– И сестру мою не знаешь?
– Нет.
– Нет, нет, нет… Что ты заладил, как автомат?
– Я ничего не помню…
– Плохо, Платон… Кстати, как тебя по-отчеству?
– Не знаю.
– Но ты же Платон?
– Ну, может быть…
Мне было все равно, кто я такой. Мне бы сейчас таблетку или хотя бы укол промедола, и больше ничего не нужно… Хреново без таблетки. Тоска без нее смертная. Лечь бы сейчас и умереть. Все равно жизнь никчемная. Валера говорит, что я сгнил – как снаружи, так и изнутри. Значит, мне совсем немного осталось.
– Промедол хочешь? – спросил парень, внимательно глядя мне в глаза.
– Хочу.
– А если нет ничего?
– Плохо.
– Что, плохо, и все?.. Или головой будешь об стенку биться?
– Не знаю… Зачем?
Действительно, зачем беситься, если этим ничего не изменишь. Лучше просто лечь и умереть… Это же хорошо, мне совсем недолго осталось.
– Что, и не ломает изнутри?
– Болит изнутри. Очень болит… Новокаин есть?
– Да, есть ампула…
– Сделаешь?
– Да, наверное… Только это ненадолго. Тебе в больницу надо.
– Мы в больнице.
– Нет, в настоящую больницу… Ты знаешь, что такое больница?
– Людей там лечат, – пожал я плечами.
– А сам ты там когда-нибудь был?
– Не знаю. Все равно…
– Все равно ему… Я головой своей рискую, чтобы тебя спасти, а ему все равно…
– Я же не просил.
– Тормоз ты, поэтому и не просил… Когда же ты растормозишься? – нервно спросил Валера.
– Зачем?
– М-да… Ладно, будем тебе память восстанавливать…
Из своей сумки он достал плеер, надел мне на голову наушники и нажал на «Пуск». Пронзительный пульсирующий визг врезался в мое сознание, и я инстинктивно попытался снять наушники, но Валера крепко держал мою голову, не позволяя склонить ее к плечу.
Я ревел, как простреленный насквозь медведь, брыкался, но парень снял наушники лишь после того, как ужасный звук перестал насиловать мой слух.
– Ну, вот и все, – сказал он, возвращая плеер обратно в сумку.
Его глаза с надеждой смотрели на меня. Похоже, он всерьез верил, что ко мне вернется память. Но я совершенно не чувствовал прозрения.
– Как тебя зовут?
– Платон.
– Уфф!.. Наконец-то!.. Как зовут меня?
– Валера.
– Отлично! – радостно просиял он. – Ты знаешь мою сестру?
– Нет.
– А Нину?
– Нет.
– Твою мать!
– На надо трогать мою мать! – грозно нахмурил я брови.
– Извини… А ты знаешь, как зовут твою мать? – встрепенулся парень.
– Нет.
– Что, вообще ничего не помнишь?
– Тебя помню. Как мы сюда шли…
– Да, попал ты, брат… Чтобы там ни говорили, память стереть невозможно. В компьютере можно, а в голове нет. Пока не научились. Память можно заблокировать. Но можно заблокировать так, что ничем ее обратно не вытащишь. А этот диск, – он хлопнул себя по сумке, – это что-то вроде утилиты для восстановления памяти. Для каждого мозга своя персональная утилита. Чем блокируется, тем и разблокируется. Но, видимо, я что-то не так понял… Жаль, если ты на всю жизнь останешься без мозгов.
– Без памяти, – поправил я.
– Смотри, соображаешь. Значит, ты еще не совсем безнадежен. Может, новая память нарастет… Сколько тебе лет?
– Не знаю.
– Полная амнезия. Тяжелый случай… Как ты себя чувствуешь? Идти можешь?
– Куда?
– Выбираться отсюда нужно. И чем быстрей, тем лучше. Сюда они не скоро сунутся, хотя кто его знает…
– Кто сунется?
– Кто такой Калистратов, знаешь?
– Нет.
– Он лично за тобой охотится. Они тут все обыскали, я слышал, как они разговаривали. Сказали, что мы в «семнадцатый» пошли или в «четырнадцатый». Это объекты такие, под номером семнадцать и четырнадцать… Наш бункер под Баррикадной под номером девять проходил.
– И что?
– Да так, ничего… У них там куча всяких заброшенных объектов. Бомбоубежища, бункеры, линии метро, которые уже никому не нужны, станции… Они все это в единую систему хотят объединить. Бзик у них такой… У кого-то бзик, а люди пропадают. И мрут как мухи. Я в большом бункере жил; там где-то рядом даже станция метро есть, тоннель, который куда-то за город уходит… Ну, я слышал, что уходит. Но это не слухи, это, скорее всего, правда. Они знают, где находятся и куда тянутся подземные ходы – тоннели, каменоломни, водостоки, все такое прочее. Неважно, что все это находится на разных уровнях, что-то находится глубоко, что-то не очень. Глубина залегания разная, а система ходов единая. Должна быть единой. Работа очень тяжелая и трудоемкая. Кто-то даже говорит, безнадежная… Меня в конуре держали, на цепи. Там техники много всякой, ее восстанавливать нужно, а я технарь. По сути технарь, а не по специальности. Технарем по сути нужно быть, только тогда что-то получаться будет… Когда я генератор починил, они мне женщину привели. Заслужил, говорят, пользуйся. А это Нина была. Обдолбанная, как неживая… Я ее трогать не стал, уложил, одеялом накрыл. Красивая она… Не знаешь, что с ее мужем стало?
