Люк перенес тело Люсинды к могиле и положил ее туда вместе с лоскутным одеялом.
— У тебя есть еще что-то, что ты хотела бы положить сюда? — мягко спросил он. — Что-нибудь от Джейкоба и что-нибудь от тебя.
Шарлотта ушла и вернулась с мягкой пеленкой Джейкоба, своей косынкой и письмом, которое их мама написала много лет назад. Когда они с Люком забрасывали тело Люсинды сырой, холодной землей, она зарыдала…
А потом сон милосердно позволил ей на время забыть все то горе, которое ей принесли эти сутки. Нора Вестроу нянчила маленького Джейкоба, пока он, как сказала Нора, «не обпился молоком, бедняжка». К счастью, он всю ночь спал, уютно укутанный в свои пеленки, у Шарлотты на груди.
Шарлотта проснулась в полной темноте, и ей показалось, что в палатке кто-то есть.
— Не пугайся, — прошептал ей женский голос.
Младенец издал какой-то звук, и Шарлотта потерлась губами о его макушку: она часто видела, как это делала Люсинда. Макушка была мягкая, шелковистая и теплая. Она осторожно положила Джейкоба в клубок из одеял.
— Это я, — произнес голос. — Бидди Ли.
— Бидди?.. Который сейчас час?
— Ш-ш, — опять зашептала Бидди Ли. — До рассвета еще час. Я не знала, что у тебя с собой ребенок.
Шарлотта пожала в темноте плечами.
— Я сама удивилась, что не пришлось из-за этого ссориться с Маркусом. Но ему, вероятно, нужно было поспать. Что ты здесь делаешь?
— Прячусь, — ответила Бидди Ли. — Клянусь, никаких больше проблем для тебя или для меня не будет, но этот Скит пять минут назад вломился ко мне в палатку и принялся меня щупать. Мне очень хотелось закричать что есть мочи, но… Помнишь, как мистер Люк Эшкрофт, заступаясь за тебя, врезал Джоку Смитерсу и вывалял его в грязи?
При этом воспоминании Шарлотта не могла сдержать улыбку.
— Я этого никогда не забуду.
— А ты знаешь, как долго потом Джок Смитерс не мог позабыть об этом? Он все твердил своей жене, что придет день, когда целый табун диких лошадей не сможет защитить тебя от него. А если бы я закричала так, как мне этого хотелось, прибежал бы Бен Люциус и бил бы Скита, пока не убил бы. И после этого Бену пришлось бы худо.
Джейкоб зашевелился и начал двигать своими розовыми и пухлыми губами, как будто целовал кого-то во сне. Бидди Ли посмотрела на него и покачала головой.
— Такой невинный, — сказала она. — Никак не пойму, почему они обязательно должны превращаться в мужчин?
Шарлотта рассмеялась. Засмеялась и Бидди Ли, положив руку на плечо Шарлотте.
— Знаешь, смеяться — это хорошо, — сказала она, словно читая мысли Шарлотты. — В твоем сердце поселилась боль по твоей сестре, боль, которая не уйдет никогда. Но ты должна жить дальше, Шарлотта. Люсинде хотелось бы именно этого.
Рассвет наступил неожиданно. Он был таким светлым и ярким, и это означало (Шарлотта была в этом совершенно уверена), что день будет жарким и безоблачным.
Джейкоб открыл глаза, посмотрел на Шарлотту и громко заплакал. Шарлотта прижала его к себе.
— Я позабочусь о тебе, малыш, — пробормотала она, прижимая его к груди и думая о том, как было бы славно, если бы она не зависела от другой женщины, которая будет кормить его молоком.
Он стал недовольно выворачиваться из ее объятий — движение, которое она узнала, несмотря на то, что никогда раньше такого не видела: кулачки уперлись ей в грудь, маленькое тело напряглось, и затем он начал кричать. Шарлотта чувствовала боль от отсутствия Люсинды сейчас острее, чем когда бы то ни было. Она скучала по сестре, вспоминая все те годы, — и хорошие, и плохие, — которые они прожили вместе. Но в плаче Джейкоба ей теперь слышались все потерянные Люсиндой надежды на материнство, на те радости, которые оно сулило ее сестре и которых она теперь никогда не узнает.
— Я возьму немного молока у любезной миссис Вестроу, — сказала Шарлотта, одеваясь. И в этот момент она увидела, что Бидди Ли держит под мышкой Элизабет Грейс.
Бидди Ли протянула куклу ей.
— Можно Элизабет Грейс пока побудет у тебя? Я не перестаю думать, что кто-то из Смитерсов может бросить ее в огонь, как это сделал твой папа.
— Конечно, — сказала Шарлотта.
— Ну ладно. Я молюсь только об одном — чтобы Карлин и Молли спали, когда эту скотину потянуло на подвиги.
— Ты думаешь, они видели, как Скит залазил в твою палатку?
Как будто черная тень пробежала по лицу Бидди Ли.
— Эти две красотки уже представили себе картинку хуже, чем было на самом деле, Шарлотта. Помолись за нас обеих. Главное, чтобы об этом не узнал Бен.
С этими словами она ушла.
— У-а-а! — закричал маленький Джейкоб, и Шарлотта крепче прижала его к груди.
— Сейчас я достану немного молока, а потом мы попробуем стать одной семьей, только ты и я, и еще иногда твой папа. — Она заглянула в его большие голубые глаза и подумала, что, может быть, он спрашивает, почему с ним нет его мамы. — Твоя мама сейчас в прекрасном месте, Джейкоб. И она следит за тем, чтобы я тебя достаточно хорошо кормила, и достаточно целовала, и достаточно любила. И я не собираюсь ее разочаровывать. Хорошо?
Его глаза были красивыми и загадочными.
— Даже если ты этого не понимаешь, милый. Я никогда не забуду обещания, которое дала твоей маме, и она никогда-никогда тебя не забудет, — сказала она.
Когда Шарлотта выходила из палатки под уже совсем просветлевшее небо Запада, она поклялась себе, что не позволит никому, даже Маркусу, помешать ей выполнить данное Люси обещание.
Солнце на небе было ярким и палящим, и из-за поднимавшегося от земли жара Шарлотте казалось, что с момента ухода Люсинды прошло намного больше времени, чем на самом деле. Они как будто входили сейчас в другой мир, более сухой и пустынный. Мир, который Люси никогда не видела и уже не увидит.
Она отнесла Джейкоба Норе Вестроу, чтобы та понянчила его во время завтрака, в знак благодарности подарив ей кувшин джема и немного сушеных слив.
— Можешь оставить его в фургоне вместе с моим малышом, — сказала Нора, отдавая Джейкоба назад Шарлотте, хотя это предложение прозвучало как-то неуверенно. Но Шарлотта в любом случае ответила бы на это любезное предложение отказом. Фургоны имеют обыкновение переворачиваться, случаются и другие неприятности… К тому же они с Джейкобом должны получше узнать друг друга.
Только теперь, когда она возвращалась с Джейкобом назад в фургон, она поняла, что в жизни Маркуса уже появилось нечто, чего она раньше не давала себе труда заметить, — другая женщина.
Пенни Клусен, прелестная рыжеволосая девушка лет восемнадцати-девятнадцати, которая путешествовала со своей сестрой и родителями, как раз в этот момент разговаривала с правившим упряжками Маркусом, идя с ним совсем рядом и улыбаясь каждому его слову.
