Он мог бы подняться на чердак, взять коробку, сунуть в кейс. Разбудить Ри, вытащить из постели, остричь длинные каштановые кудряшки и нахлобучить ей на голову красную бейсболку. Потом надеть джинсовый комбинезон и голубую рубашку-поло, и она превратилась бы в Чарли, путешествующего со своим свежевыбритым отцом.
Они вышли бы через заднюю дверь, избежав встречи с репортерами. Перелезли бы через забор. Через несколько кварталов Джейсон угнал бы какую-нибудь машину. Полиция будет ждать их на Южном вокзале, поэтому он поехал бы на станцию «Амтрак» на 128-м. Оставил бы там первую угнанную машину и взял вторую. Полиция возьмет под наблюдения поезда, идущие на юг, потому что обычно люди бегут туда – например, в Нью-Йорк, где можно легко затеряться.
А раз так, то он поехал бы на север, в Канаду. Спрятал бы «Чарли» в багажник, надел спортивный пиджак, очки в толстой черной оправе. Самый обычный бизнесмен, который едет в Канаду на операцию по коррекции зрения. Пограничный патруль к таким давно привык.
И там, в Канаде, они бы исчезли. Страна большая, много свободной земли, много лесов. Они нашли бы небольшой городок и начали все сначала. Вдалеке от Макса. Подальше от бостонской полиции. Ри выбрала бы себе новое имя. Он устроился бы на работу, может быть, в универсальный магазин. Они жили бы тихо и счастливо многие годы. При условии, что он никогда не сядет за компьютер.
Сэнди беременна.
Нужно что-то делать.
Но что?
С другой стороны, если как следует подумать, бежать нельзя. По крайней мере, не сейчас. Нужно спасти Ри. Как ни крути, все сходилось на Ри. Но прежде всего нужно – и он хотел этого больше всего – узнать, что случилось с Сэнди. И нужно – этого он тоже хотел – узнать о ребенке. В последние сорок восемь часов судьба как будто выбила землю у него из-под ног. И вот теперь поманила морковкой…
Он мог быть отцом.
Или же Сандра все-таки возненавидела его.
Если вариант с побегом невозможен, тогда ему нужен компьютер. Точнее, его собственный компьютер. Надо понять, что же сделала Сандра. Чему успел научить ее тринадцатилетний Итан?
Если ничего не случилось, его домашний компьютер находился сейчас в офисе «Бостон дейли». Но как его оттуда забрать? Можно взять Ри и поехать с ней в редакцию. Полиция, конечно, не спустит с него глаз, да и два-три репортера обязательно увяжутся. Конечно, они что-то заподозрят. Что же это за скорбящий отец, если он вторую ночь подряд не дает ребенку выспаться и тащит с собой на работу?
Если у полицейских появятся серьезные подозрения, они могут даже проверить все компьютеры в «Бостон дейли». Тем более если Итан Гастингс успел им что-то рассказать. Что нашла Сэнди? Какой пазл сложила, ни разу при этом не потребовав от него объяснения? Разозлилась? Вознегодовала? Испугалась?
Но ни слова ему не сказала.
Завела ли Сэнди к тому времени любовника? Не в этом ли все дело? Она завела любовника, потом наткнулась на компьютерные файлы и решила уйти от Джейсона. Но затем узнала, что беременна. Чей это ребенок? Его? Или какого-то другого мужчины? Может быть, она попыталась порвать с любовником, а тот разозлился и принял некие меры?
Или, может быть, в среду вечером Сэнди, должным образом подготовленная Итаном Гастингсом, обнаружила компьютерные файла мужа и поняла, что вынашивает дитя монстра. И тогда… Что? Умчалась в ночь, оставив сумочку и не взяв сменную одежду? Спасая одного ребенка, бросила другого?
Полная чушь.
Бег по кругу привел его к исходной точке, единственному – насколько он знал – новому человеку в жизни Сэнди, Итану Гастингсу. Возможно, парнишка выдумал себе неизвестно что насчет интимных отношений с учительницей. Возможно, она попыталась объяснить, что он ошибается. Принимая во внимание, сколько времени он провел с нею, помогая перехитрить мужа, Итан мог заявиться в дом среди ночи и…
Самый юный убийца в Америке совершил преступление в возрасте двенадцати лет, так что Итан Гастингс вполне отвечал возрастным требованиям к потенциальному маньяку. Другое дело, так сказать, логистическое обеспечение убийства. Как тринадцатилетний тинейджер добрался до дома Джейсона? Прикатил на велосипеде? Пришел пешком? И как потом такой дохляк избавился от тела взрослой женщины? Выволок за волосы? Увез на велике, перекинув через руль?
Джейсон сел за кухонный стол. Голова шла кругом. Он чертовски устал. Просто вымотался. Сейчас ему как никогда требуются внимательность и осторожность. Потому что иначе можно запросто оказаться в комнате, где всегда пахнет свежевскопанной землей и гниющими листьями. Где ощущаешь легкие прикосновения пауков, бегающих по волосам и лицу. Где видишь, как по кедам, ноге или плечу проскакивают, в отчаянном поиске выхода, пухлые мохнатые твари.
