нее никогда больше не будет шанса родить. Если в ее утробе еще сохранились живые ткани, то после нынешней операции не останется ничего. Она смотрела вверх, на потолок, с которого лился яркий свет ламп. Диего шел рядом и держал жену за руку, однако доктор закрыл перед ним двери операционной.
Очнувшись, Фрида почувствовала себя выпотрошенной и раздавленной. На этот раз она не расспрашивала о ребенке.
— Еще один кусочек моего тела вышел из строя, — попыталась она пошутить, когда Диего пришел ее навестить.
— Есть и другая проблема, — сказал доктор Золлингер, и в его глазах она прочла, что все очень серьезно. Трофические язвы, которыми она страдала с детства, с годами разрастались и угрожали распространиться на всю ногу. Ей уже ампутировали пальцы на правой стопе. С каждым разом Фриде было все труднее обуваться. Нужно было что-то делать.
Вид искалеченной ноги вызывал у Фриды ненависть. Из-за язв она даже перестала принимать свои любимые ванны. Кроме того, пришлось научиться заново ходить и привыкнуть к ортопедической обуви.
«Что ж, если идти, так до конца», — решила она и отправилась в мастерскую сапожника.
— Сшейте мне шелковую лиловую обувь, — попросила она удивленного работника и указала на любимую шаль: — Точно такого цвета.
— Слишком необычно, — попытался возразить сапожник, но Фрида пропустила его слова мимо ушей.
— А на уровне щиколотки, пожалуйста, прикрепите вот это. — Она порылась в карманах юбки и нашла нужную вещь: — Эти бисерные ленты я сделала сама. — Художница протянула мастеру несколько шнурков, на которые были нанизаны прозрачные бусинки.
Сапожник посмотрел на нее с понимающей улыбкой.
— Если хотите, можно расположить шнур так, чтобы прикрыть пятку. Тогда не будет заметно, что один каблук выше другого. Экстравагантное решение, но смотреться будет красиво, — предложил он, подмигнув ей.
Фрида кивнула.
— Вижу, мы понимаем друг друга.
Примерив через неделю обновку в мастерской, художница пришла в восторг. Яркая обувь притянет к себе все взгляды, однако люди увидят в ней нарядные ботинки, а не ортопедическое приспособление.
— В них и пойду, — решила Фрида. Она снова порылась в карманах и извлекла на свет маленький латунный колокольчик, который привязала золотым шнурком к бисерной нити на правом ботинке. Затем она сделала несколько шагов и восхитилась тихому мелодичному звону.
Сапожник посмотрел на нее и покачал головой.
— Очень рассчитываю, что вскоре вы снова удостоите меня своим визитом.
— Надеюсь, не придется, — ответила она и рассмеялась.
Несмотря на новую обувь, боль в ноге так и не прошла полностью. Хирургические швы заживали очень плохо. Как и в детстве, после полиомиелита, Фрида начала работать над своей походкой. Раз уж ей суждено прихрамывать, то ходить, по крайней мере, надо изящно. Но в первое время каждый шаг был для нее тяжелым испытанием. Последствия ампутации сказывались и на позвоночнике. Доктор Золлингер предложил снова носить корсет, что позволит снять нагрузку с позвоночника и ускорит заживание швов.
— Вам следует их нарисовать, — заметил он, глядя на ее новые ботинки.
Фрида изо всех сил старалась не отчаиваться, и Диего был рядом, пытаясь ее приободрить. Он нежно ухаживал за женой, и одной его заботы было достаточно, чтобы больная почувствовала себя лучше. Он часто приглашал к ним в гости друзей и водил Фриду в кино. По крайней мере два раза в неделю Ривера брал ее с собой в Национальный дворец, что было нелегко, потому что она не могла нормально ходить.
Все станет как раньше, вот увидишь. Я буду рисовать, а ты устроишься рядом со мной на лесах с эскизами или вышиванием. Мы будем вместе весь день, — обещал он, когда супруги ехали на такси во дворец на площади Сокало.
Ривера помог Фриде выйти из машины и на руках отнес ее в здание. Там он, сознательно подражая структуре триптихов, изобразил на сводчатой стене, примыкающей к величественной лестнице, эпос мексиканского народа. Слева — индейский период, эпоха потерянного рая; по центру — времена испанского завоевания до обретения независимости в 1830 году, справа — светлое будущее в соответствии с марксистскими идеалами. Увидев Фриду, ассистенты захлопали в ладоши. Один из них тут же принес стул, на который Диего осторожно усадил жену.
— Ну, что скажешь? — Он опустился перед ней на колени, так что глаза супругов оказались на одном уровне.
Фрида внимательно огляделась. Фрески были от нее на порядочном расстоянии, кое-где еще не нанесли краски. Но Фрида могла представить недостающие детали, ведь она видела эскизы.
— Прекрасно, — прошептала она. Тут столько силы. И надежды.
Диего снова поднял ее на руки и медленно понес вверх по лестнице.
— Смотри, а вот тут ты. — Он остановился и указал на фрагмент, изображающий будущее Мексики, каким хотел его видеть Диего. Прямо над мраморной лестнич ной площадкой, на уровне глаз зрителей, Фрида увиде ла себя. Она стояла за мальчиком, вместе с ним глядя в какую-то книгу — возможно, в учебник партийной школы. На это указывали и партийная униформа героини, и ожерелье с красной звездой. Прямо перед Фридой, наполовину заслоняя ее, сидела Кристина с детьми. Сестра вышла намного красивее самой Фриды, и наряд у нее был женственный и соблазнительный. Взгляд больших золотистых глаз был устремлен в пустоту, будто героиня переживала в этот момент сексуальный оргазм. Фриде был знаком этот взгляд: так Диего изображал только своих любовниц. Она вздрогнула. Нет, это невозможно. Диего никогда бы с ней так не поступил. Только не Кристина — ее любимая сестра, самый близкий человек.
— Покажи мне остальное, — попросила она и еще крепче обхватила шею Диего.
Глава 17
Через несколько недель состояние Фриды заметно улучшилось. Она стала больше спать, к ней вернулся аппетит, и теперь она много времени проводила с отцом. Было видно, как Гильермо оживляется в присутствии дочери. Для обоих эти встречи служили отдушиной. Они часто брали одну из бесчисленных коробок, в которой Гильермо хранил фотографии, и рассматривали снимки. В особо удачные дни, когда разум старика прояснялся, он рассказывал истории, связанные с этими фотографиями. Фрида даже осмелилась спросить его, как он жил в Германии и почему эмигрировал, но узнала лишь о том, что Гильермо, которого в те времена звали Гансом, не ладил с новой женой отца. В другие дни Фрида, взяв Гильермо под руку, прогуливалась с ним по Койоакану. Они доходили до площади Идальго, Фрвда покупала мороженое и газировку. Они садились на лавочку и глазели по сторонам. Фриде нравилось бывать на свежем воздухе. Она теперь пила гораздо меньше, и на лице
