– Значит, все-таки Костя, – вслух озвучил я свою мысль.
Я должен был стать его рабом, но смог сорваться с крючка и выбраться из его подземелья. Тогда он натравил на меня зомбированную Ларису, которая затем так возбудилась от одного только его голоса…
Голос, голос… Костя так и не дал мне объяснения, почему девушка бросилась на меня, услышав его голос из телефонной трубки. Заморочил мне голову Костинским, отправил к Уланову. Может, в его доме также стоял пси-генератор, воздействующий на подсознание и сбивающий с толку?
И в бункере такой генератор стоял, потому и не смог мой подавленный разум перебороть появившиеся сомнения… Значит, еще тогда я стал жертвой технотронного оружия, приложением к которому стала психическая атака, неплохо исполненная Валерой Полесьевым. Генератор тогда работал в пользу Кости, а Валера – на организаторов ядерного шоу в бункере. Стишков пытался выдавить из-под земли Полыхаева, но и тот и другой воздействовали на психику туристов. Наглядный пример философского учения о единстве и борьбе противоположностей…
Заканчивается моя философия. Очень скоро мне промоют мозги и отправят в штольню. За что боролся, на то и напоролся. Кстати говоря, еще один принцип, но уже народной философии…
– А ты думал, что Уланов? – усмехнулся Калистратов.
– Вообще-то, он меня сюда притащил, – вспомнил я.
– Нет, он здесь ни при чем. Хотя очень много знает. Правда, еще не понимает, насколько серьезна наша организация. Ничего, скоро поймет…
– А генератор в «девятке» кто установил? Вы?
– Миша Полыхаев. Он ведь тоже из нашей компании. Только потом с нами не захотел, сам по себе стал…
– Может, кладом с ним не поделились, – предположил я.
Калистратов удивленно выпятил нижнюю губу.
– Ну, не только из-за этого. А клад хороший был, богатый… Но ведь мы и с тобой не поделимся. Ты сам станешь нашим кладом. Хотелось бы, чтобы твоя работа потянула граммов на сто золота. Мужик ты сильный, выносливый, на тебе пахать и пахать… Помнишь, я предлагал тебе детективом у нас работать? Реальное, между прочим, было предложение. Проблема у нас одна с кадрами возникла. Под землей хватает, а на земле дефицит. Самому пришлось с тобой возиться, а ведь я далеко не последний человек. Если не первый… Мне бы такой специалист, как ты, не помешал. Работал бы себе без всякого зомбирования, платили бы тебе хорошо. А ты дураком оказался. Вот Мурзин человек умный, он быстро понял, в чем состоит его выгода…
– И в чем она состоит?
– Мне сейчас больше делать нечего, как о каком-то Мурзине говорить… Хотя мне нравится, что ты пытаешься узнать правду, надеешься вырваться отсюда. Нравится мне твоя настойчивость, но, поверь, отсюда не вырваться, – поморщился Калистратов. – Там, в бункере, ты смог выкрутиться из безвыходного положения. Поэтому я и хотел тебя убить, что ты такой везучий. Костя хотел, чтобы я проверил твое настроение, поэтому к тебе и пришла Вика. Но я смог его переубедить, поэтому Вика должна была тебя убить. Это было правильное решение, и ты это доказал, когда загнал меня в угол. Этого бы не случилось, если бы тебя сразу убили. Но случилось… Ты переиграл меня, и я понял, что ты нужен мне, как специалист. У тебя был реальный шанс стать моим человеком. Но ты отказался. И этим окончательно приговорил себя. Осталось только привести приговор в исполнение… Ты выиграл два сражения, Платон, но проиграл всю войну. Поэтому ты здесь. Я бы тебя сразу убил. С пользой для дела. Мы начинаем осваивать трансплантацию органов. Пока это все в зачаточном состоянии: специалистов нужных не хватает, оборудования. Но через три-четыре месяца конвейер заработает, и ты мог бы первым лечь на стол. Почетное право быть первым, не правда ли? Но Костя хочет, чтобы ты работал на него. Что ж, пусть будет так. Выхода у тебя все равно нет. Тебе сотрут память, и станешь ты тупой тягловой скотиной. А через годик сдохнешь от каторжного труда. На органы тебя не возьмут, потому что внутри у тебя все сгниет… Такая вот финита, парень, в твоей комедии.
Увы, но это была правда. Я знал, насколько далеко зашли в своих порабощающих способностях Калистратов и иже с ним, кто не строил никаких иллюзий. Сейчас мне зачистят мозги, и на этом вся моя прежняя жизнь закончится. И совсем не важно, когда я сдохну, через год или два…
Глава шестая
1
Железное острие врубалось в каменную твердь с такой силой, что звенело в ушах и вибрировали зубы. Ладони стерты в кровь, но я этого не замечал. Я должен был бить камень, я должен был двигаться вперед. Не совсем понимаю, зачем это мне нужно. Знаю только, что в конце большой смены я получу тарелку горячей каши и кружку воды. Но, главное, мне дадут таблетку, после которой исчезнет усталость и появится эйфория восторга. Мне будет очень хорошо. Поэтому нужно работать. Да и вообще, я должен работать, потому что этого хочет наш бригадир, низкий человек в темно-зеленой куртке с капюшоном. Он постоянно находится где-то рядом, смотрит, как мы работаем, подгоняет нас, если надо.
