Тарен онемел от восхищения.
– Никогда не видел так ловко и точно сделанной работы.
– И нигде никогда не увидишь, – ответил Хевидд, стараясь спрятать в бороде довольную улыбку. – Но что это ты бормотал о том, будто немного знаешь о кузнечном деле? Правильно ли я понял, что ты знаешь, как придать форму металлу? Может быть, тебе известен какой-нибудь особый секрет? Даже я постиг не все тайны мастерства, – он вдруг гневно тряхнул взъерошенной головой, – Самые тонкие из них скрыты. Они украдены Аровном – лордом Земли Смерти – и спрятаны в Аннувине. Они потеряны навсегда. Потеряны для Прайдена.
Кузнец поманил Тарена под навес.
– Возьми вот это, – приказал он, всовывая щипцы и молот в руки Тарену. – Попробуй перековать этот цветок снова в плоскую и гладкую пластину. И пошевеливайся, пока металл не остыл. Покажи мне, какая сила в твоих цыплячьих крылышках!
Тарен подошел к наковальне и, вспомнив всё, чему когда-то учил его Колл, попытался расплющить быстро остывающее железо. Кузнец сложил на груди свои огромные ручищи и некоторое время придирчиво наблюдал за Тареном. Потом громогласно расхохотался.
– Ладно, хватит! – сказал Хевидд. – Ты не соврал. О нашем ремесле ты и вправду знаешь мало. Но, – почесал он бороду большим пальцем, почти таким же толстым, как кулак Тарена, – вижу, кое-что ты смыслишь. – И уже мягче добавил, – Но хватит ли у тебя мужества сразиться с ревущим пламенем и раскаленным железом, имея в руках только щипцы и молот?
– Научи меня ремеслу, – ответил Тарен. – Мужеству обучать меня не надо.
– Отлично сказано! – закричал Хевидд, бухая своей ручищей Тарена по спине. – Ты на славу закалишься в моей кузнице! Доверься мне, и я обещаю сделать из тебя кузнеца. А теперь, для начала… – Он кинул взгляд на пустые ножны на поясе у Тарена, – Ты когда-то, кажется, носил меч?
– Когда-то, это верно, – ответил Тарен, – но он давно потерян. Теперь я путешествую безоружным.
– Тогда ты должен отковать себе меч, – заявил Хевидд. – И когда сделаешь его, скажешь мне, какое дело труднее: убивать или ковать?
Ответ на этот вопрос Тарен узнал, нет, почувствовал довольно скоро. Несколько следующих дней были, пожалуй, самыми утомительными в его жизни. Сначала он взялся за одну из множества лежащих на полу уже выкованных железных полос и собирался одну из них перековать в клинок для меча.
– Э, так не пойдет! – остановил его кузнец. – Разве это начало, когда половина работы уже сделана? – Он презрительно фыркнул. – Нет, мой мальчик, ты выкуешь меч с начала и до конца.
И Тарен начал сначала. Первым делом он заготовил для горна древесных углей. Потом с рассвета и до заката раздувал и поддерживал огонь в горне до тех пор, пока зев горна не превратился в огнедышащую пасть чудовища, которое никак не может насытиться. Но и тогда еще рано было браться за кузнечный молот. Хевидд заставил Тарена сгребать в чреве горна в плотную горку куски руды, которые медленно плавились, истекая раскаленным добела металлом. И к тому времени, когда была отлита первая пластина, лицо и руки Тарена стали багровыми от огня и покрылись черной копотью. Кисти покрылись волдырями, и казалось, что ни одного кусочка живой, не саднящей кожи на ладонях не осталось. Спина разламывалась. В ушах от рева пламени, грохота молота и громоподобных выкриков кузнеца стоял непрерывный звон. Гурджи, которому было поручено раздувать мехи, держался молодцом. Он не стенал, не хныкал и не дрожал даже тогда, когда снопы искр окутывали его лохматую голову, жар пламени опалял шерсть на голове и руках. Вскоре он уже выглядел так, будто стаи птиц общипали его, вырывая клочки шерсти для своих гнезд.
– Горн – вот оно, пламя жизни! – выкрикивал кузнец, пока Тарен, обливаясь потом, бил по глухо позвякивающей полоске металла. – Молот – вот она, сила жизни! –гудел кузнец. – Наковальня – вот она, крепость жизни! Тебя будут жарить, расплавлять, дубасить, но ты не поддавайся, сопротивляйся этому! Теперь ведь ты знаешь, что металл бесполезен до тех пор, пока ему не придали форму и не закалили!
Несмотря на усталость, которая заставляла его валиться в конце дня на соломенный тюфяк на сеновале, Тарен чувствовал, что душа его оживает, сердце бьется ровнее, а бодрое настроение не покидает даже в самые трудные моменты работы. Простая полоска раскаленного металла мало-помалу принимала форму клинка. Тяжелый молот, казалось, с каждым разом становился еще тяжелее. Но вот последние удары, угасающий звон наковальни… Тарен отбросил молот в сторону и поднял выкованный меч. Ровный и острый клинок сверкнул в алом свете горна.
– Прекрасное оружие, мастер Хевидд! – в восторге вскричал Тарен, любуясь делом рук своих. – Пожалуй, не хуже моего прежнего!
– Ну и что? – равнодушно откликнулся кузнец. – Ты уверен, что хорошо справился с работой? Неужели ты доверишь свою жизнь неиспытанному клинку? – Он ткнул пальцем в сторону деревянного чурбана в самом углу кузницы. – Ударь покрепче, – велел он. –Острием, краем и плоско.
Тарен уверенно взмахнул мечом и резко опустил его на чурбан. Клинок задрожал от могучего удара, что-то хряснуло, звякнуло, и Тарен вдруг с изумлением обнаружил, что держит в руке рукоять с неровным железным обломком. Осколки выкованного им клинка валялись у ног. Готовый разрыдаться, Тарен обернулся к Хевидду. Тот громко расхохотался.
– О-го-го! – заливался кузнец, совершенно не расстроенный неудачей Тарена, – Неужели ты рассчитывал с маху сделать достойный клинок?
– Что же мне теперь делать? – растерялся Тарен.
– Вот именно, делать! – ответил кузнец. – Начать делать новый!
И Тарен начал всё сначала. Но теперь он уже не тешил себя радужными надеждами. Работал мрачно и упрямо. Но еще больше пал духом, когда Хевидд велел ему выбросить и два следующих клинка, даже не давая их закалить, потому что посчитал безнадежно испорченными. Дым от горячего металла въелся в ноздри и легкие и придавал даже еде кислый привкус гари. Тарен поспешно проглатывал скудный обед и снова устремлялся к горну. Он окунал откованную болванку в чан с водой, закаливая металл, и клубы горячего пара били в лицо и душили его. Постоянный гул и грохот сотрясали все тело и проникали внутрь, словно бы перемалывая каждую частичку тела. В конце концов ему стало казаться, что не клинок, а он лежит на наковальне и по его голове бьют, бьют, бьют тяжелым молотом.
Следующий выкованный им клинок показался ему отвратительным. Впадины, неровные вмятины и полосы. Этот уродец совсем не напоминал прежнего меча, удивительно изящного и прекрасно отполированного, сияющего, словно луч солнца. Тарен и это свое изделие уже собирался с отвращением откинуть в сторону. Но кузнец, внимательно осмотрев черный от окалины клинок, приказал закончить его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
