– Если она тебя по-настоящему любила, то должна была принять со всем дерьмом, уж извини, – с горькой усмешкой сказала я. – И не тебе решать, готова она терпеть твои недостатки или нет. Найди её для начала, и пусть сама решает. И если нимб не сильно давит на мозг, то, может, поймёт, что никто не идеален.
Шейн пронзительно смотрел мне в лицо, так что волны необъяснимой дрожи разливались по телу.
– Когда она меня увидит, первое, что сделает, – это пошлет к чёрту, можешь быть уверена.
– Не будь трусом, – фыркнула я и почесала бинт на затылке.
Шейн беззвучно усмехнулся:
– Дело не в трусости, а в том, как будет лучше для неё.
– Ей сколько лет? Пять? Почему за неё решаешь?
Шейн улыбнулся шире и так заразительно, что не могла не ответить тем же.
Некоторое время оба молчали. Пока Шейн не вздохнул и тихо не произнёс:
– Я скучаю по ней… – Сглотнул, моргнул несколько раз и отвернулся к окну.
Я поёжилась, не в силах дать определение ощущениям.
– Если любишь её, то должен найти и сказать об этом, – произнесла тихим голосом, потому что знала, что так будет правильно. Мы ведь друзья как-никак, а друзья должны давать хорошие советы. – И если она тебя любит, Шейн, но так ничего и не поймёт, значит, вы два самых больших идиота на свете, раз до сих пор не вместе!
Шейн выдержал паузу, изучающе глядя мне в лицо, а потом почему-то рассмеялся, да так искренне, что и я поддержала его парочкой неуверенных смешков.
– Что? – смеялась я.
– Ничего, – широко улыбался Шейн, – никогда бы не подумал, что человеком, давшим мне такой важный жизненный совет, станешь ты.
Озадаченно изогнула бровь:
– Почему? Ты считал меня глупой?
– Я считал тебя занудой, Миллер, – фыркнул Шейн. – Но ни разу не глупой.
* * *
Через пару дней меня выписали.
Целый пакет лекарств с собой и куча указаний от доктора. Так как моё состояние стабилизировалось, он счёл, что для скорейшего восстановления памяти лучше почаще дышать свежим воздухом и пребывать в приятной обстановке, поскольку даже обычная картинка знакомого помещения и даже одно-единственное слово способны в момент восстановить утраченные воспоминания. И когда это произойдёт, нужно будет немедленно связаться с врачом, так как, скорее всего, придётся испытать сильнейшие головные боли.
Менеджер Кан отвёз меня в отель.
Номер казался чужим. Обстановку не узнавала – только свои старые вещи. Кан выдал мне мобильный и велел сразу звонить ему в случае чего и сегодня отель не покидать, а вон те два здоровых качка за дверью позаботятся о том, чтобы никто меня не беспокоил.
«А как же свежий воздух?» – хотела напомнить я, но Кана уже не было в номере.
Я как-то спросила, можно ли мне улететь в Нью-Йорк, но директор Сок не постеснялся упомянуть контракт, со словами о том, что даже если память не восстановится, талант и мечта ведь никуда не пропали и он с радостью объяснит мне обо всех условиях заново.
И на что я только себя подписала?
Прошла вглубь. Странное ощущение. Сейчас все ощущения кажутся странными. Я как расколотая и нелепо склеенная чашка, у которой всё ещё слишком много трещин, чтобы ощущать себя целой.
На кровати лежала синяя и слегка помятая коробочка с золотистым бантиком. Обернулась. Это ведь мой номер? Значит, мне?..
Внутри диск Адама Гонтье в треснутой упаковке. На обложке пожелания, адресованные лично мне, и подпись.
Осела на кровать. Кто ради меня так старался? Калеб?..
Оглядела номер. Пусто. Одиноко. Неправильно. Словно сквозняк в самом сердце. И тут же вспомнилось о Шейне.
FB улетели на концерт. Будут завтра. А через несколько дней улетают снова. А что будет со мной?.. Что мне здесь делать, если вдруг память не вернётся?..
Стало страшно. Страшно не помнить вещей, что привели меня в этот город. Людей, что заставили здесь остаться. И по условиям контракта я обязана работать дальше…
Решила найти и почитать копию.
Как я это подписала? Да это же рабское соглашение! Я вправду этому подчинялась?.. Работала с рассвета и до глубокой ночи… Когда же у меня на личную жизнь время оставалось?.. Да ещё и на тайную… Это ведь столькими проблемами могло обернуться и для меня, и для Калеба… Я правда его так любила?..
Видимо, очень любила.
Позвонила Грейс. Та уже в Нью-Йорке вовсю занимается открытием магазина. Сказала, что моя комната наконец освобождена от корма… Хорошо, что я не помню этого запаха. Да что уж там! Я даже не помню, какой чёрт меня дёрнул, чтобы я перекрасила волосы. Мне нравился сиреневый. Мне шёл этот цвет. До сих пор не могу привыкнуть к своему новому отражению в зеркале; ссадины и синяки на лице не в счёт.
