– Она красивая? – спросила я, потягивая коктейль из трубочки, сидя за столиком на просторной террасе летнего кафе.
Шейн завёл руки за голову, откинулся на спинку стула и устремил лицо к солнцу:
– Кто?
– Та, по ком ты скучаешь.
Посмотрел на меня:
– Самая красивая.
Вот же повезло ей с парнем, чего брыкается?
Помешала коктейль трубочкой.
– А… ничего, что ты проводишь со мной столько времени?
– Разве друзья не могут проводить много времени вместе? – Шейн пожал плечами. Волосы падают на глаза… И эта чёрная футболка, так плотно обтягивающая его бицепсы…
– Тейт?
Оторвала взгляд. Задумчиво взглянула на Шейна и тихо поинтересовалась:
– Не понимаю. Почему, если Калеб мой парень, время со мной проводишь ты? Где он вообще? Я его с самой больницы не видела.
Взгляд такой, словно собирается сказать гадость, но Шейн лишь коротко вздохнул:
– У нас с ним договор.
– Что ещё за…
– Я буду рядом с тобой до тех пор, пока воспоминания не вернутся.
– Какого чёрта? – не сдержалась.
Шейн выглядел серьёзно:
– Калеб ревнует тебя ко мне.
Вот так новости!
– А есть повод?
Ответил не сразу:
– У нас с ним… как бы тебе сказать, не очень хорошие отношения.
С придирчивым видом откинулась на спинку стула и сложила руки на груди:
– Это вроде как «Эй, детка, этот друг на тебя плохо влияет. Не водись с ним»?
Шейн невесело усмехнулся:
– Да, вроде того он и считает.
Сузила глаза:
– И что? Когда моя память вернется, мы с тобой перестанем видеться?
Шейн тяжело вздохнул, запустил руку во взлохмаченную шевелюру и отвёл взгляд:
– Ты и сама этого захочешь.
На следующий день Шейн зашёл ко мне в номер лишь на пять минут, принёс гору фруктов и прочих полезных продуктов. Сегодня он занят, так что придётся давиться одиночеством.
Ошибалась – появился Калеб. И опять эта атмосфера неловкости.
Попросила его рассказать о нас поподробней. Узнала о посиделках на крыше отеля, о саде Шекспира в Нью-Йорке, о ночном сеансе в кинотеатре… И пришла только к одному выводу – Калеб и вправду мой парень. Он знает обо мне достаточно много, и простого перечисления фактов по моей просьбе вполне хватило, чтобы в этом убедиться. Я и Калеб. И эти потрясающего оттенка глаза, что смотрят на меня с такой нежностью…
А я будто бы смотрю со стороны и невольно убеждаюсь в том, что этот чертовски привлекательный шатен действительно любит вон ту красноволосую девчонку с огромной ссадиной на лбу.
Калеб меня любит.
А я бы не стала встречаться с кем-то, кто был мне безразличен. Значит, и у меня чувства были. Только вот почему так сложно в это поверить? Если бы вдруг сейчас сказали, что это всё шутка и на самом деле Шейна и Калеба нужно поменять местами, я бы даже не обиделась на розыгрыш и с радостью поверила в это: Калеб – друг, Шейн… Кто же ты, Шейн?
Мы смотрели фильмы, жевали всякого рода вредную пищу и болтали ни о чём. Я и Калеб. И это было так нормально. Так, как должно быть. Так, как у друзей и бывает. Только в глазах его было слишком много эмоций и столько всего запутанного, что было очень сложно выносить на себе этот взгляд. Словно попадаешь в паучьи сети, барахтаешься и не знаешь, как выбраться.
– Ну и… как долго я за тобой бегала? – поинтересовалась я у Калеба, чтобы разрядить атмосферу.
В ответ Калеб рассмеялся и удивлённо вскинул брови:
– Ты? Разве Тейт Миллер из тех девушек, кто бегает за парнями?
– Ну… – я весело поиграла бровями, – ради такого парня, как ты, я вполне могла сделать исключение.
Калеб мягко улыбнулся и нежно сжал мою ладонь в своей.
– Ради такого парня, как я?
– Ага. Ты ж вроде как мировая знаменитость. И вон какой красавчик. – Это была шутка. Потому как звёздный статус меня никогда не интересовал в людях, но глаза Калеба вдруг потускнели, улыбка исчезла с лица, но руку он мою так и не отпустил.
Тревожный звоночек вдруг прозвенел в моей голове: «Чем-то я его только что обидела».
– Калеб. Я не…
– Всё в порядке, Тейт, – мягко улыбнулся Калеб.
– Нет. Не в порядке. Мне просто сложно подбирать слова. Я не знаю, как… – Я замолчала, не закончив предложение. – Калеб, это была шутка.
– Я знаю. – Калеб вздохнул, притянул меня к себе и поцеловал в висок.
