– Эй, Кузьмич, мать твою перетак! Не стреляй, Костя Колоколов едет, слышь?
* * *
Первой бросилась к Косте, обезумев от счастья, Ниночка. И Косте хватило разума, а может, не хватило смелости бежать к Веронике, что сидела у костра. Он позволил Ниночке прижаться к груди черной лохматой головкой, от которой пахло костром и смолой. Ниночка рыдала, как гимназистка.
– Ты живой! – причитала она, и Косте было неловко, что его будто оплакивают. Жалко глупую Нинку. Над ее головой он смотрел на Веронику, будто хотел взглядом высказать: я ради тебя шел, я тебя искал, я за тебя переживал.
Но Вероника не поняла или не захотела понять.
Зато Михей Кузьмич обрадовался:
– Я уж и не чаял их на себе дотянуть! Ну, дети, право слово, дети.
– Чайку попей, барин, – сказал тунгус Илюшка. Он тоже радовался.
И Косте показалось – такое славное чувство, – что вернулся домой. И нет никаких идиотских астронавтов, японских маркизов и прочей нечисти. Только как все объяснить Веронике?
Объяснить и не удалось. Разговор был общий – никто не уходил, никто не хотел оставить его вдвоем с Вероникой, всем было интересно узнать про метеорит, но сначала, и еще интереснее, рассказать самим, какими драматическими событиями сопровождалась кончина капитана Смита. И почему иностранки в погоне за дневниками капитана, а Ниночка – и не скрывала она этого – в страхе за судьбу своего ненаглядного Костика полезли в тайгу. Хорошо еще, что Кузьмич с Илюшкой с ними были.
Но когда подошла очередь Костика рассказывать, начались охи и ахи. Больше всех волновалась Ниночка.
– Вы не понимаете! – перебивала она Костика. – Завтра начинается новая эра! Смогут ли эксплуататоры и грабители народов удерживать в своих когтях человечество, которое поймет, что его высокие идеалы воплощены в жизнь на многих разумных планетах?
– Боюсь, что смогут, – сказала Вероника.
Тунгус и Кузьмич английского разговора не понимали. Что нужно, они уже узнали у Костика и теперь спокойно улеглись спать у костра, как бы передавая этим господскому сыну командование над своим войском.
– Да, допускаю, что процесс этот будет идти не сразу и в борьбе. Но борьба лишь закаляет. И я надеюсь дожить до того момента, когда последний капиталист сгинет с лица земли.
– Это буду я, – сказал Костик вроде бы в шутку, а на самом деле лишь сейчас осознав, что в восторженных словах Ниночки есть правда. Он не спрашивал Рона о том, какие у них отношения на далеких звездах, но по глупому виду этого астронавта можно допустить…
И Костик добавил:
– Если они, не дай бог, и в самом деле победят, то нам сужде-на растительная жизнь.
– Растительная? Почему? – Ниночка была не согласна. – Именно в свободном от эксплуатации и каторжного труда обществе расцветут все способности людей. Все будут равны от рождения.
– Так не бывает, – сказала Вероника, и Костик с нежностью посмотрел на англичанку, потому что уже полностью разделял ее точку зрения. – И, может быть, лучше, чтобы не было.
– Ясно, – сказала Ниночка сердито. – Вы, Вероника, все еще надеетесь раздобыть завещание и стать богатой. А зачем?
– Чтобы стать богатой, – вежливо ответила Вероника, – и ни от кого не зависеть.
– Но бедный зависит на земле от богатых только потому, что есть богатые. Когда их не будет, когда все будут равны, только ваши способности, только ваша душа будут критерием успеха. Правда, Костик?
Костик пожал плечами и выразительно посмотрел на Веронику, как бы приглашая ее присоединиться к молчаливому осуждению Ниночкиной наивности. Но Вероника не поняла значения его взгляда. Она смотрела на костер. Снежинки, редкие и пышные, медленно падали с неба, долетали до встречного тока горячего воздуха и мгновенно исчезали.
– Пора спать, – сказала Вероника, – а то я сейчас засну у костра.
Она пошла в палатку, а пышногрудая веселая Пегги, что робела при своей госпоже, спросила Костика:
– А он страшный?
– Нет, он сам не страшный. Но боюсь, что будущее, которое он сулит на Земле, может оказаться страшным. Мы к этому не готовы.
– Мы не готовы к справедливости? – спросила Ниночка. – Тогда мы недостойны того, чтобы называться людьми.
– Терминологический спор, – сказал Костик. – Иди спать.
– Подожди, я так взволнована, – сказала Ниночка, прижимаясь к его плечу. Но Костик осторожно отодвинул ее и поднялся.
– Завтра рано вставать, – сказал он.
– А как Андрьюша? – спросила Пегги. – Он здоров?
– Он совершенно здоров, – сказал Костик. – И, по-моему, сильно подружился с астронавтом.
Костя спал у костра вместе с казаком и тунгусом. Кореец просидел всю ночь, подкладывая в костер сучья, а на рассвете ушел вниз по ручью. Ночью Костя проснулся от злости на Ниночку. Если бы она не поперлась в тайгу, он был бы один с Вероникой. То'гда бы все могло сложиться иначе. Ничего, утешил он себя, главное, что Вероника жива и он ее нашел.
* * *
Вероника и Ниночка ехали верхом, остальные шли пешком. Ниночка умчалась вперед – ее несло как на крыльях, и лишь незнание дороги заставляло ее иногда останавливаться и ждать, пока Костик ее догонит. Она сразу начинала говорить, она совершенно не ощущала холодного к ней отношения Кости. Радость, потому что она его спасла – а Ниночка была убеждена, что она нашла и спасла Костика, – смешивалась с радостью по поводу скорого падения царского самодержавия.
Костик дождался, что Ниночка уехала вперед, а сам подошел к Веронике и пошел рядом с ней, придерживаясь за стремя. Тонкая в щиколотке, сильная нога мисс Смит, затянутая в высокий зашнурованный ботинок, начищенный служанкой, хотя, казалось бы, нужды в этом в тайге не было, была совсем рядом. От этой странной близости Костик взволновался. Вероника посмотрела на него сверху, чуть приподняв брови.
Костик сказал:
– Я готов умереть, но достать завещание вашего отца, мисс Смит.
Вероника нагнулась и протянула руку. Она дотронулась прохладными пальцами до его щеки и сказала:
– Я вам бесконечно благодарна.
* * *
Рон проснулся ранним утром. Обычно он мог не спать несколько суток подряд и даже не любил спать, потому что сон отвлекал его от более важных дел. Человеку жизнь дается лишь однажды, любил он повторять мудрые слова, и она коротка. За двести лет жизни надо успеть сделать столько, чтобы, умирая, можно было сказать: я прожил четыреста лет!
Вечером он, превозмогая недомогание, усиленно работал. Повреждения корабля были столь велики, что компьютер не смог найти того оптимального варианта приведения его в порядок, который Рон вычислил сам. Из минимизатора – аппарата, способного уменьшать размеры предметов, не изменяя их массы, он извлек набор анализаторов и запрограммировал вторую вспомогательную систему на воссоздание, к сожалению, также поврежденного при посадке дупликатора – пожалуй, наиболее сложного прибора во всей Вселенной, который не положено иметь на кораблях индивидуального исследовательского типа. К счастью, порядок – не обязательное свойство высокоразвитых цивилизаций, и это даже поощряется, ибо иной путь ведет к энтропии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
