Сосредотачиваюсь на металлической входной двери. С такого расстояния и в темноте не могу понять открывается она изнутри или нужен ключ. Отступаю в глубь комнаты. Прежде чем бежать сломя голову, нужно подумать. В первую очередь попробовать освободить руки.
Подхожу к окну поближе к лунному свету, осматривая узлы. Связаны туго и профессионально, будто Кристиан Грей постарался. Мерзость.
Дергаю руками, пытаясь хоть чуть-чуть покрутить кистями. Бесполезно, только больнее делаю. Чтобы избавиться от веревки, нужно что-то острое. Но комната абсолютно пустая.
Слезы отчаяния пекут глаза, и я поднимаю голову вверх. Не время плакать и жалеть себя. Мне еще сына искать. Только эти мысли помогают взять себя в руки.
Резко выдыхаю и снова наклоняюсь, чтобы рассмотреть узлы. Тут на глаза попадается перекошенный стул, и меня осеняет. В нем же есть саморезы. Оторвать ножку или спинку не составит труда, главное сделать это тихо.
Проходит мучительно много времени, прежде мне удается расковырять веревку и заодно руки и выдохнуть с облегчением. Первый шаг к свободе сделан. Растираю затекшие кисти, размазывая кровь из царапин, и трясу ими в воздухе, чтобы сбросить онемение. Мелкие ранки не то, о чем мне стоит сейчас беспокоиться.
Что теперь? Можно поискать в этом гадюшнике сына. Но не факт, что, заглядывая в соседние двери, я не нарвусь на похитителей. И не факт, что Максим здесь. Есть большая вероятность, что нас предусмотрительно разделили и спрятали в разных местах. Лично я сделала бы именно так.
Можно поискать телефон со следящим приложением. Но на мне чужая одежда, вряд ли стоит рассчитывать, что оставили сумку. Судя по тому, что меня похитили из-под носа охраны, значит мудаки не так глупы, как хотелось бы.
Можно попробовать сбежать и сообщить Владу. Но где я нахожусь и как с ним связаться?
Блять! Вопросов больше, чем ответов. Снова подхожу к окну. Ручка сломана открыть не получится и разбить нечем. Оглядываю темную улицу и не могу понять: я все еще в Москве где-нибудь на окраине или меня уже вывезли в другой город. Обычный спальный район с многоэтажками, такие есть в каждом городе.
Надо действовать. Для начала попытаюсь вырваться из квартиры. Затаив дыхание выхожу в коридор, матерясь про себя, что именно в этот момент луна решила скрыться за облаками. Вытянутая рука теряется во мраке, идти очень страшно. Впиваюсь взглядом в еле различимый блеск дверного металла и делаю несколько неуверенных шагов. Останавливаюсь и прислушиваюсь, но кроме бешенного стука собственного сердца никаких звуков не слышно.
Еще шаг и давлю панический крик, зажимая рот ладонью. Босая нога наткнулась на какой-то предмет, который уж очень сильно напоминает человеческую руку.
Опускаюсь на корточки и медленно веду пальцами по грязному линолеуму, пока не ощущаю подрагивающие пальцы. Не труп уже хорошо. Двигаю рукой по предплечью, осторожно ощупываю спутанные длинные волосы. Женщина лежит на боку. Кажется без сознания. Ей явно нужна помощь, но я не знаю, что могу сделать. Возможности вызвать скорую нет, позвать кого-то может быть опасно.
Дверь неприятно скрипит, когда я открываю ее шире и переворачиваю женщину на спину. Окидываю взглядом ее комнату, в поисках чего-нибудь, что может помочь. Но помещение точно такое же, в котором очнулась я.
Кладу кудрявую голову на колени, осматривая тело. Видимых повреждений нет: ни ран, ни царапин, ни веревок, как было со мной. Возможно, она здесь добровольно, и стоит бросить все и спасать свою жизнь. Она может оказать сектанткой, выполняющей какое-нибудь поручение наставника.
Вздрагиваю от тихого стона. Погрузившись в размышления, не заметила, что женщина пришла в себя.
— Эй, — трясу ее за плечо, — ты как?
Женщина с трудом садится и фокусируется на моем лице. Меня освещает лунный свет, поэтому стараюсь держать равнодушную маску.
— Ты новенькая, что ли? — шепчет хрипло.
Я неопределенно взмахиваю рукой, не совсем понимая, что она имеет ввиду.
