Отрицательно качаю головой. Я не выпускала телефон из рук, не могла пропустить.
— Я так и не вызвала полицию! — выкрикиваю испуганно, прикрывая пальцами рот.
— Не волнуйтесь об этом, я уже переговорил со знакомым опером, — успокаивает Олег и переходит на приказной тон. — Значит так, Татьяна, сейчас вы поедете в свою квартиру, проверите не ждет ли Сомов там. Влад, мы пойдем по следу. Если удастся отследить похитителей, нужно чтобы со мой был знакомый Максиму человек.
— Тогда лучше поехать мне, — возражаю я.
— Нет, сейчас вы будете нашей приманкой. Думаю, за домом следят, они должны увидеть вас одну. Скажите адрес, я отправлю туда людей, они незаметно проникнут в подъезд. А один отвезет вас под видом таксиста. Вам ничего не будет угрожать. Дайте телефон, я временно установлю следящую программу, она будет записывать разговоры и пересылать мне сообщения, чтобы мы могли отследить преступников.
Послушно протягиваю телефон. Интуитивно чувствую, что Олегу можно доверять, он поможет найти сына.
Пока ждем псевдо-таксиста, Влад не выпускает меня из своих объятий.
— Почему ты спросила про отлет в Сургут?
— Очень боюсь, что сына увезут до того, как мы его найдем. Моя биологическая мать — бездушное чудовище. Помнишь, ты спрашивал про шрам на пояснице? — дожидаюсь кивка, я с тяжелым вздохом говорю. — Это она сделала. В наказание за то, чего я не совершала.
После моего краткого рассказа, внешнее спокойствие Влад трескается и наружу пробиваются все эмоции. Страх, боль, отчаяние и жалость, адресованная лично мне.
— Я давно это пережила, — кладу руку на щеку Влада, — у меня есть единственная семья и она самая лучшая. Сейчас главное, чтобы Максим ни в коем случае не попал в тот ад.
— Он не попадет, — Влад обхватывает мою ладонь и нежно целует, — клянусь.
И я верю безоговорочно.
Через несколько минут подъезжает старенькое Рено с бугаем за рулем. Теоретически он может сойти за бомбилу, если не приглядываться к кобуре, спрятанной на поясе под огромной футболкой.
Влад провожает меня до машины, сжимает в объятиях, вновь обещая, что все будет хорошо. А я не могу расцепить руки и отпустить его. Слишком страшно оставаться один на один с мыслями.
Пару дней назад Влад впервые намекнул, что нужно подготовить сына и рассказать, кто его папа. Но я попросила немного больше времени. Максим уже начал задавать вопросы: почему мы каждый вечер проводим время с Владом, люблю ли я его как тетя Алена дядю Диму и подобные. Я не знала, что на них отвечать и переводила тему или старалась отвлечь сказкой.
Это время нужно не Максиму, а мне. Оказывается, я жуткая трусиха. Банально испугалась перемен и неизвестности. Не представляла, что делать после. Должны ли мы с Владом составить какой-нибудь график, чтобы он мог больше времени проводить с сыном? Или попробовать съехаться?
Да, мы определенно сдвинулись в сторону отношений, но не говорили об этом. Не то что в любви, в симпатиях друг другу не признавались. Это пугало и рождало в душе чувство неопределенности.
А сейчас ругаю себя последними словами. Мы бы придумали как действовать дальше, а Максим бы знал, что у него замечательный папа и никуда не пошел бы с Алексеем.
— Влад, — отступаю, с трудом отрывая пальцы от его рубашки, — когда мы найдем сына. Я все ему расскажу, мне не стоило это откладывать. Прости.
— Все хорошо, Рыжик, — он нежно целует меня в лоб, — я все понимаю. Мы обязательно его вернем, а потом я возьму вас обоих и увезу в отпуск. К черту все. Только мы втроем.
Занимаю заднее сидение Рено. Машины все так же медленно ползут, стараясь как можно скорее оказаться дома, но все мы заперты в нескончаемой пробке. А я не нахожу себе места от урагана эмоций, атакующего мой разум. Давящих эмоций. Я схожу с ума, уже начинает казаться, что они разъедают внутренности и сжигают кожу, просачиваясь сквозь поры.