В требовательном порядке попросила Грейс рассказать о Калебе, но та ответила, что ничего не знает и лучше мне позвонить Николь по этому делу. Но Николь я звонить не стала. Сложно говорить с человеком, который считает тебя подругой, а ты о нём ничего не помнишь. Я ведь была на её свадьбе, а потом попала в эту аварию – всё, что удалось вытянуть из менеджера Кана. Почему вообще поехала обратно в такую погоду? Чем думала?..
Так и провела весь день на кровати, работая над собой и заставляя хотя бы крупицу памяти встать на место.
Одно слово, всего одно слово может вернуть воспоминания. Что же это за слово такое дьявольское?.. Похоже на небылицу.
На следующее утро проснулась от громкого стука в дверь. Сразу вообще понять не могла, где нахожусь, но когда дошло, заставила себя слезть с кровати и потащилась открывать.
Шейн. Тяжело дышит, словно с пробежки, глаза блестят, как алмазы, и широко и так счастливо улыбается, словно куш на десять миллионов баксов сорвал. На голове чёрная кепка с заклёпками, в руках небольшая сумка.
– Ко мне переселяешься? – поинтересовалась с сарказмом, придирчиво разглядывая его с головы до ног и мысленно отмечая, что очень рада его видеть.
– Я только «за», но всего лишь с самолёта, – медленно ответил Шейн, скользя горящими глазами по моему телу.
Вот чёрт! Хлопнула дверью перед его носом и поспешила надеть халат. Не очень-то вежливо встречать малознакомых гостей в полупрозрачной короткой футболке. И не очень-то вежливо гостям с таким выражением лица разглядывать хозяина номера.
Открыла, завязывая пояс потуже.
Улыбается. Ехидно так.
– Ты всегда друзей с такой похотью рассматриваешь? – скользко поинтересовалась я.
– Нет, – усмехнулся Шейн и прошёл в мой номер. – Только тех, у кого грудь от третьего и выше.
Я захлопнула за ним дверь и с недоумением глядела в спину.
Шейн бросил свою сумку на пол, упёр руки в бока и весело посмотрел на меня:
– Шутка. Миллер. Выдохни. – Кивнул в сторону: – А сейчас ты должна вернуться в кровать и зарыть себя в одеяле.
– Опять шутишь? – смотрела с сомнением.
– Нет, – ответил Шейн, зевнул и хорошенько потянулся. – Врач сказал восстанавливать в твоей памяти картинки прошлого, это может помочь делу.
– Когда это ты с моим врачом разговаривал?
– Вчера. И сегодня, когда из аэропорта ехал.
Мне нужно время. Определённо. Чтобы осмыслить и принять эту его странную дружескую (мужскую!) заботу.
– И что я должна повторять? – спросила, нахмурившись. – Воспроизводить заново то, что уже было?
Шейн кивнул.
– И… – приподняла брови, – значит, ты… уже вламывался ко мне с утра пораньше?
Шейн плюхнулся на диван и буквально впитывал меня в себя глазами.
– Минута в минуту, – ухмыляясь, постучал пальцем по невидимым часам на запястье.
Улыбнулась. Правда, что ли? Так оно и было?
– Как концерт? – решила сменить тему.
– Обычно, – равнодушно отозвался Шейн, схватился за пульт от телевизора и принялся без разбору переключать каналы. Бросил взгляд на меня: – Ну и?..
– Ну и?..
– Ну и чего стоишь? Иди, собирайся.
– Куда?
На тяжёлом вздохе Шейн откинулся на спинку дивана:
– Миллер, ты врача вообще слушала?.. Воздухом дышать, куда ещё! У меня до вечера куча времени. Давай, у тебя пять минут. – И вновь отвернулся к телевизору.
– Что девушка вообще может успеть за пять минут? – промычала себе под нос и потащилась в ванную комнату.
– Вот это да! – бросил вдогонку Шейн.
– Что?
– Даже не споришь, – улыбнулся, – и даже не спрашиваешь, есть ли разрешение на то, чтобы выйти из отеля.
Мои глаза округлились:
– На это надо разрешение?
– Э-эм… – Шейн замялся и почесал затылок. – Нет, конечно. Какое ещё разрешение? О чём ты вообще, Миллер, спятила?.. – Отвернулся. – Четыре минуты.
Сегодня мы просто гуляли. Погода в Лос-Анджелесе замечательная, а как по мне, так даже чересчур жарко.
Позавтракали в кафе подальше от отеля, где нас постоянно фотографировали, хотя и лица были максимально прикрыты. Моё лицо. Шейну будто вообще плевать. Всё, что он делал по большей части, так это улыбался и смотрел на меня, игнорируя прохожих. Так что я просто не могла не заговорить о его девушке, чтобы развеять очередные сомнения.
