Ему никто не возразил и не выразил одобрения…
Президент подождал еще немного и подытожил:
— Все свободны.
Зал ожил. Казалось, что прозвенел звонок с ненавистного урока и ученики торопятся покинуть класс.
Однако через сорок пять минут все ключевые министры собрались у президента.
— Итак, — начал хозяин, — теперь давайте обсудим сложившуюся ситуацию реально. Мне не нужны сладкие увещевания и полуправда.
— Страна находится на краю кризиса, который по своим масштабам, скорее всего, превзойдет последствия дефолта 1998 года, — начал министр промышленности Кораблев, переглянувшись с коллегами. — Объемы промышленного производства неуклонно снижались в июле и августе, а по итогам сентября можно сказать, что производство остановилось. Это обусловлено в первую очередь приостановкой поставок комплектующих, сырья и энергоносителей как из-за рубежа, так и внутри страны, затовариванием складских помещений из-за резкого падения покупательского спроса, а также общей неопределенностью в перспективе. Говоря проще, никто не торопится выбрасывать товар на рынок, не имея никакой возможности просчитать конъюнктуру на завтрашний день. Большинство предприятий прекращает работу, отправляя работников в бессрочные отпуска и оставляя лишь структуры, необходимые для поддержания жизнедеятельности. Но об этом лучше скажет министр труда и социальной защиты. Я же хочу заметить, что обстановка в промышленной сфере — это мелочь по сравнению с ситуацией по поставкам продуктов питания.
— Поставки продовольствия, которым мы на сорок два процента обеспечиваемся из-за рубежей Российской Федерации, в августе-сентябре остановлены, — перехватил инициативу министр сельского хозяйства. — Не поставлено даже продовольствие, оплаченное до четвертого июля. Внутри России производители сельхозпродукции также задерживают поставки, надеясь на более благоприятную конъюнктуру…
— Это означает голод?
— Ну, до голода, думаю, еще далеко… В госрезерве миллионы тонн продовольствия, но, если ситуация не переломится к лучшему в ближайшее время, последствия могут быть непредсказуемы.
— Так. Что скажет министр энергетики?
— Северный завоз в среднем выполнен на тридцать семь и восемь десятых процента. Однако есть регионы, где запасы топлива составляют десять процентов от требуемого количества и ниже…
Министры брали слово один за другим, и с каждой минутой лицо президента мрачнело все больше…
* * *
Курту Вайцхогелю было не по себе.
Он, конечно, ожидал всего, но только не такого.
Еще вчера Курт подобно миллионам обывателей любил посудачить с приятелями в пивной (в кабачке, в пиццерии или еще где-нибудь), с коллегами в обеденный перерыв, иногда даже с девицей в койке после обстоятельного секса о второсортном положении Европы, в которое она сама себя загнала, признав первенство Америки.
Конечно! Кто же, как не заокеанские суперкорпорации, виноват в том, что Германия (Франция, Италия и еще десяток им подобных) вместо самодостаточных держав, которыми были в прошлом, превратились в винтики некоего гигантского механизма, приводной ремень которого уходит за Атлантику? Кто диктует цены на сталь, уголь, вино, оливковое масло и прочее? Конечно же американские воротилы! Под чью валюту нужно было подстраивать курсы марки, франка, лиры, драхмы, эскудо, а теперь — евро, чтобы, не дай бог, местному коммерсанту не стало выгоднее закупать пиво не в Баварии, а где-нибудь в Орегоне, а заводы Рура не стали бы убыточными. Ведь и Евросоюз, который в одних странах клянут, словно чуму, а в других — прославляют, как дар Божий, родился именно в ответ на экспансию США, когда стаю ясно, что разобщенной старой Европе нечего противопоставить экономическому прессу из-за океана…
Каким сладостным мнилось прошлое, когда Германия плевать хотела на Францию, Италию и всех остальных, более того, спала и видела, как бы отхватить у соседа кусок пожирнее, если тот паче чаяния зазевается… И то же самое — все остальные! Мощные страны богатели, слабые — хирели. Разве пришло бы в голову добропорядочному бюргеру, самозабвенно орущему в мюнхенской пивной: «Deutschland, Deutschland, über alles!»[66], что толика налогов, уплаченных его не менее добропорядочным внуком, пойдет на содержание каких-нибудь презренных макаронников, бездельничающих под жарким солнышком Неаполя, или еще более никчемных португальцев, ничем, кроме своего дрянного винца и сардинок в масле, не прославившихся? Никто и слыхом не слыхивал про заморское чудо — доллар, а самой желанной зарубежной валютой был британский фунт или, на крайним случай, золотой франк. Черт бы забрал эту Америку в свое пекло вместе с ее долларами!