Бумз-з!.. Бумз-з!..
Я не знаю, кто я такой. Но точно знаю, почему ломаю камень в штольне. Я родился здесь, я всю жизнь только этим и занимаюсь. И другой жизни просто не знаю. И знать не хочу.
Я вообще ничего не хочу знать. Мне совершенно неинтересно, как зовут человека, который долбит каменный грунт бок о бок со мной, мне плевать на людей, которые сменят нас через несколько минут, чтобы дать нам немного передохнуть. Это называется малая смена… Без отдыха в шахте нельзя, иначе можно умереть от усталости. А наш господин заботится о нас. Он любит нас. Он очень добрый, поэтому мы так счастливы… Мы счастливы. Мы очень счастливы.
– Э-э… Ы-ы!..
Кто-то толкнул меня в плечо. Смена пришла. Но так не хочется останавливаться. Я очень устал, но мне нужно идти вперед… Вперед, вперед. И совсем не важно, зачем это нужно. Главное, что этого хочет мой господин. Он меня любит. И я его очень люблю. Он для нас – бог, и мы каждое утро молимся на его статую, которая установлена в нашей пещере. А иногда он сам приходил к нам, лично принимал наши поклоны, а потом говорил с каждым. Недолго говорил, не больше минуты, но при этом так смотрел в глаза, что казалось, будто проходила целая вечность…
– У-у-у!
Мне совсем не хочется разговаривать. Да и зачем? Ведь все здесь понимают без слов. Вот и мои сменщики поняли, что я недоволен их вторжением в мою работу. Но ведь им тоже хочется работать. Они отталкивают нас, вытесняют. А тут еще и пустая тележка, которую привез безглазый незнакомец с ободранным лицом. Мне нужно посторониться, иначе меня задавят, и тогда наш бог решит, что я отлыниваю от работы, и накажет меня…
Я сел на каменистый пол, плечом прижавшись к деревянной подпорке. Рядом опустился незнакомец, с которым я работал. Все вокруг незнакомцы, но я их всех люблю. Господин учит нас, что я должен их всех любить, а разве можно его ослушаться?
– Хрр-хр! – незнакомец снял с пояса фляжку, свинтил с нее пробку, сделал несколько глотков.
Он тоже меня любит, но водой не поделится…
А во фляжке вода. Ничего другого там и быть не может. Фляжка для того и создана, чтобы хранить в ней воду. А вода – это жизнь. А моя жизнь принадлежит нашему богу. Поэтому я тоже должен подкрепиться водой…
Надо мной склонился наш бригадир. Лица его я не разглядел, но кому я еще здесь был нужен, как не ему? Да и костюм у него с капюшоном. Он долго смотрел на меня, затем спросил незнакомым голосом:
– Платон?
Я никак не отреагировал на его вопрос. Что значит, – Платон? Что это вообще такое, имя или предмет?.. Нет, это имя… Да, имя… Ну и что с того, что имя. Ну зовут кого-то Платоном, и что?
– Ты Платон? – не отступался он.
– Ы-ы!
Достал он меня своими вопросами. Но возмущаться нельзя – это же бригадир, посланник бога.
Он достал из кармана фонарь и направил его луч мне в глаза. Невообразимо яркий свет ослепил меня. Но я не стал злиться. Бригадир не так хорошо видит в темноте, как мы, поэтому он иногда пользуется фонарем. Мы к этому привыкли. С фонарем, вообще, все очень хорошо видно, если не направлять его в глаза… Но если бригадир считает нужным ослепить меня, значит, я не должен возражать.
– Вставай!
Он тронул меня за руку, и я поднялся.
– Пошли!
Он повел меня за собой по гулкой шахте. Навстречу нам шли люди с пустыми тележками, сзади догоняли – с полными. Нам приходилось постоянно уступать им дорогу, вжимаясь в укрепленную досками стену, но я не возражал, ведь так нужно было нашему богу. Одни бьют камень, другие увозят его. Куда увозят, я не знаю. Да и не нужно это мне. Когда переведут меня возить тележки, тогда и узнаю… Может, бригадир переводит меня на тележки?.. Может…
Время от времени бригадир подсвечивал путь фонарем, и я издалека видел, как бегут к нам люди с тележками. Их глаза светились отраженным светом. Так в темноте светятся глаза у кошек… Откуда я знаю, что такое кошки? Я же ни разу их здесь не видел…
