году он скончался, и по его завещанию вдову не пустили даже на церемонию захоронения праха. А до того пара жила в Абердине в особняке, находившемся всего в 200 ярдах от дороги, по которой проезжали кавалькады королевских машин – в Балморал и обратно. В приступах воспаленной фантазии ей иногда казалось, что такая кавалькада однажды может остановиться у ее дома. «Невыносимо, когда те, кого я люблю, проезжают мимо меня по дороге», – написала охваченная печалью гувернантка в записке, сопровождавшей неудавшуюся попытку самоубийства в 1980-х годах.
На похоронах Кроуфи, скончавшейся в феврале 1988 года, не было ни венка, ни цветка от королевской фамилии. Но ее имя живет в Букингемском дворце, поскольку там нашлись еще несколько человек – надо сказать, единицы, – которые пошли по пути несанкционированного раскрытия информации, проложенному гувернанткой. Их предательство всегда описывается одними и теми же словами: «Они поступили как Кроуфи».
8. «Гордость и радость». 100 платьев, 36 шляпок, 50 пар обуви
Восьмая серия «Короны» открывается сценами траура и депрессии овдовевшей королевы-матери. «Потери шли одна за другой», – с печалью признается она своим друзьям, коммандеру Клэру Вайнеру и леди Дорис Вайнер по прозвищу Фасти, у которых осенью 1953 года она нашла убежище в поместье Кейтнесс, в северо-восточной части Шотландии. «Не подумайте, что я жалею себя, но… Главное – это, конечно, смерть мужа. Затем я лишилась дома – пришлось покинуть дворец… – ее голос слабеет. – Представьте, я ведь была королевой семнадцать лет. Я была главой этой семьи. Берти был изумительным мужем и отцом, но как суверену ему нужна была помощь».
13 сентября 1948 года. Король Георг VI и королева Елизавета празднуют свою серебряную свадьбу. Фактически этот нервный и заикающийся человек стал королем только благодаря твердой воле и бесконечной любви своей жены. А ведь для того, чтобы получить ее руку, ему потребовалось сделать как минимум три предложения.
В оскароносном фильме «Король говорит!» отдается должное австралийскому логопеду Лайонелу Логу, который помог Георгу VI преодолеть сильное заикание. Но настоящий секрет его превращения в короля крылся в человеке, который постоянно дарил Берти любовь и силы для этой упорной битвы. Этим человеком была его жена Елизавета – сначала как герцогиня Йоркская, затем как королева. Задолго до того, как Питер Таунсенд поступил на службу к Георгу VI или мог хотя бы подумать о том, что однажды будет служить королевским конюшим, он учился в школе Хейлибери. Однажды в 1932 году школьников собрали на торжественную линейку по случаю того, что герцог Йоркский прибыл к ним открывать новую школьную столовую. Едва герцог начал говорить, он застыл, не в силах произнести ни слова, и все сопровождавшие, смутившись, застыли вместе с ним. Но герцогиня, которая как ни в чем не бывало продолжала улыбаться, что-то прошептала своему мужу, вспоминал Таунсенд, «и тем самым заставила его перебраться через стену молчания и произнести следующую фразу. Она потрясающе тонко его чувствовала».
Лет десять спустя, уже работая рядом с королем, Таунсенд часто видел, как используется эта техника, и даже научился подражать тому тонкому и доброму юмору, с которым королева гасила злость или гнев мужа, мило улыбнувшись или сменив тему разговора. Елизавета знала, как отвлечь мужа, как не довести дело до конфликта, и, когда он взрывался, она была совершенно спокойна. «О, Берти», – говорила она, брала его за руку, якобы проверяя пульс, и тикала как часы: «Тик-тик-тик». Гнев короля моментально улетучивался.
Приступы дурного настроения Берти и его темперамент были не последними среди причин, по которым Елизавета Боуз-Лайон долго не принимала предложения руки и сердца. Принц Альберт, герцог Йоркский, начал ухаживать за ней на заре 1920-х годов. Берти оказался первым представителем королевской семьи в Новое время, который вышел в поисках невесты «на внутренний рынок». До 1914 года британская королевская фамилия вела переговоры о своих планах с иностранными аристократами в частном порядке, по семейным каналам – королева Виктория была великим мастером матримониальной «игры престолов». Однако после Первой мировой войны в Европе осталось всего несколько королевских семей, и Георг V решил, что представители следующего поколения недавно переименованной династии Виндзоров должны искать кандидаток среди милых британских девушек.
На триптихе Сэмюэла Уорбертона Елизавета Боуз-Лайон изображена на фоне поросших вереском холмов, которые окружают шотландский замок Глэмис – резиденцию ее родителей, графа и графини Стратмор.
И среди этих девушек едва ли можно было найти более милую, чем леди Елизавета Боуз-Лайон, девятый ребенок и четвертая дочь в семье графа и графини Стратмор, родившаяся 4 августа 1900 года. По всем критериям это была одна из лучших партий в Лондоне. Жизнь столицы в послевоенные годы неслась в бешеном темпе, и на этом фоне Елизавета казалась уязвимой и старомодной. Красивая, чувственная, задумчивая большеглазая брюнетка зачесывала волосы назад и собирала их в пучок. Эту прическу она носила всю оставшуюся жизнь.
Она не была чопорной, напротив, веселой и даже кокетливой. Но рассчитывать на продолжение – об этом можно было даже не мечтать. «Держаться за руки, сидя в лодке – вот был ее идеал ухаживания», – говорила о ней тогдашняя подруга леди Хелен Сесил. Кокетливая дочь лорда Стратмора резко отличалась от всех этих худосочных, коротко стриженных и раскованных барышень 1920-х годов, поколения флапперов. Она была из тех девушек, кого можно было легко представить себе как задушевную собеседницу, хорошую хозяйку, чудесную мать – а эти качества как раз и привлекали застенчивого и заикающегося принца Альберта.
Они познакомились в детстве на чаепитии – тогда, как рассказывали, пятилетняя Елизавета подарила десятилетнему принцу вишенку с торта. Позднее, уже подростками, они случайно встретились в особняке Спенсер-хаус, но по-настоящему молодые люди заметили друг друга только в июле 1920 года – на балу в честь Королевских ВВС в отеле Ritz. «Я танцевала с принцем Альбертом, которого раньше не встречала, – писала Елизавета своей бывшей гувернантке, а теперь подруге Бэрил Пойнен, – это весьма приятный молодой человек». Что же касается принца Альберта, то он был просто одурманен чарами девушки и, как позднее признавался, именно в тот вечер влюбился в Елизавету.
Молодой принц тогда только начал оправляться от связи, которая, мягко говоря, вызывала неодобрение его родителей. Речь шла о его романе с Шейлой, леди Лафборо, урожденной Чисхолм. Как поговаривали, именно благодаря исключительной притягательности этой австралийки
