Она хотела быть воином. И она никогда не хотела детей.
Единственными женщинами, которых Леофрик знал и которые, казалось, не хотели иметь детей, были девки для утех, но у многих из них все же были дети. Он считал, что это заложено в женскую натуру: с грудью и чревом приходит желание питать жизнь.
Но даже если бы это не было естественным желанием, рождение детей вообще не было чем-то, что можно было выбирать, особенно в его положении. Королевские сыновья производили наследников. Это было целью их брачных союзов — наследники и альянсы.
Но ее мир был другим. В ее мире, казалось, женщины могли идти своим путем, как мужчины, и делать все, что хотели. Когда-то казалось ужасающе жестоким, что существует мир, где мужчины подвергают своих женщин такому риску, дают им в руки мечи и позволяют им стоять рядом с ними и сражаться.
Но теперь он знал Астрид, и такого сильного волевого воина было еще поискать.
Он одел бы ее в доспехи и дал бы ей меч, если бы мог. Но в его мире женщины не сражались. В его мире… который теперь был и всегда будет ее миром. Женщины здесь были матерями и супругами. Она была его избранницей, и она будет матерью его детей. Другого выбора просто не было.
Обессиленная женщина все еще лежала в постели за закрытой дверью, но если она проведет эти долгие месяцы в болезни, от нее может ничего не остаться, ни как от матери, ни как от воина, ни как от женщины, которую он любил.
— Я молюсь, чтобы ты оказалась права, Эльфледа.
— Вот увидите, ваша светлость. Вот увидите.
— оОо~
Король отложил свиток и кивнул на стул перед столом. Когда Леофрик уселся напротив, его отец заговорил:
— Ты клялся, что сможешь сделать ее одной из нас, Леофрик.
Леофрик точно знал, что у отца на уме, когда получил приказ явиться в покои, но осознание ненамного облегчало разговор.
— И я это сделаю. Я уже сделал. Она носит моего ребенка. Она обедала за королевским столом и в общем зале, и вела себя хорошо. Она знает наш язык и наши обычаи. Она сильно изменилась за эти месяцы.
— И все же она остается не спасенной. Она скоро располнеет от твоего ребенка, но ты не женился на ней. Даже крещения она не приняла. Вокруг вас и так много скандала. Сделай ее своей женой.
Астрид не соглашалась креститься, и они не могли пожениться, пока она не согласится. Он не мог жениться на язычнице. Но она не отказывалась от своих богов, а бог, которого представлял отец Франциск, был ей абсолютно противен. Она никогда не позволит епископу прикоснуться к ней — еще одно препятствие в вопросе о браке, если они смогут преодолеть препятствие крещения.
Леофрику не удалось найти аргумента, который мог бы убедить ее. По правде говоря, он был согласен с Астрид больше, чем признавал. Так и было: отец Франциск был отвратительным слугой своего бога и не внушал доверия.
Когда Леофрик не ответил, король продолжил:
— Ты обещал мне идейную победу над ее народом. Победу для Господа Бога нашего. Она должна быть крещена. Должна стать твоей женой. Приведи в этот род наследника, которого он не имеет, Леофрик. Я дал тебе свое одобрение и дал возможность действовать так, как ты хотел. Но время похоти и распущенности прошло. Сделай ее одной из нас.
— А если я не смогу?
— Она не первая женщина, которой придется лить у алтаря слезы и стоять на коленях без ее на то воли. Но если ты не сможешь заставить ее, ты забудешь о ней. Мы найдем тебе подходящую жену, а твою любовницу и бастарда отошлем подальше от двора.
Леофрик откинулся на спинку стула, разинув рот. В течение нескольких мгновений, пока до него дошел смысл слов отца, он мог только моргать.
— Я полагал, что ты не настолько безразличен к Астрид.
— Я не безразличен. Она прелестна, и я вижу, как она изменилась с тех пор, как я впервые увидел ее. Я восхищаюсь силой ее воли, — он улыбнулся. — Я думаю, Дреда была бы очарована ею.
Леофрик тоже улыбнулся, подумав о сестре.
— Она бы была. Она хотела стать пиратом.