– Что?
– Вот я и спрашиваю, что?.. Мы его «гавайцем» называли.
– Он что, на Гавайях жил?
– Нет, собирался. Вместе с Ниной… Эти суки тварь из нее сделали. Только она не тварь, – отрешенно и печально улыбался Валера. – Она ни в чем не виновата. Как же так, она же тогда сбежала от этих уродов! Я же видел, что за дверью скрылась… Почему она открыла дверь?
– Почему?
– Не знаю. И она не знает. Потому что ничего не помнит. Хорошо, мне мозги промывать не стали, чтобы знания не стереть… У Калистрата там целая лаборатория, он с человеком сначала разговаривает, узнает, чем он дышит, какими нитками нутро сшито, все такое. Если человек дерьмо, он его слегка промывает – ну, гипноз там, мантры там всякие о служении великому делу подземного строительства. Эти люди охраняют его, рабов гоняют… Нина их обслуживает… Ненавижу их всех! – гневно и с чувством полной беспомощности сжал кулаки Валера.
– Я сам служил подземному богу, – вспомнил я.
– Уже не служишь?.. Или что-то осталось? – внимательно посмотрел на меня парень.
– Я тебе верю. Мне действительно промыли мозги… Но я ничего не помню.
– Ты служил в милиции. Майором был.
– Интересно.
– Ты купил билет, попал в бомбоубежище, и началась война.
– Война?
– Мы вам внушили, что эта война настоящая. Атомная война.
– Это страшно.
– Страшно… Я тоже там был, как турист. На самом деле я там работал. Подрабатывал. График удобный – пятница, суббота, воскресенье. Пятницу, субботу пропускал, но ничего, голова у меня варит, я потом все наверстывал, ну, в институте… В общем, мы создавали антураж, внушали вам, что война настоящая, а потом говорили, что это была мистификация. Клиенты довольны, рассказывают своим друзьям, как здорово было. Только мы их просили, чтобы они про нашу бутафорию не рассказывали, чтобы их друзьям потом интересней было. Как это ни странно, люди нас понимали… Тебе тоже, наверное, рассказали, что интересно было, но про мистификацию ничего не сказали…
– Не знаю, не помню.
– А я помню. Как ты порядки, помню, восстанавливал. Ты же майор милиции, а народ мародерствовать вдруг начал… Ты их всех заворожил, они тебя как голубчики слушались.
– И что?
– Да так, ничего, – пожал плечами Валера. И вдруг озаренно посмотрел на меня. – Ты, наверное, не знаешь, что Москва сейчас на самом деле в руинах лежит…
– В каких руинах? – равнодушно спросил я.
– Ну, в каких еще руинах… Обычные руины. Дома разрушены, на улицах трупы людей, сгоревшие машины… Такая вот ситуация.
– Почему?
– Что почему?
– Ситуация такая.
– Ну, ракета с подводной лодки вылетела, сама по себе… Помнишь, такой вариант?..
– Нет.
– Ну, нам в новостях объявили, что наша ракета на Штаты полетела, а те в ответ открыли огонь…
– Не помню.
– А они на самом деле открыли огонь. В Москве воздушную тревогу объявили…
Валера вдруг взвыл тревожной сиреной, и так пронзительно это у него вышло, что у меня в душе вдруг лопнула какая-то струна.
– Хватит! Не надо! – зло и вместе с тем умоляюще посмотрел я на него.
– Чего?
– Ничего, – пожал я плечами.
Ну, щелкнуло у меня что-то в душе, и что? Тихо там сейчас и пусто.
– Помнишь, когда мы в бункер спускались, тревожная сирена выла?
– Помню.
Действительно, это был какой-то кошмар. Как будто и вправду война начиналась… Но тогда мы знали, что все это понарошку. А потом начался грандиозный спектакль с участием Валеры в одной из главных ролей…
– Что ты помнишь? – встрепенулся парень.
– Помню…
А ведь я действительно вспомнил его. И зомбированных землекопов тоже вспомнил. И как по каменоломням бродил… И как в больнице потом оказался… Мурзин… Оксана… Костя…
Нет, не Костя он, а Костян. Главарь подземной мафии. Из-за него все беды. И не только мои…
– И Калистрата помню… Я тебя, парень, искал, на него вышел… Но сначала твоя сестра на меня вышла. Упустил я Калистрата, а он меня – нет…