И черт (или Бог) услышали… Америки больше нет. Вернее, почти нет, но это практически одно и то же. И что? Стало лучше? А вот вам!..
К чему плавить горы стали, если на нее нет покупателя? Кому нужны сверкающие лимузины, сходящие с конвейеров «Мерседес-Бенца», «БМВ», «Опеля», если за них нечем платить? К чему этот единый евро, лишившийся своего постоянного соперника, а как теперь выяснилось, и подпорки, и заболтавшийся в воздухе, как канатоходец, внезапно пораженный приступом морской болезни на многометровой высоте посредине маршрута.
Трагические мысли, посетившие бедного Курта, конечно, не были следствием того памятного ночного потрясения, когда на кредитной карточке, только что хранившей солидную сумму, оказались одни нули. Пришло утро, и оправившийся от потрясения «Deutsche Bank» восстановил все до последнего евроцента… Но откуда взяться веселью, если одно за другим останавливаются предприятия, все больше и больше появляется на улицах озлобленных людей — настоящих немцев, а не каких-то там турок или алжирцев, которым больше не нужно спешить на работу, потому что в кармане лежит стандартное письмо, в вежливых обтекаемых фразах сообщающее, что в услугах «герра такого-то» такая-то фирма больше не нуждается…
Вайцхогелю пока такая участь не грозила, но кто знает, на какое время затянется кризис? Уже сегодня слащавые туземные князьки из Залива разводят руками, заявляя, что евро, конечно, хорошая валюта, но они предпочли бы золото… Где напастись золота на все нужды мощной экономики? А русские нефтяники? Эти вообще не желают разговаривать, затворившись в своих лесах за Уралом, куда так безуспешно рвались танковые орды Последней Войны…
Курт остановил автомобиль возле магазина на углу Принц-Альбрехт-штрассе и вышел, чтобы купить сигареты. Да, он снова курит! Что делать, если эта дурная привычка не только разъедает легкие смертельным ядом, укорачивая жизнь с каждой затяжкой, но и успокаивает расшатанные нервы не хуже какого-нибудь патентованного гроссрелакса…
— Сто-о-ой! Бей их, гадов! Держи!..
Из-за угла супермаркета с Ангелыитайн-штрассе выскочил взъерошенный смуглый паренек в линялых джинсах и какой-то невообразимой, размалеванной красным хламиде, затравленно оглянулся и кинулся в сторону Курта, видимо решив, что такой респектабельный на вид господин представляет меньшую опасность, чем выходящие из пивной «Левенкрейцер» здоровяки.
«Почему кричат „бей их, гадов“? — удивился про себя Вайихогель, держась за дверную ручку, выполненную в виде бронзового кулака. — Он же один!..»
В этот момент из-за угла показалась погоня — толпа самого разного рода людей, разгоряченных бегом и размахивающих кулаками. Среди преследователей Курт различил даже нескольких женщин. Любители пива из «Левенкрейцера», не раздумывая, присоединились ко все прибывающим и прибывающим охотникам.
Парнишка успел преодолеть почти три четверти расстояния, разделяющего его и Курта, и теперь тот ясно видел, что то, что он принял за красную краску на балахоне бегущего, была кровь, обильно льющаяся из рассеченного лба.
— Хватай его! — заорали в толпе преследователей, видя, что задержать беглеца может только одинокий прохожий в лице Вайцхогеля. — Задержи эту черно…ую тварь! Ты же немец, черт тебя раздери!
Да, он настоящий немец.
Но паренек же один против целой толпы!
А если он преступник?
Но его же растерзают!
А если он заслужил?..
Инстинкт цивилизованного человека, требующий защитить слабого, еще боролся в душе Курта с поднимающимся откуда-то изнутри первобытным чудовищем, как нога сама, совершенно независимо от тела оказалась выброшенной в сторону…
Да, юному Курту не раз приходилось раньше, в прошлой жизни, отстаивать кулаками свой авторитет в подворотнях одного из рабочих кварталов Берлина, и теперь, казалось, прочно забытые навыки уличного отморозка дали о себе знать…
Сшибленный с ног подножкой, темнокожий парень с размаху покатился наземь, окончательно разбивая лицо о брусчатку. Он еще успел с обидой и недоумением взглянуть на показавшегося ему таким безопасным господина, как толпа настигла его, скрыв под своей массой.