Король грустно усмехнулся и вздохнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я признаю свою собственную вину в том, как с ней обращались. Из-за горя и неверных советов я забыл лицо бога.
Это было почти осуждение Франциска, и Леофрик тут же ухватился за него.
— Если бы Бог не был так тесно связан с епископом в ее сознании, я мог бы убедить ее, отец. Она презирает Франциска. Она помнит, что он наблюдал за всем, что с ней делали. Она помнит, как он улыбался и… — Леофрик замолчал, зная, что отец не поблагодарит его за то, что он облек в слова ужас Черных Стен.
Но Астрид подробно рассказала о своем отвращении к епископу, и его отцу нужно было знать.
— Он улыбался, тяжело дышал и трогал себя, отец. Вот что она видела, когда ее насиловали и пытали почти до смерти. То, что с ней сделали в Черных Стенах, возбуждало Франциска. Так, как не должно возбуждать священника и слугу Бога.
Лицо короля потемнело, желваки задергались от напряжения. Леофрик ждал, пока отец обретет самообладание.
— И я поверю обвинениям язычницы в адрес епископа этого королевства, человека, который много раз служил за святым престолом?
Леофрик ничего не ответил. Он просто выдержал взгляд отца и позволил этой выдержке быть достаточным ответом. Король хорошо знал Франциска. Епископ выдавал себя. Даже Леофрик, который проводил с Франциском не так много времени, видел это. Епископ Меркурии был человеком многих пороков, многих грехов.
Наконец король вздохнул.
— И что же я могу сделать?
Отец небесный уже дал им ответ, и Леофрик принял его с покорностью.
— Отправьте его в Рим, ваше Величество. В паломничество. Весна уже близко. Его не будет несколько месяцев. — Идея расцвела в его голове. — Может, он и не вернется. Может быть, его Святейшество оставит своего друга Франциска поблизости и назначит нового епископа. Если вы попросите.
Астрид хотела убить Франциска и считала это своим планом, но такой поступок закончился бы и ее смертью, независимо от того, была бы она замужем или нет. Выдворение Франциска из Меркурии решило множество проблем, и его отец тоже это знал.
— Франциск много лет был моим ближайшим советником, — задумчиво произнес отец.
— Да. И он культивировал власть все эти годы. Укреплял силу за пределами замка. Силу, которой он злоупотребляет. Отец, когда-то он был хорошим человеком, но теперь уже нет. — Леофрик знал: король не признавал недостатков того, кому доверял больше всего, но все же решил рискнуть. — Может быть, Рим вернет ему его добродетельность.
Король размышлял долго.
— Астрид откажется от своего сопротивления и присоединится к Вере, если епископ покинет нас?
Леофрик совсем не был в этом уверен. Для этого ей все еще требовалось отказаться от своих богов, и она цеплялась за них, как за спасательный круг. И, конечно, так оно и было. Мало того, что ее вера в них была последним, что она все еще хранила в себе, но они были ее богами. При всем скептицизме Леофрика по отношению к таким людям, как Франциск, и при всех его собственных грехах, он не мог себе представить, что откажется от веры в Господа.
— Да, откажется, — заверил он отца.
— оОо~
Когда он вернулся, Астрид спала. В последнее время она спала большую часть каждого дня. Взволнованный и расстроенный, Леофрик поцеловал ее в лоб и оставил отдыхать.
Но ему покой пока был недоступен. Он не мог решить, решил ли он свою дилемму с отцом или только усугубил ее. И он отправился на поиски Дунстана. Ему хотелось прокатиться верхом и поговорить со своим другом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Зима, более чем обычно полная серых туманов и проливных дождей, отступила, оставив после себя взъерошенный, но яркий мир. На деревьях появились нежные молодые листья, и сквозь них уже пробивалось водянистое солнце. Это был хороший день для долгой поездки.
Ни один из двоих мужчин не был особенно разговорчив в этот день, поэтому они ехали почти молча, сосредоточившись вместо этого на том, чтобы пустить лошадей быстрым ходом — не шагом, но и не бегом. Как всегда, когда он был верхом, напряжение начало покидать Леофрика, и тело сосредоточилось на том, чтобы найти с конем единый ритм.
