Была и еще одна, более насущная, причина для поисков нового источника доходов. Бальзак практически состоял на содержании и сильно задолжал любимой женщине. В «Мельмоте прощенном» он описывает бессильную ярость человека, который любит идеальную женщину. Он понимает, что во всем уступает своему кумиру, но «чувствует себя способным задержать дилижанс и награбить денег, если у него не хватает на подарки, которыми он хочет ее осыпать. Таков человек, иногда признающий себя виновным в преступлении, чтобы показаться великим и благородным перед женщиной или особой публикой. Любовник похож на азартного игрока, который почтет себя бесчестным, если не выплатит долга крупье в казино, и кто совершает чудовищные преступления, грабит жену и детей, ворует и убивает, чтобы вернуться с карманами набитыми деньгами и с нетронутой честью в глазах завсегдатаев рокового заведения»293.
Итак, выбор был невелик: преступление или азартная игра. Первое было искушением, которое представилось Бальзаку в необычно чистом виде. Один или два раза в «Человеческой комедии» он представляет проблему в небольшой фантазии, которая произведет сильное впечатление на Достоевского и его героя Раскольникова – литературного брата Растиньяка. Что, если одним усилием воли можно убить какого-нибудь китайца, живущего в противоположной части мира, и благодаря этому разбогатеть? Может быть, совпадение вынудит вас противиться; но что, если китайский мандарин стар, болен и толст, а вы влюблены в богатую и красивую женщину, на которой хотите жениться?294 Тем же вопросом Бальзак задавался в «Аннете и преступнике»: «Неужели вы бы даже сейчас отказались от собственного отеля и собственной кареты, от возможности говорить: “мои лошади, мое поместье, мои деньги”, а себя называть “порядочным малым”?» То, что Бальзак применяет сходную аналогию к критике, наводит на мысль, что он считал преступной журналистику и связанные с ней виды деятельности. Более того, он поддерживал прибыльное сотрудничество с Рессоном295, хотя есть лишь одно косвенное доказательство нечестной игры, скрытое в непристойном совпадении хронологии. 3 февраля 1825 г. он, как известно, взял в Королевской (позже Национальной) библиотеке книгу о Марии Стюарт, принадлежащую перу историка XVI в.
Адама Блэквуда. Три года спустя Рессон издает «свою» «Марию Стюарт», которая почти вся является плагиатом296. Кстати, печатал книгу Бальзак. Кроме того, в то время всплывают различные апокрифические «мемуары». Издатель Бодуэн приобрел небольшую рукопись воспоминаний дворецкого Наполеона. Бальзак потихоньку разбавил их собственными рассуждениями и раздул воспоминания на целых четыре тома. Впоследствии ими пользовался Толстой, когда писал «Войну и мир»297. Через несколько лет, в сотрудничестве с другим писателем, л’Эритье де л’Ан, который специализировался на написании чужих мемуаров, Бальзак выпустил «Записки» Сансона, главного палача в годы Великой французской революции298. Преступление окупилось, однако пришлось постараться: существовали другие «Записки Сансона», и важнее всего была скорость. Кроме того, Бальзак приложил руку к нескольким произведениям с сомнительным авторством. Среди них – первый том многоречивого романа «Соблазнитель» (Le Corrupteur), изданного Лепуатвеном в начале 1827 г.299, в котором молодого семинариста по имени Эрнест совращает преступник, бежавший с судна в Ярмуте. Подобно Вотрену (и самому Бальзаку в минуты кризиса), Эдуар Фульбер верит в то, что следование законам природы, по которым выживает самый бессовестный, «не только удовольствие и необходимость, но также и долг».
Все эти библиографические курьезы были для Бальзака лишь временной работой. В то время его больше занимала другая, более традиционная альтернатива самоубийству: азартная игра. Сначала он играл со временем, затем с деньгами. Судя по письмам, сохранившимся от 1825 г., Оноре задумал нечто грандиозное300. В ноябре его отец упоминает о подвигах, от которых отказался бы и Геракл. До того Бальзак побывал в Турени с матерью и Анри, которому исполнилось семнадцать лет. Анри и в семнадцать обнаруживал в себе зачатки «никудышника», каким стал потом. Жили они у Жана де Маргонна в его небольшом замке в отдаленной деревне Саше. Позже Бальзак еще не раз будет бежать туда, чтобы «пополнить» свой мозг. Но, как заметила г-жа де Бальзак, «страдавшая, как все несчастные матери», он был слишком измучен, чтобы выздороветь. Вернувшись в Париж, Оноре узнал, что «Ванн-Клор», хотя и вышедший без указания фамилии автора, был проигнорирован почти всеми газетами, даже «Лорнетом», которую издавал Лепуатвен. В отчаянии издатель заменил титульный лист на оставшихся экземплярах новым, где открыто признавал, что автор – Орас де Сент-Обен. Но пресса по-прежнему молчала, за примечательным исключением Латуша. В начале 1826 г., после краткого визита Бальзака в Вильпаризи, Бернар Франсуа всерьез забеспокоился. У Оноре обнаружились некоторые симптомы туберкулеза; кроме того, у него начался нервный тик. Целых четыре дня он ничего не писал и, «страдая оттого, что до сих пор не достиг никакого полезного успеха в обществе», он страшно измучился и ослабел.
«Подвиги Геракла», которые тогда совершил Бальзак, можно назвать рытьем огромного котлована под несуществующее здание. Бальзак задумал литературный эквивалент огромной крепости и вала, которые тогда сооружали в Шербуре. Бальзак видел ход работ в 1822 г., когда жил у сестры в Байе, и писал Лоре де Берни, восхищаясь современным инженерным искусством и духом предпринимательства: «После того как я там побывал, мне кажется, что препятствий более не существует, потому что соорудили другую шкалу для сравнения невозможного». Как Бальзак объяснял в своей последующей монографии «Об Екатерине Медичи», прекрасной, хотя и отрывочной работе, напоминающей о первоначальном замысле, он «терпеливо и скрупулезно» изучал главные периоды истории Франции301. Он собирался создать то, что в 1825 г. называл «живописной историей Франции» (Histoire de France Pittoresque)302 – не бесконечную последовательность сражений и речей, но историю общества, воссоздание «духа эпохи», «обычаев в действии». Начать он решил с произведения под названием «Отлученный от церкви», которое, впрочем, так и не закончил303. Действие происходило в Турени в конце XIV в. Его намерение обрисовать дух эпохи с помощью подробностей повседневной жизни счастливо, пожалуй даже слишком счастливо, сосуществовало с желанием занимать читателей: «В те дни повсеместно царил хаос; везде грабили. Обычным делом были убийства, кровосмешение, поджоги, преступления любого вида. Крепостных убивали как мух… Безнравственность настолько возобладала, что даже пирожным давали непристойные названия и изготовляли их в непристойной форме». Очевидно, если писать о повседневной жизни серьезно, она представала либо смешной, либо жалкой, особенно если речь шла о жизни в Средние века.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