Когда въезжаем во двор, я начинаю крутить головой в поисках знакомой фигуры, но Сомова нет. Возможно, он сидит в одной из припаркованных машин, но никто не окликает меня и не появляется, когда я покидаю салон и, продолжая оглядываться, скрываюсь в подъезде. Как я поняла люди Котова будут ждать меня на площадках этажом выше и ниже под видом соседей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я не понимаю зачем мне подниматься в квартиру, Сомов или кто-либо еще не могут туда попасть, а значит ждать неприятного сюрприза не стоит. Лучше бы развернуться и поехать к Владу помогать с поисками. Но я все равно следую инструкциям опытного человека и вызываю лифт.
Сейчас переоденусь и уже потом поеду к ним. Хочу быть рядом, когда сына найдут.
Створки лифта открываются на шестом этаже, и я встречаюсь глазами с широкоплечим мужчиной. Он кажется смутно знакомым, наверное, видела его у подъезда. Мужчина одет по-домашнему: футболка с пятнами пищи, растянутые на коленях джинсы и тапочки.
— Наверх? — спрашивает он, и я киваю, отступая в угол просторной кабины. — И я наверх.
На панели горит кнопка четырнадцатого этажа, и мужчина нажимает на десятый. Этот жилой комплекс считается элитным, хоть и не таким закрытым и охраняемым как некоторые другие. На этажах по две квартиры. Не каждый может себе позволить жилплощадь здесь. А этот мужик напоминает обычного соседа из панельной девятиэтажки спального района.
Размышляя о том, насколько мужчина не вписывается в обстановку и как сильно отличатся от других жильцов, не замечаю момента, когда он резко разворачивается и, согнутой в локте рукой бьет меня в горло. Из меня тут же вышибает весь воздух, а в шейные позвонки будто вставили иглы. От боли сами собой появляются слезы, мешающие четко видеть. Из горла вырывается хриплый стон, когда его туша придавливает меня к стенке.
— Не дергайся, пташка, — шипит он.
Мужик слишком сильный, я не могу ни вздохнуть, ни шелохнуться. Впиваюсь ногтями в его руку, разрывая кожу, но он даже не морщится.
— Хочешь увидеть сына, тогда прекрати брыкаться, — мужик бьет меня головой о стенку.
Морщусь от боли, и резко вздыхаю, когда в бедро втыкается иголка от шприца. Перед глазами тут же все расплывается, на сознание опускается пелена, скрывающая от меня лифт и амбала с гаденькой улыбкой.
36
Сознание возвращалось урывками. Несколько раз я приходила в себя, слышала голоса, но не могла разобрать слов и слишком быстро снова проваливалась в небытие.
Но в этот раз я уже не чувствую такого сильного головокружения и понимаю, что действие препарата ослабло. Стараюсь не паниковать и не делать резких движений. Сначала нужно все проанализировать, хоть это слишком трудно. Я будто страдаю жутким похмельем, желудок скручивает тошнотой, а сознание крутится как вентилятор.
Первое, что я понимаю — у меня связаны руки. Плюс в том, что спереди. Вряд ли эти ублюдки меня пожалели и не стали выворачивать плечевые суставы. Скорее, испугались, что от неудобной позы, я уткнусь лицом в подушку и задохнусь.
Второе — меня переодели в платье до щиколоток, с длинным рукавом и высоким воротом. И, черт возьми, на мне нет белья! В секте так принято. Чтоб мужик долго не возился. Задрал подол и вперед… Надеюсь, меня переодевала какая-нибудь женщина, а не один из похотливых ублюдков. И, слава всем святым, нет никаких признаков изнасилования. Видимо решили подождать до поселения.
С трудом разлепляю глаза, отмечая третий факт — на улице темно, а значит я проспала минимум часов пять.
Прислушиваюсь, стараясь уловить хоть какие-то звуки, но все тихо. Очень медленно, стараясь не шуметь, приподнимаюсь на локте и осматриваюсь. Я лежу на диване в маленькой комнате, кое-где от стен отходят цветастые обои, в дальнем углу покосившийся стул. Это все.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Осторожно на цыпочках подкрадываюсь к двери и, с бешено колотящимся сердцем, нажимаю на ручку. На удивление, она поддается, и я с опаской выглядываю в коридор. Он длинный, очень грязный и с несколькими дверями по обеим сторонам. Ощущение, что я попала в общежитие. Настораживает, что слишком тихо будто никого нет. Это может быть обманчивой надеждой.
