Благодарю Настю и завершаю вызов. А сейчас самое сложное. Приглашаю к себе Катю.
Мы с Кириллом пришли к выводу, что только она могла отправить то отвратительное сообщение. Стопроцентных доказательств у меня нет, но надеюсь, что, прижав Катю к стенке, узнаю наверняка.
— Здравствуй, дорогой.
Блондинка распахивает дверь без стука и с широкой улыбкой, которая не трогает ее ледяные глаза, приближается ко мне. Наклоняется для поцелуя, но я отворачиваюсь. Раньше я терпел Катю, как удобную любовницу, теперь не хочу, чтобы она меня касалась. Противно.
— Нужно поговорить, — говорю холодно. — Присядь.
Женщину нисколько не смущает моя отстраненность, думаю, за столько лет привыкла. А вот меня раздирает гнев. Я не понимаю за что Катя так со мной поступила. Ревность? Для этого нужно любить, а между нами никогда не было этого чувства. Деньги? Так ее семья богата.
— О чем ты хотел поговорить? — теряя терпение, спрашивает женщина.
Встаю и молча протягиваю ей свой телефон, где открыт скриншот от Тани. С каждым прочитанным словом Катино лицо становится все бледнее, хоть и сохраняет бесстрастность.
— Что это и зачем ты мне это показываешь?
С легкостью замечаю нотки паники в голосе. Попалась рыбка.
— Не отпирайся, я уверен, тебе знаком текст, — говорю строго, нависая над женщиной.
— Впервые вижу, — Катя отбрасывает мой телефон на стол и скрещивает руки на груди. — Это та рыжая, да? Она подсунула тебе этот бред? А ты не думал, что ей просто захотелось красивой жизни?
Хм, похоже немка перенервничала и только что выдала себя с потрохами. Я никогда не рассказывал ей о Тане. На скрине нет имени. От меня не раз выходили женщины. Я особо не скрывал, что иногда спал с другими. Но почему-то именно на Танюшке она сделала акцент.
— Катя, тебе лучше сейчас рассказать правду. Иначе пеняй на себя.
В моем голосе сквозит ледяная ярость. Немка знает, что в таком состоянии лучше мне не перечить. Так же я себя чувствовал, когда нашли Юсупова. До того, как он сдох, я подготовил для него «развлекательную» программу, после которой он запел как соловей, выдавая подельников.
Катя сглатывает и бледнеет еще сильнее. Поднимается с кресла, касаясь ладонью моей груди.
— Влад, — впервые в ее голосе появляется что-то похожее на нежность, — я правда не пони…
— Хватит! — обрываю грубо. — Рассказывай немедленно.
— Ладно, — выплевывает Катя, сбрасывая маску любящей женщины, — отец заставил меня шпионить за тобой. Когда он узнал, что ты переезжаешь в Германию, испугался, что его отправят на пенсию.
— Дело только в этом?
Бред какой-то. Я только один раз намекнул, что могу его заменить. Но в остальном, всегда делал акцент на том, что еду на несколько лет, потом все вернется на круги своя.
— Да, — отвечает Катя, с вызовом смотря мне в глаза.
— Не верю, — заявляю категорично. — Рассказывай немедленно. Иначе вы оба одним увольнением не отделаетесь.
Катя переводит взгляд в окно и кусает губы, словно решает, что для нее будет лучше. Наконец, она выдыхает и устало опускается в кресло. Словно на нее давит бетонная плита.
— К черту все, — выдыхает тихо и поднимает на меня глаза. — Ты же заметил, что в филиале творятся странные дела: подозрительные сделки, утечка финансов. Я случайно узнала, что за всем этим стоял отец. На протяжении нескольких лет он сливал тебе своих пешек, чтобы усыпить бдительность. И ему удалось, — Катя ухмыляется, — и ты окончательно передумал переезжать. А я должна была докладывать о твоих действиях и удерживать тебя в Москве, чтобы отец беспрепятственно мог красть деньги.
— Зачем ему это? Разве он плохо зарабатывает?
— Когда-то еще давно филиал был компанией отца. Между вашими фирмами был заключен контракт. Но отец не совсем грамотно руководил, заключил несколько неудачных сделок и чуть не разорился. Твой дед выкупил компанию, превратил ее в свой филиал и оставил отца в управлении. Но это не одно и тоже. Джозеф Опенгер слишком горд, чтобы работать на кого-то, он всегда должен быть главным. Понимаешь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Он воровал все эти годы?
