня покрутилась вокруг собственной оси и не удержалась — кинула взгляд в зеркало.
— И сколько же денег ты истратила, позволь осведомиться?
— Почти всю зарплату. Но не переживай, на хозяйство хватит.
— Немедленно дай сюда чеки!
— Зачем? Я не скрываю, что профукала все жалованье.
— Вот именно, профукала! А какое ты имела на это право?
— Но это же мои деньги.
— Что значит «мои»? Кажется, ты пока еще моя жена и должна мне подчиняться!
Это старорежимное высказывание развеселило Таню:
— Должна, но не обязана!
И она бесстрашно сняла куртку, явив взору Бориса пиджак и прочие обновки.
— Давай сюда чеки, я сказал! И быстро раздевайся! Завтра же с утра пойдешь и вернешь вещи.
— Никуда я не пойду.
— Пойдешь как миленькая. И следующую зарплату отдашь мне всю до копеечки, раз не умеешь распоряжаться деньгами.
— Но ты же никогда не отдавал мне свою зарплату!
— А ты не путай божий дар с яичницей. Quod licet Jovi, non licet bovi. To есть что позволено Юпитеру, не позволено быку.
Ох, как ее бесила привычка мужа украшать свою речь латинскими сентенциями!
Почему он такой? Жалкий, жадный… Почему орет на нее, вместо того чтобы полюбоваться, как хорошо она выглядит? Ладно, если бы она отравила ему жизнь, ругалась с ним по поводу и без!.. Но он всегда мог рассчитывать на ее помощь, поддержку и утешение. И вот еще что сейчас огорчало и оскорбляло Таню — Борис совсем ее не стеснялся! Он не боялся показаться ей жадным и грубым, а значит, ему было абсолютно наплевать на нее! Ведь с теми, кого мы любим, мы не такие, как есть, а такие, какими нам хочется быть.
Но для него получить тридцать тысяч ее зарплаты было гораздо важнее, чем сохранить доброе мнение о себе. Выбить из нее эти деньги, а там пусть считает его жмотом, не важно!
— Я развожусь с тобой, — сказала она устало. — Собирай вещи и уходи отсюда.
— Как интересно! Стоило один раз получить приличные деньги, как ты уже посчитала себя состоятельным человеком! Возомнила себя королевой говна и пара! Но учти, в клинике Розенберга тебя держат только до тех пор, пока ты моя жена, только из уважения ко мне! Скандальных дур и проституток там терпеть не станут. И отправишься ты в засранную районную больничку. Так что не очень-то выламывайся.
Оскорбления не тронули ее. Сейчас Таня чувствовала только глухую досаду на себя — как она могла терпеть это долгих десять лет?! В Борисе не было ничего, решительно ничего, за что его стоило если не любить, то хотя бы уважать. А она думала, что просто не умеет разглядеть в нем положительных качеств!..
