Рябиновый повернул голову, удила зазвенели. Адам не заметил этого. Я продолжала: «Я немного сэкономила, и когда мисс Грей, моя последняя нанимательница, умерла, она оставила немного денег, триста долларов и кое-какие вещи на память. — Я улыбнулась, вспомнив золотую зажигалку и водительские права, так аккуратно подсунутые Кону с Лизой. — Она была инвалидкой, и я прожила с ней довольно долго, как смесь домоправительницы с шофером. Она мне очень нравилась. Ну, с тремястами долларов и накоплениями я оплатила проезд, и еще осталось. Приехала прямо в Ньюкастл из Ливерпуля, сняла комнату и нашла временную работу. Пару дней пыталась собраться с душевными силами, чтобы вернуться и увидеть, как тут дела. Конечно, я была почти уверена, что дедушка умер…»
Рассеянно я сорвала пучок травы и начала кормить коня. Адам не шевелился, я на него почти не смотрела. Очень странно, что когда часть твоей жизни, души умерла, она все еще может делать больно, как, говорят, болит ампутированная конечность.
«Я не хотела задавать слишком много вопросов на случай, если Кон как-то о них услышит. Даже сияла комнату на имя мисс Грей и не знала, что делать, как обставить свое появление. Хотела обратиться к юристам за мамиными деньгами, понимаешь, но не была уверена, что хочу рисковать — Кон мог узнать, что я вернулась. Ну вот, я ждала и думала, что делать…»
«Минуточку… — Адам, похоже, все-таки слушал. — Почему ты не хотела, чтобы Коннор знал о твоем возвращении?»
Я провела рукой по шее Рябинового и коротко ответила: «Он пытался убить меня однажды ночью у реки, как раз рядом с тем местом, где мы нашли его с Юлией».
Он вздрогнул: «Он что?»
«Он хотел жениться на мне. Дедушка этого тоже хотел. Ты это знал. Коннор надеялся тогда получить собственность каким-нибудь еще способом, поэтому имел обыкновение меня всячески изводить. Тогда он устроил сцену, а у меня было неподходящее настроение, я была не особенно тактична и сделала чересчур ясным, что ему не на что надеяться и… Ну, он вышел из себя и решил от меня избавиться. Он рисковый парень, этот Кон. — Я подняла на Адама глаза. — Вот как я отгадала прошлой ночью, что он пошел искать Юлию. Вот почему я побежала за ней».
«Почему ты мне не сказала?» Его тон не допускал возражений, собственнический такой, будто он имел на это право, как восемь лет назад.
«Не имела возможности. Это случилось в последнюю ночь. Я шла домой. Ты помнишь, как было поздно. И знаешь, что я обычно переходила реку по камням, а потом шла по тропинке и через мост, так что никто не знал, что я ходила в Форрест. И не зря я беспокоилась, потому что в ту ночь я наткнулась на Кона».
«О Господи».
«Это была… вторая причина моего побега. Дедушка тоже добавил. Он уже долго сердился, что я не обращаю внимания на Кона и устраивал сцены, потому что обнаружил, что я поздно гуляю, и несколько раз обманывала его, где была. Он… полагаю, это на самом деле, естественно… он устраивал жуткие сцены и говорил, что если я попаду в беду, то могу уйти и больше не показываться. — Я улыбнулась. — Думаю, это только разговоры и буйный темперамент, дедушке было тяжело присматривать за девушкой-подростком, но, конечно, подростки воспринимают все серьезно. Когда я в ту ночь пришла домой, убежав от Кона, я была очень даже истеричной. Рассказала дедушке про Кона, а он не поверил. Знал, что я выходила, подумал, что встретила кого-то, и только все спрашивал, где я была, потому что было поздно, и он сам отправил Кона искать меня. Он думал, что Кон потерял голову и пытался меня поцеловать, а все мои слова про убийство — чистой воды истерия. Я не обвиняю его, но… сцена была та еще. Ни к чему все это оживлять, ты прекрасно можешь представить, какие были сказаны слова. Но понимаешь, почему я убежала? Частично потому, что случилось между нами, а еще я боялась Кона… А потом еще дедушка… и я боялась, что они с Коном начнут выяснять и узнают про тебя. Если бы Кристал обнаружила… так, как тогда все было…»
Рябиновый опустил голову и начал щипать траву, позвякивая металлом. «Ну понимаешь, почему я боялась возвращаться в Вайтскар, даже теперь? Опасно, прямо в зубы Кона и Лизы, и я не была уверена в дедушкином приеме. Но тут появился Кон, как Люцифер, и предложил то, что показалось очень милым, мирным, защищенным от него самого возвращением домой. Фактически, я ухватилась за это. Я только планировала пробыть здесь до смерти дедушки».