Там у него тоже не было выхода. И там, в темноте, скрывалось кое-что намного хуже робких, мечущихся в панике пауков.
Джейсон хотел думать о Джейни. Лишь она одна встретила его дома крепкими и теплыми объятиями. Он помнил, как сидел рядом с ней на полу, послушно рисуя единорогов, пока она лепетала о том, насколько важен пурпурный цвет и почему ей так хочется жить когда-нибудь в замке.
Джейсон хотел вспомнить выражение ее лица в тот день рождения, когда, собрав все свои сбережения, повел ее кататься на лошади, потому что их семья не могла позволить себе пони.
А еще он хотел верить, что в утро его восемнадцатилетия, снова проснувшись в пустой комнате, сестра не заплакала и не скучала больше о нем. Что он не разбил ей сердце.
Те дни были днями открытий. Джейсон узнал, что быть семьей, в которой кто-то пропал без вести, так же ужасно, как быть пропавшим. Он узнал, что жить с вопросами, на которые нет ответа, тяжелее, чем быть тем, кто знает все ответы.
И еще он узнал, что в самой глубине его души затаился страх перед Бургерменом[19], который, возможно, жив и здоров. Что, если этот монстр вернулся, чтобы отнять у него семью?
Еще десять минут Джейсон ходил по комнате. Или не десять, а двадцать или тридцать. Тикали часы, и каждая минута приближала его к еще одному утру без жены.
Макс вернется.
И полиция тоже.
Будет еще больше репортеров. Появятся телевизионщики. Вроде Греты ван Састерен и Нэнси Грейс. У них свои приемы давления. Красавица-жена, о которой ничего не известно уже несколько дней. Мрачный загадочный муж с неясным прошлым. Его жизнь вскроют и вывернут наизнанку перед всем миром. И где-нибудь в Джорджии кое-кто свяжет ниточки и снимет трубку телефона…
А Джейсон… Как он попрощается с дочерью?
Еще хуже, что будет с ней? Матери нет, отца заберут… Папочка… папочка… папочка…
Надо подумать. И надо действовать.
Сэнди беременна.
Нужно что-то делать.
У него нет доступа к компьютеру. Нет возможности потрясти Итана Гастингса. И бежать нельзя. Что же делать? Что делать?
Решение пришло в начале третьего ночи: последний план действий.
Ему придется оставить дочку в доме, одну, спящую наверху. За четыре года такого не случалось ни разу. Что, если она проснется? Увидит, что дома никого нет, и запаникует, расплачется?
Что, если там, в ночной темноте, уже прячется кто-то, ждущий от Джейсона ошибки, чтобы проникнуть в дом и выкрасть Ри? Она знает что-то о той ночи со среды на четверг. Так считает Ди-Ди, так думает он сам. Если кто-то похитил Сэнди и если этот кто-то знает, что Ри – свидетель…
Ди-Ди говорила, что копы наблюдают за домом. Это являлось как обещанием, так и угрозой. Оставалось только надеяться, что она знала, о чем говорит.
Джейсон поднялся наверх, переоделся в черные джинсы и свитер. Постоял, прислушиваясь, у комнаты Ри. Потом, не услышав ни звука и разнервничавшись от этого еще сильнее, приоткрыл дверь – убедиться, что его четырехлетняя дочь жива.
Она спала, свернувшись калачиком, укрыв рукой лицо. В ногах у нее пристроился Мистер Смит.
Перед ним вдруг ясно встал тот миг, когда она выскользнула на свет. Сморщенная, маленькая, посиневшая. Бьющая кулачками воздух. Кричащий ротик. Нахмуренный лобик. Он полюбил ее с первого взгляда – абсолютно и безусловно. Его дочь. Его чудо.
– Ты – моя, – прошептал он.
Сэнди беременна.
– Я защищу вас.
Сэнди беременна.
– С вами не случится ничего плохого.
Джейсон оставил дочь одну и побежал по улице.
Глава 24
Знаете, к чему дольше всего привыкаешь в тюрьме? К звукам. К тому бесконечному, беспощадному шуму, что не смолкает ни на минуту двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Мужчины пыхтят, сопят, пердят, трахаются, кричат. Бормочут что-то в своем бредовом мире. И говорят, говорят, говорят. Уголовники треплются даже сидя на толчке, как будто срать на виду у всех легче, если сопровождать весь этот процесс непрерывной болтовней.
Первый месяц я просто не мог уснуть. Слишком много запахов, слишком непривычная обстановка, но что хуже всего – безжалостный шум, не дающий тебе даже тридцати секунд, чтобы уйти в какой-нибудь дальний уголок сознания, где можно притвориться, что тебе не девятнадцать лет и все это случилось не с тобой.
