чтобы их догнали, кадий подразумевал себя[284].
Кадий ал-Акиб был человеком праведным, помнившим наизусть Коран, с доброй славой — и подобны тому [были и] аския Дауд, и его сын аския ал-Хадж. В некий день из дней правления аскии ал-Хаджа прибыло письмо от шерифа-хасанида Али ибн Мулай Ахмеда ибн Абд ар-Рахмана из города Марракеша: “К кадию ал-Акибу, справедливому, стоящему за дело Аллаха. Шериф прослышал о том, что курмина-фари и его братья взимают дань с зинджей наших — Тотиамы и детей его. И они утверждают, будто аския — тот, кто им это повелел. Но мы им в том не верим. Если же окажутся [вести] правдивыми, то мы слышали, что аския уехал к вам. Так спроси же его, о кадий ал-Акиб, полагает ли аския, что он имеет власть на притеснение мое. Потому что Тотиама, дети его и внуки его, дети Мами-Го и внуки его — эти упомянутые [суть] рабы наши по рождению, и аскии они никогда не принадлежали до сего времени!”[285]. И оказался аския присутствующим у кадия и оказал: “Клянусь Аллахом, я ничего о том не знаю!” Потом тут же послал своего гонца в Тендирму к курмина-фари — [передать], чтобы те не посягали на дело зинджей из-за пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. Взгляни на это. — и узнаешь ты, что аския [был] здоров душою. Завершено.
А из числа [сообщений] о справедливости кадия, его твердости в истине, его воздержании от снисходительности к тем, кто отклоняется от истины /124/ из страха пред хулою хулителя, — убиение им муэдзииа большой соборной мечети, которого звали Абдаллах Улд Конгой. Этот муэдзин однажды присутствовал в собрании, в котором восхваляли пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. Было это в пятницу, в доме наставника-грамматиста Абу Хафса Омара-Кореи, сына ученейшего Абу-л-Аббаса ал-Хадж Ахмеда, обладателя чудес, сына Махмуда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита, да помилует его Аллах. Абу Хафс установил обычай, чтобы в его доме восхваляли пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, в присутствии общины [чтением] “Ишринийат” ал-Фаза-да и “Тахмисом” на них Ибн Махиба[286]. Они славили, пока не дошли до слов автора “Тахмиса”: “Он — ливень, что поднимается [так, что] изогнут он дугою со своею влагой”. А помянутый Абдаллах прочел: “Он — горе...”, заменив букву “ба” этого слова на “йа” при сходстве всего [остального], с другой огласовкой[287]. Те, кто это от него слышал, заставляли его повторить, но он не отказался от того, что прочел. И они представили его дело кадию ал-Акибу, решающему по правде, который не боится хулы хулящего, сыну шейха кадия, благочестивого аскета, чье превосходство распространилось по странам, — кадия Махмуда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита. Ал-Акиб приказал схватить муэдзина, но тот об этом прослышал и бежал в одно из (поселений страны Атерем, от Инун-Уандадекар и [до] Гундама. Потом он тайком возвратился, пока через год они его не схватили и не убили.
В продолжение [правления] аскии ал-Хаджа последний после кончины кадия ал-Акйба (примерно через год и пять месяцев) назначил факиха кадия Омара, сына кадия Махмуда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита, на должность кадия. А должность кадия в Томбукту пустовала год и пять месяцев, И имам Мухаммед Багайого, да будет доволен им Аллах, поддерживал мир между людьми в то время, ослабленное потерями. Одни из людей пожирали имущество других и растрачивали достояние сирот. А имам, когда совершал утреннюю молитву, садился у двери мечети Сиди Йахьи в присутствии нескольких талибов своих и говорил, да благословит его /125/Аллах: “У кого есть право против того, кто [ему] в том препятствует, [тот] да придет!” И люди начинали приходить к нему, а он рассуживал их — повелевал, запрещал, сажал в тюрьму и сек тех, кто заслуживал порки. Соблазнители, развратники и глупцы болтали о нем, говоря: “Взгляните на этого человека (имея в виду этого шейха, Мухаммеда Багайого), который утверждает, будто он не любит мирскую жизнь и будто он аскет! А он-то любит главенство и поставил сам себя кадием; но его никто кадием не назначал!” Часто он находил на своем месте письма людей, говоривших в них: “Кто поручил тебе это, о Мухаммед?” и поносивших его — а убежище у Аллаха. Он же поднимал письма, читал их, улыбался и говорил, да помилует его Аллах: “Это для нас особое [дело], и Аллах нас спросит обо всем, что было расточено в это время. И мы не заботимся ни о чьей хуле в том, что для нас особо. Мы знаем это, [не] боимся и [не] оставим истину Аллаха. А самое сильное — кара Аллаха!” Часто находил он там строки некоторых старейшин, известных своей ученостью, с подобным тому, но не обращал на них внимания. [И так] пока не был назначен кадий Омар, сын кадия Махмуда.
А аския ал-Хадж сопротивлялся назначению кадия только из-за [некой] причины, случившейся между ними обоими. Потому он отказывался того поставить и назначил его лишь при неоднократных посланиях к нему упомянутого Мухаммеда Багайого и письмах последнего к нему, [в которых] тот его упрекал и требовал от него назначения Омара. Но жители Томбукту узнали о том лишь после того, как прибыл к кадию посланный упомянутого аскии, заявивший жителям Томбукту [от имени аскии]: “Если бы не посредничество Мухаммеда Багайого, мы не поставили бы кадия Омара и никого бы не назначили кадием среди них, пока я остаюсь жив на царстве этом!”[288]. И при этом стало ясно превосходство Мухаммеда Багайого и то, что он не жаждал назначения на должность кадия! Прекрасный человек, да изберет Аллах [своими] цели его!
Кадий же Омар оставался в должности судьи восемь лет.
Затем аския Мухаммед-Бани, сын аскии Дауда, восстал против своего брата ал-Хаджа, сверг его и был провозглашен на царстве в мухарраме девятьсот девяносто пятого года [12.XII.1586—10.I.1587]. И сослал он ал-Хаджа /126/ в Тондиби[289] после заболевания того неизлечимым недугом. А ал-Хадж после своего свержения прожил недолго и умер.
Мухаммед-Бани оставался у власти [один] год, четыре месяца и восемь дней. В его дни были дороговизна и бездождье. А скончался он в субботу тринадцатого джумада-л-ула девятьсот девяносто шестого года |[10.IV.1588] в своем лагере в пустыне близ Тондиби, направляясь в Томбукту после того, как причинил мусульманам зло из-за их приверженности к брату его, баламе Садику. Но Аллах защитил мусульман от его зла. Все это я перенес из