«Начинаю понимать. Как ты столкнулась с Коннором?» «Совершила рискованный поступок, которого не должна была допускать, и отправилась посмотреть на Вайтскар. Я даже не выходила из автобуса, просто проехала от Беллинджема до Холлерфорда однажды в воскресенье. Там вышла, чтобы сесть на автобус, идущий по римской дороге. Я… хотела пройти вдоль Стены и… увидеть ее снова. — Ничто в его лице не выдавало того факта, которого не знал никто, кроме нас. Что именно у Стены мы иногда случайно встречались, и как же старательно вырабатывали мы эти случаи. Я ровно продолжала: — Кон увидел меня. Узнал или подумал, что узнал и последовал за мной. Когда он подошел, я была поражена и испугана, а потом увидела, что он достаточно сомневается, и можно убедить его, что это ошибка. Поэтому я назвала ему имя, которое использовала, и все получилось».
Я продолжала рассказывать о разговоре у Стены, о предложениях… «И когда я поняла, что Кон увяз в своих отношениях с дедушкой, что Кон с Лизой настроены против Юлии, а у дедушки недавно был удар… Ну, я подумала, что это — единственный способ попасть домой так что Кон не шевельнет пальцем, чтобы препятствовать. Согласилась. И все продолжалось вполне хорошо, пока я не узнала, что ты здесь…»
Он сказал с неожиданным нетерпением: «Конь вовсе не вспотел, оставь его в покое. Давай его разнуздаем. — Этим он и занялся и добавил таким тоном, будто мы обсуждали цену на помидоры: — Продолжай. Когда ты обнаружила, что я все еще здесь?»
«Дедушка мимоходом упомянул это в разговоре в первый вечер. Немного я вытянула из Кона и Лизы про пожар, и как ты отвез Кристал в Италию, а потом Вену, лечил и все прочее, и про ее смерть. Но ты знаешь Кона, он ничем, кроме себя не интересуется, и я не могла слишком нажимать насчет тебя и твоих дел. Когда я узнала, что ты не совсем уехал, у меня был шок. Я ночью отправилась к Кону и сказала, что хочу бросить это дело. Он… угрожал мне. Нет, ничего в таком роде, просто сказал, что это зашло слишком далеко и «правда» убьет дедушку. Конечно, я знала, что не врала дедушке, но у них такие отношения, что для него солнце всходит и заходит только из-за Кона, и его бы прикончило знание того, какая свинья Кон. И сейчас так. Я поняла, что придется остаться, но мысль о встрече с тобой… Ужасно. Я пошла в Форрест в ночь перед твоим приездом».
«Успокоить призраков?»
«Полагаю… Но следующей ночью… Я знала, что ты приехал, не знаю почему».
Ты всегда знала… Никто не произнес этих слов. Он не смотрел на меня, возился с уздечкой. Голова коня освободилась, он взмахнул ею и ушел от нас, трусцой выбежал на солнце и начал пастись. Адам смотрел на уздечку в руках, будто не четко представлял, что это такое и как оно туда попало. Повернулся и очень заботливо повесил ее рядом со своей. «А когда я появился, ты решила, что легче позволить мне думать… что Аннабел умерла».
«Разве нет?» — спросила я.
Тогда мы впервые посмотрели друг на друга. «Почему ты так подумала? Когда ты ушла, и у тебя было время… было так много… Ты должна была знать, что я…» Его голос замер, и он опустил голову.
Что-то прорвалось ко мне через броню безразличия, которую я наращивала восемь лет. Мало мне было научиться жить с воспоминанием о его жестокости, я все еще не разучилась чувствовать… Я сказала с трудом: «Адам, восемь лет назад мы поругались, потому что были несчастны, и не могло быть будущего, если бы не совершили такого, чего нельзя совершать. Я говорила, не хочу опять это обсуждать. Но ты помнишь не хуже меня, что сказано».
Он воскликнул грубо: «О Господи, да! Думаешь не переживал сто раз каждую секунду той ссоры? Каждое слово, взгляд, намек? Я знаю, почему ты ушла. Даже если не учитывать Кона и дедушку, было достаточно причин! Но все равно не понимаю, почему ты не передала ни единого слова, даже злого».
Тишина растянулась нитью, которая никак не рвалась. Солнце светило уже сильно, золотило траву. Рябиновый скосил на нас глаз и отодвинулся подальше, громко хрустел травой. Когда я заговорила, мой голос был отягощен знанием, инстинктивно я почувствовала тень боли в будущем. «Но ты получил мое письмо».
Еще не заговорив, я знала ответ. Правда была написана на его лице. «Письмо? Какое письмо?»
«Я написала из Лондона, почти сразу».
«Я не получал письма. — Он провел языком по губам. — Что оно… говорило?»
Восемь лет я собирала слова. Но теперь только ответила мягко: «Что если это доставит тебе хоть немного счастья, я буду твоей любовницей и поеду с тобой, куда хочешь».
