ни цветов, ни пруда! Единственным зеленым пятном была живая ограда из кактусов, такая редкая, что любой мог запросто заглянуть внутрь. Здесь она всегда будет на виду.
На дрожащих ногах она вышла из автомобиля.
— Это же casa chica[25], — вырвалось у Кристины. — О чем только он думал?
Она тут же хлопнула себя ладонью по губам, но Фрида услышала. Ее одолевали те же мысли. Casa chica означало дом для прислуги. Хозяйка жила в большом доме, casa grande.
— Ты ничего не понимаешь, — огрызнулась Фрида, но, увидев скептическое выражение на лице сестры, смирилась и добавила: — Позволь нам с Диего самим решать.
Сначала они отправились в крыло Фриды. Пришлось подниматься по винтовой лестнице на второй этаж, где находились гостиная и спальня. Лестница была такой узкой, что юбка Фриды задевала стены справа и слева, и довольно крутой, так что подъем дался нелегко. В спальне уже стояла кровать, занимающая почти все пространство. Фрида опустила глаза и посмотрела на свою широкую юбку. Если повесить ее сушиться на веревку, свободного места не останется совсем. А когда Фрида увидела кухню, то едва сдержала слезы. В крошечном помещении — от двери до окна всего шага три — не было места ни для стола, ни для большой плиты. Повсюду голый бетон, даже не повесишь полку для разноцветных бокалов и глиняной посуды. С тяжелым сердцем она поднялась на последний этаж. Там располагались ее студия и ванная комната. Ну хоть что-то.
— А внутри миленько. Тебе тут будет хорошо работаться? — сказала Кристина, почувствовав, что сестра нервничает.
Фрида кивнула, хотя не была в этом уверена.
— Так, а где проход в дом Диего?
Чтобы попасть в другое здание, пришлось подняться по наружной лестнице со второго на третий этаж. Фрида крепко держалась за перила, для нее довольно высокие. Пройдя по узкому мосту, перекинутому между крышами, они добрались до дома Диего и через кабинет попали в галерею. Под ней располагалась студия — огромная комната, которая одновременно служила приемной и магазином. Ванная и спальня были такими же крошечными, как у Фриды.
— Сюда поместится только одна кровать, — прошептала Кристина.
Фриду пугала винтовая лестница, соединяющая этажи в ее крыле. Она сразу затосковала по casa azul, там не было узких ступенек и можно было из любой комнаты выйти в роскошный сад в патио.
Уверенность, которую Фрида ощущала накануне вечером, быстро испарилась.
Следующие несколько недель Фрида трудилась не покладая рук. Она обставила мебелью дом в Сан-Анхеле и принялась за озеленение сада. У нее не оставалось времени даже собраться с мыслями, не говоря уже о живописи. Диего получил новые заказы, но работал спустя рукава. Он был несчастен и винил во всем Фриду.
— Нужно было остаться в Нью-Йорке! — то и дело кричал он. — Я не могу здесь работать!
«А мне не по себе в твоем доме», — хотелось ответить ей, но она сдерживалась и как могла старалась успокоить мужа. Она пыталась убедить его вернуться к работе, готовила ему домашнюю еду, что было непросто на крошечной кухне. Фрида была рядом, когда Диего нуждался в ней, и молчала о своих проблемах со здоровьем, чтобы не обременять его.
К ним в гости пришла Элла Вулф[26], американская коммунистка, с мужем Бертрамом. Тот писал книгу о Диего. Эллу, которая также боролась за равные права женщин, возмутило поведение Фриды.
— Как ты можешь так унижаться перед ним? Где твое самоуважение? Ты исполняешь все его желания, терпишь любую его прихоть, как будто у тебя нет собственной жизни. Ты должна рисовать!
Фрида чувствовала себя недопонятой. В общем и целом, она могла бы согласиться с Эллой. В последнее время ей и самой не раз хотелось швырнуть тарелки к ногам Диего и запереться у себя в студии. Она вынашивала в голове картины, которые просто обязана была написать. Но пока у нее имелись дела поважнее, что она и пыталась донести до Эллы.
— Сейчас самое главное, чтобы Диего рисовал. Он зарабатывает деньги. И я могу быть счастлива лишь в том случае, если он счастлив. Неужели это трудно понять? Мое состояние сейчас менее важно, чем его. Я так давно болею, что уже привыкла. Но с Диего все по-другому. Посмотри на него: весь тощий и желтый и никак не может успокоиться. Я должна заботиться о муже. Представляешь, когда мы переехали, я нашла корреспонденцию, которую он даже не открывал. А в письмах были чеки — где пятьсот долларов, где тысяча. Сейчас важно именно это. Нам нужно платить за дом и отдавать долги.
— Если не будешь заботиться о себе, ты себя потеряешь, — возразила Элла. — Я поговорю с Бертрамом, пусть вразумит Диего.
— Не смей! — вскинулась Фрида. — Я о себе позабочусь. И о Диего тоже.
Элла грустно вздохнула.
Через несколько недель Фрида поняла, что снова беременна. Она вспомнила ту чудесную первую ночь после их возвращения в Мексику. Они оба потеряли голову от страсти. Сердце в груди колотилось бешеной дробью, когда она призналась Диего, но ответ она знала наперед.
— Тебе не выносить ребенка. Ты слишком слаба.
— Но доктор Пратт сказал, что если я буду отдыхать и сделаю кесарево сечение, то…
— Ты же видела, куда тебя это завело в прошлый раз. Ты чуть не умерла, — напомнил ей Ривера. — Фрида, мне больно, что из-за меня твоя жизнь снова под угрозой. Ты самое дорогое, что у меня есть. Умоляю, поступи правильно. — Он запнулся, но туту него вырвалось: — Фрида, я так виноват перед тобой за ту ночь! Не стоило тебя трогать.
У Фриды перехватило дыхание.
— Но я хочу этого. Мне нужны твои ласки, к тому же ты говорил, что секс для тебя как еда, ты не можешь от него отказаться.
Ривера не ответил.
— Диего!
— Да, но только не с тобой, Фрида, не с тобой. Это слишком опасно.
Он снял трубку телефона и позвонил другу, который порекомендовал врача.
Доктор Золлингер тщательно осмотрел пациентку. Затем он снял очки и потер переносицу, на которой глубоко отпечатался след от оправы.
— Сеньора Ривера… — начал он.
— Не нужно ничего мне объяснять. Я не смогу оставить ребенка.
— Это слишком опасно. И вам не выносить его, учитывая ваши… травмы. Я бы посоветовал удалить эмбрион хирургическим путем.
— Когда?
— Как можно скорее. Тогда есть шанс, что операция пройдет без осложнений.
Процедуру назначили на следующий день. Фрида очень горевала. Еще до того, как ее повезли в операционную, она чувствовала себя опустошенной. Это ее последняя беременность. У