— Не совсем. На какое-то время он смирился. А потом влез в какие-то темные дела и задолжал очень опасным людям. Тогда-то он впервые вывел деньги со счетов компании, и никто не заметил. С долгами он рассчитался, но ему не давало покоя, что он может набить карманы и заодно подгадить Орловым за то, что посмели купить его детище. Отец долго прорабатывал схему, подтягивал людей — и она заработала.
Блядь, а я ведь думал, что он единственный, кому я могу доверять. Руки сами собой сжимаются в кулаки. Так хочется двинуть по старой наглой роже. Повезло Опенгеру, что он далеко.
Делаю глубоки вдох. Мне нужна холодная голова, я еще не со всем разобрался.
— А как это связано с нами? Зачем ты набивалась ко мне в невесты и написала ту мерзость?
— Условие отца. Я должна была женить тебя на себе.
— Зачем?
— Перед самым приездом сюда, я родила сына. Но видела его только однажды, — Катя всхлипывает и опускает глаза на сложенные на коленях руки, — потом отец забрал Клауса и спрятал, выдвинув условие: мы с тобой женимся, я говорю тебе о сыне, и он автоматически становится наследником компании. Пойми меня, — Катя подскакивает ко мне и вцепляется в пиджак, — я ни разу не подержала сына на руках. Его сразу же унесли. Я не знаю где он, как живет. Ты понимаешь?
В ее глазах блестят слезы и какое-то безумие. Но я не чувствую жалости в той степени, чтобы отпустить ситуацию. Я не готов простить ее и выразить сочувствие, прижав к груди. Отрываю ее руки от себя и слегка отталкиваю женщину.
— Благодаря тебе — понимаю, — Катя дергается, будто я ее ударил. — Ты, пережив жестокость, сделала со мной то же самое.
— Это мог быть и не твой ребенок. Кто знает с кем она путалась, — жалобно оправдывается.
— И это дало тебе право так омерзительно поступить? — выкрикиваю я. — Ты не имела никакого права решать за меня, что делать в данной ситуации!
— Влад, — Катя снова бросается ко мне, — прости меня, я поступила отвратительно, но пожалуйста помоги. Женись на мне, — выдает эта полоумная, — всего на год или два. Брак будет только на бумаге, я не буду мешать вам с рыжей. Отец вернет мне сына, и я исчезну, клянусь.
Впервые в жизни мне хочется отвесить женщине оплеуху, чтобы мозги встали на место. Хватаю ее за плечи и встряхиваю.
— Да, что творится в твоей голове? Ты оскорбила прекрасную женщину. Лишила меня возможности участвовать в жизни сыны. Помогала своему папаше меня обворовывать. И после этого ты думаешь, что я допущу хотя бы мысль о помощи тебе?
— Ты — монстр, — всхлипывает женщина.
— А ты тогда кто?
Отхожу от Кати на несколько шагов. А она стоит бледная, заплаканная и ничего не возражает.
— Если бы ты рассказала мне правду пять лет, я бы помог. Отбирать ребенка у матери слишком жестоко и низко. А сейчас я хочу, чтобы ты собрала свои вещи и вернулась в Германию. И можешь передать отцу, что скоро его место жительства уменьшится до тюремной камеры.
Катя гордо выпрямляется, вытирает слезы и не проронив больше не слова уходит. Надеюсь, это была наша последняя встреча.
Когда дверь захлопывается, я беру телефон и набираю своего знакомого в Германии:
— Здравствуй, Дмитрий. Есть к тебе одна просьба.
— Здравствуй, Влад, — посмеивается собеседник, — а я думал, когда ты потребуешь должок.
Дмитрий — один из охранников, который пострадал во время Сашиной аварии. Я оплатил его лечение в Германии, и Дима так там и остался.
— Я ничего не требую. Если не захочешь браться — твое право.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Рассказывай в чем дело.
Прошу его встретить в аэропорту Катю и помочь ей найти ребенка, а заодно — накопать компромат на Джозефа.
— Сделаю, Влад.
Со спокойной душой откладываю телефон и прошу Лизу забронировать столик. Сегодня меня ждет приятный вечер с Рыжиком и сыном. Больше ничего не сможет встать между нами.
34