— Так, ты в порядке? — спрашиваю снова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А, да, — безразлично отмахивается, — просто с экстази перебрала. Клиент так любит. Когда соскребла себя с дивана, голова закружилась и не смогла дойти до кухни за водой.
Класс, я попала в притон. Я даже не догадывалась, что подобным занимаются не только в самой общине. Помогаю женщине встать и дойти до кухни, где она включает тусклую лампочку.
Наконец я могу ее рассмотреть. Она болезненно худая, впрочем, как и большинство сектантов. Грязные темные волосы заплетены в растрепанную косу, которая спускается практически до поясницы. Но больше всего в ее внешности меня пугают глаза. Блеклые, словно подернутые дымкой, но при этом взгляд цепкий, следящий за каждым моим движением.
— Ты давно в поселении? — спрашивает она с подозрением. — Я тебя там ни разу не видела.
Что отвечать? Если скажу правду, она поднимет кипишь. Я ничего не знаю о приеме новых членов. Отворачиваюсь, чтобы налить воды из кувшина и спрятать лицо.
— Я там еще не была, — говорю осторожно.
— О, тебе понравится, — пылко шепчет, — я помню, когда родители привезли меня туда в первый раз. Была зима, я словно в сказку попала.
Нормальная такая сказочка, где тебя заставляют работать больше двенадцати часов и делать физически сложную работу. Я до сих пор с содроганием вспоминаю сколько дров мне приходилось приносить зимой из общего сарая. Утром перед школой бегала по колено в снегу, делая по три-четыре ходки. И не важно была ли метель или лютый мороз под минус пятьдесят. Оксана ненавидела, когда в сенях нет сухих поленьев. Если не успевала принести достаточно к ее пробуждению, получала ремнем или тем, что подворачивалось ей под руку.
— А где мы сейчас? — спрашиваю, подавая женщине стакан.
— Раменское, — отвечает напившись, — тридцать километров от Москвы. А ты почему спрашиваешь?
— Думала, сразу отвезут в поселение, — добавляю в шепот восторга и предвкушения, — хочу быстрее туда попасть. А здесь есть еще кто-нибудь?
— Еще три женщины. Они давно спят. Это у меня ночной клиент, он любит, когда тихо и никого нет.
— Может тебе что-нибудь покушать приготовить? — предлагаю, кивая на пожелтевший холодильник.
— Тю, да он пустой.
— Давай в магазин сходим. Здесь же есть круглосуточные?
От моего вопроса карие глаза кудрявой сужаются, и она долго всматривается в мое лицо. А я лишь надеюсь, что мне хватит актерских данных изобразить наивную дурочку и ничем себя не выдать.
Молчание затягивается. Мне начинает казаться, что женщина услышала бешенный стук моего сердца и все поняла.
— Нам нельзя выходить без сопровождения, — наконец строго произносит, — а я не буду звонить и будить охрану или нашу старшую, потому что тебе захотелось пожрать. Здесь тебе не курорт. Хочешь что-то получить — дай взамен.
Она резко поднимается, скребя ножками табурета по линолеуму, и уходит. Жду, когда скрипнет комнатная дверь, и едва дыша подкрадываюсь к входной. Если от кудрявой недавно ушел клиент, а сутенерша и охрана спит, значит отсюда можно выйти без ключей. Максима здесь нет, придется бежать одной. Найду телефон, позвоню в полицию, они помогут найти Влада.
Я очень надеюсь, что они с Котовым уже вышли на след Сомова и нашли сына. Или найдут в скором времени.
Замок какой-то хитроумный: множество кнопок и задвижек. Начинаю их дергать и нажимать, как можно тише, пока не слышу заветный щелчок. Не давая себе возможности испугаться, выбегаю на замызганную площадку и вниз по лестнице.
Бегу по улице, избегая света редких фонарей, и останавливаюсь в тени дома только тогда, когда бок нестерпимо колет, а исцарапанные ступни саднят от грязи, забившейся в ранки. Прислушиваюсь нет ли за мной погони. Но все тихо, значит у меня есть фора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Нужно попытаться найти полицейский участок или пост ДПС. На крайний случай неравнодушного прохожего, который одолжит телефон. И нельзя долго оставаться на одном месте. Двигаюсь в неизвестном направлении и, как назло, ни одного человека на улице. Город вроде не маленький, неужели никто не гуляет допоздна? Наверное, я на самой окраине или в неблагополучном районе.