– Знаешь?
– Конечно… – Поцеловал в макушку и посмотрел в глаза. – Спасибо, Тейт.
– За что? – Я была удивлена.
– За то, что ты умеешь так смотреть.
На следующий день Шейн вновь вытащил меня на улицу, но на этот раз мы сразу направились в какое-то секретное место, которое он хотел мне показать. Сказал, что ездит туда очень часто в последнее время и втайне от всех. Приказал держать язык за зубами, а если сболтну кому, он запрёт меня в здании, перед которым мы остановились, и выкинет ключи.
Здание, перед которым мы остановились.
Выглядит новым. Двухэтажное, в стиле небольшого коттеджа. Обычно в таких открывают пляжные кафе и ресторанчики. Белый фасад, зеркальные стёкла и большая вывеска над главным входом: «Студия звукозаписи «До сиреневой звезды». И маленькая звёздочка над последней буквой, цвета точь-в-точь такого же, какого прежде были мои волосы.
Удивлённо посмотрела на Шейна:
– Это твоя студия?
Шейн улыбнулся, взял меня за руку и повёл внутрь:
– Это моя мечта.
Глава 25
Шейн хочет быть композитором.
Возможно, я была бы рада этой новости. Возможно, расстроена. Возможно, удивлена. Но в данной ситуации я просто сбита с толку, потому как ничего не знаю об этом парне, кроме того, что он безумно притягателен, заботлив и у него есть какая-то странная девушка, с которой он никак не может поладить.
Шейн снял всё здание целиком на деньги, которые сам заработал за последние годы. И даже на штраф осталось, если вдруг Сок запетушится. А он запетушится. К тому же в распоряжение Шейна поступило некоторое количество средств после смерти отца. Не стала спрашивать, когда его не стало и при каких обстоятельствах, – и так неловко себя чувствовала. Поняла лишь одно – у семьи Шейна крупный бизнес и в деньгах он не нуждается, вот и снял себе студию.
Ремонт идёт полным ходом, на днях должны привезти оборудование. Людей для сотрудничества подыскивает специальный человек, которому Шейн платит, всё документальное оформление взял на себя его брат, так как по контракту Шейн не имеет права заниматься чем-либо подобным. За это может крупно влететь.
Хороший у него брат, раз не против падения Шейна с олимпа славы.
Ну а как я могу думать по-другому? Для меня это дико – я ничего не помню! А Шейн даже и объяснить не пытается. Провёл мини-экскурсию по студии (в это время здесь никого не было), усадил на кожаный диван, прикрытый прозрачной плёнкой, взял в руки белоснежную акустическую гитару и сел напротив меня.
– И?.. – неуверенно улыбнулась. – Значит, ты хочешь писать свою музыку для других?
Шейн улыбнулся в ответ, продолжая молча смотреть на меня. Нет, будто внутрь меня.
«Щёки, даже не смейте краснеть».
– Что? – нервно усмехнулась.
– Ничего, – пожал плечами Шейн.
Отвела взгляд в сторону.
«У нас всегда были такие загадочные дружеские отношения?..»
Шейн вздохнул и пробежался пальцами по струнам, и внутри вдруг всё задрожало.
– Спой мне, – попросила я.
Улыбнулся шире.
– Что? – усмехнулась. – Ты не пел мне раньше? Ты ведь вокалист группы.
– И что? – усмехнулся в ответ Шейн.
– Так пел или не пел?
Шейн вновь пробежался пальцами по струнам.
– Лучше не вспоминать об этом.
– Почему? Всё было так плохо?
В ответ Шейн заиграл какой-то до боли знакомый ритм и с улыбкой произнёс:
– Спой со мной.
Замолчала. Облизала пересохшие губы…
– А мы раньше…
– Нет, – перебил Шейн, – мы никогда не пели вместе.
Его пальцы перебирали струны, звуки парили над нами, эхом отражаясь от стен полупустого зала. Гитара просила… ждала первых слов. И Шейн запел, глядя мне в глаза:
Больше всего на свете люблю, когда ты смеешься.Так хочу вознести тебя к самому небуи забрать твою боль.Твой образ живет в моем сердце, и это делаетменя сильным.Так хочу вознести тебя к самому небуи забрать твою боль.
А дальше наши голоса сплелись воедино, соединились и стали одним целым. И этому порыву невозможно было сопротивляться. Я хотела петь с ним. Петь вместе с Шейном:
Схожу с ума, когда остаюсь в одиночестве.Все становится пустым и поломанным,когда нет тебя рядом…
Замолчала. Шейн слабо улыбнулся и спел свои строки:
Но ты ушла. Больше не чувствуешь меня рядом…
Я улыбнулась в ответ, хотя совершенно не чувствовала радости. Мне нравилось петь с Шейном, но грусти в этой песне слишком много. Сердце будто не на месте, но я запела:
