– Куда спешишь, чадо? Постой. Выслушай доброе слово.
Голос обтек тело легкой поземкой, покалывающей кожу, едва ощутимой. И заморозил до неподвижности быстро и резко, на втором шаге. Спокойный, негромкий, полный силы голос. Его обладатель вышел из густой тени бокового переулочка. Приблизился, с насмешливым превосходством рассматривая воина, не способного уже к сопротивлению. "Гласень", – обреченно признал Фарнор. Сознание отчаянно оборонялось, не желая погружаться в омут теплого расположения и доверия к случайному и явно опасному человеку.
– Я не враг тебе, сотник, – прошелестел гласень вкрадчиво, подходя вплотную и не отпуская взгляда Фарнора. – Скорее мы союзники. Кто ты для этого ничтожества Нагиала, в гордыне своей сменившего имя? Ты лишь щит, подставляемый под все удары. Тобою он намерен заслониться от демонов. И погубить в неравном бою.
Фарнор ощутил, как в душе просыпается упрямая злоба отторжения. Не станет он слушать чужие пакостные слова про Патроса. Тем более не позволит этим словам проникнуть в сознание и отравить его недоверием. Здесь, на улице, в свете близких факелов, уже нет сомнения: сам Серебряный заинтересованно заглядывает в лицо и жадно ждет новостей, которые могут сделать его снова полезным. Наделят пониманием, вернут в большую игру. Сила убеждения есть, связи еще целы. Нет сведений о происходящем. За ними и пришел, накопив в голосе ледяного яда.
– Доверься мне, чадо, – почти нежно шепнул гласень. – И я отплачу. Гриф севера не имеет детей. Он примет тебя как наследника. Я же, новый маэстро свободного севера, охотно воспою славу молодому господину. Тебе – земли, мне – души. Никакого обмана. Это они, иные, лгут.
Гласень чуть помолчал. Холод пронизывал непослушное тело все глубже. Фарнор с тоской подумал, что стопы уже едва ощущаются. Он, светец храма, знал лучше других: когда боль угаснет полностью, уйдет и подвижность ног. Безвозвратно…
Серебряный улыбнулся, затем задумчиво свел брови:
– Но может, я ошибаюсь? Вдруг правда на стороне твоих нынешних друзей? Изложи мне доводы, и я познаю свет истины, приму ее и стану помогать вершить общее дело на благо Гармониума. – Гласень сделал новую паузу и резко, хищно оскалился, в третий раз не получив столь желанного ответа. – Ты же знаешь силу мою, упрямец! Изуродую. Безногим, слюнявым и блаженным оставлю здесь. Никому не нужным. Говори, сотник. Спеши, ибо на исходе время твое. И боль растет.
Боль действительно послушалась ледяного голоса, обняла ноги и стала подниматься выше. Фарнору, впрочем, казалось, что он тонет, погружается в ледяную прорубь отчаяния. Черного, мучительного и беспросветного. Никто не придет. Не спасет и не вступится. Придется погибнуть здесь, бессмысленно и жалко, задолго до битвы с демонами… Потому что предать тех, кому поверил однажды и с кем делил многое – хлеб и кров, сомнения и надежды, – он не способен. Даже когда отчаяние умоляет и пугает, ледяным комом забивая горло, лишая дыхания…
– Это он, – обличающе сообщил где-то невероятно далеко, в иной яви, полной тепла и радости знакомый голосок. – Вот этот дядя пожалел монетку для сироты добровольного, стрелами угрожал убить, словами презрения жег и колол.
– Ах ты упырье отродье, – прошипел гласень, оборачиваясь на голос. – Умри!
Фарнор ощутил, как собственное обмякшее тело сползает на мостовую. И порадовался, с трудом уговаривая себя не проваливаться в забытье: так славно, так невыносимо и мучительно наполняет его боль! До самых пальцев ног. Значит, он еще цел.
Краем глаза сотник видел, как гласень вскидывает руку и отпускает на волю звучание. Металлическое, опасное и неодолимое. И одновременно бессильное, опадающее хриплым кашлем.
– Простудился? – ехидно посочувствовал Орлис. – Еще бы! Так визжать на ледяном-то ветру! Кстати, дядечка, ты все время твердишь про упырей. Я решил тебя с одним познакомить. Он голодный – страсть. Кровушки свежей хочет испить. Фоэр, иди сюда. Этого можно и до смерти. Он ничего полезного не знает. И никому не нужен.
– Целиком, – жадно облизнулся вампир, скалясь и демонстрируя во всей красе клыки, выведенные в рабочее положение. – Не старый, в голосе. Вкусно.
Гласень закашлялся, давясь хрипотой и не находя возможности использовать голос, свое главное оружие, для обороны. Вид вампирьих клыков подействовал на Серебряного лучше, чем любое внушение. Вынудил забыть знакомое: знание о том, как опасна вампиру кровь людей. Сотник осторожно пошевелился, стараясь для начала перекатиться на бок, чтобы затем попробовать сесть, опираясь на стену. Серебряный зашелся хрипом и споткнулся, сел на мостовую, пополз назад, энергично отталкиваясь ногами и руками. Фоэр еще раз облизнулся и мягко ступил на два шага вперед.
– Я вхож во дворец высокого грифа севера, – сквозь кашель сообщил гласень. – Я убедил его начать раскол, знаю все нити заговора. Много знаю, о чадо Адалора! Меня нельзя убивать. Ради жалкой капли крови – нельзя, я еще многое могу!
– Не слушай его, – резко потребовал у мальчика Фоэр. – Он мой. Помнишь, гласень, как ты предлагал мне свою кровь там, на острове? Силой в горло вливал. Мне понравилось. Хочу еще! Какая капля? Да из тебя полный котел нацедить можно, если умеючи.
– Цел? – Орлис устроился рядом с сотником, обнимая того за плечи и делясь теплом.
Фарнор глубоко вздохнул, неспешно и с наслаждением впитывая тепло. Слабость еще сохранялась и гнала по телу дрожь. Страх – он только безумцам неведом. Фарнор себя не считал ни безумцем, ни сказочным героем, что практически одно и то же. И полагал совершенно справедливо, что несколько минут назад кое-как, со скрипом, впритирку, разминулся с ужасной судьбой. Теперь, стараясь отвлечься от неприятных мыслей, отметил, что наверняка к нему сейчас применена странная штука "магия". От ледяного яда голоса больше ничем не спасти столь быстро и полно.
Синие глаза мальчика уже расцвели бирюзой улыбки – опознал успех своего лечения! Подмигнул, предлагая включаться в игру.
– Неумный ты, дядька Фар, хоть и здоровенный, – капризно всхлипнул несносный ребенок. – Ну чего не согласился поболтать с ним? А вдруг бы мы припозднились? И вообще, ты что, не хочешь познакомиться с грифом? Я вот за всю жизнь ни одного не встречал и очень заинтересован в знакомстве.
– Могу устроить, – взвизгнул гласень, уворачиваясь от голодного, но почему-то не особенно расторопного вампира. – Все скажу, не губите. Проведу в личные покои.
– Наверняка врет. – Фоэр изловил добычу за ворот мантии и приподнял над мостовой на вытянутой руке, рассматривая с явным подозрением и шумно принюхиваясь. – Хотя пить его… Он чеснок жрал и пиво прихлебывал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
