Меня ледяными клешнями тут же сцапал панический, животный ужас. Ноги одеревенели, с места не сдвинуться. Спрут бы попрал проклятую самодеятельность!
Тай Фун был прав. Перво-наперво инородная материя оккупировала полости в душе, коих у Гликерии было как в пемзе — бессчетное множество. А уж затем стала распространяться вовне, занимая жизненно важные органы. До сердца она пока не добралась.
"Значит, есть шанс!" — подумалось мне.
"Откуда тебе знать, глупышка? — возразила логика. — Ты что, великий эксперт по части изгнания межпространства из людей? Интуиция? Ха! Не смеши!"
Сквозь полупрозрачный экран лаборатории внутренний мир Гликерии просматривался довольно четко. Я видела, как пульсирует и движется вязкая субстанция в полостях, как миллиметр за миллиметром отращивает она чудовищные желеобразные отростки, чтобы прикрепиться к следующему участку и забрать его себе в незаконное владение.
Бедная, бедная Гликерия! Горло мне вдруг туго перетянуло удавкой слёз. Я попыталась отвернуться, выключить экран. Но взгляд оказался намертво прикован к этому дикому зрелищу. Зажмуриться? Куда там! Даже моргнуть не получалось. Меня словно паралич разбил. Я не ощущала ни рук, ни ног. Во всём огромном мире существовала лишь равномерно пульсирующая материя — и мои воспаленные глаза.
А потом межпространство неожиданно затаилось. Замерло. Заметило незваную наблюдательницу Сафро — и стало стремительно набухать, протянув ко мне разом все свои отростки.
Они шевелились, как змеи. Удлинялись. Вырывались из тела Гликерии с хрустким эхом, презрев материальные границы. И с шелестом устремлялись ко мне.
Воздуха вокруг резко поубавилось. Каждый вдох давался с трудом. Я не сдержала испуганного хрипа: отростки начали делиться на фрагменты. Кто-то невидимый будто нарезал их ножом на разделочной доске, перед тем как отправить в бульон. Фрагменты отращивали ложноножки, распухали, превращались в самостоятельные единицы.
Так вот как образуются сгустки материи!
Я отчетливо осознала: еще несколько секунд — и сгустки доберутся до цели. И тогда мне точно крышка.
Неимоверным усилием воли я откинулась на спину, откатилась в сторону, загородилась куполом зонта, как щитом.
Ну же, лаборатория, яви мне чудо! Защити от межпространства, ты ведь умеешь!
Увы. Непредвиденная поломка сканирующей программы повредила всю систему. Ментальная лаборатория зависла в решающий момент — экран посерел и на команды не отзывался.
И тогда я нащупала в кармане опутанный проводами прибор Каролины. И сдавила его в руке, насколько хватало сил.
В конце концов, почему я боюсь? Чего мне, собственно, бояться?
Враждебной материи со мной не совладать. Не по зубам орешек. Может, у какой-нибудь там Гликерии душа и смахивает на рыхлую губку. А моя душа — монолит. В ней пустоту не выявить.
Так что ищи-ка ты, материя, другого арендодателя. Сюда заселиться не выйдет.
О, кто бы знал, как жестоко я заблуждалась!
Глава 28. Гору заказывали?
Я определенно не ходила у судьбы в фаворитах. Эта негодяйка позволила себе подлую выходку и вероломно разрушила карточный домик моих надежд. Прибор, на который я уповала, выпустил струйку дыма и приказал долго жить. Ну что за ненадежная штуковина! Вот теперь действительно катастрофа. Кричи, Сафро. Ты покричишь — тебя услышат и спасут. Запасной план "Б" был таков.
Только кто услышит? Кто примчится на выручку? Они же все в академию умотали!
Ситуацию неожиданно взял под контроль Тай Фун. Само собой, дистанционно. Он как раз в это время принимал у второго курса зачет, но сигнал тревоги всё равно засёк и ворвался в ментальную лабораторию, как смерч с вихрем.
Неисправные механизмы починил, защитный купол настроил. Влепил межпространству пару профилактических оплеух и взорвал к спрутовой бабушке склизкие кляксы. А ведь одна из них подплыла ко мне впритык. Подплыла — и будто бы лизнула тыльную часть кисти холодным языком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Нет, всё-таки не лизнула. Померещилось. Какое облегчение.
"Что, допрыгалась?" — мысленно укорил Тай Фун.
"Допрыгалась", — согласилась я. И осталась сидеть, обхватив себя за колени. Рядом с радужным зонтиком, напротив клетки с Гликерией — неподвижной, ни живой, ни мёртвой. Обезвреженной.
Руки и ноги мёрзли, словно их окунули в ведро со льдом.
"Жди. Скоро буду", — сказали мне. И связь прервалась.
Ждать. Ох, ну правда, сколько еще надо ждать, прежде чем у меня отрастет критическое мышление и я перестану делать глупости?!
…Он буквально взлетел на башню. Полы черной профессорской мантии взметались на ветру, как злые крылья. Видимо, зачет сорвался. И всё из-за меня. В такие моменты Тай Фун — жертвенный, мужественный, жгуче-темпераментный — был мне особенно дорог.
— Холодно, — бормотала я. — До чего же холодно.
Он обернул меня пледом, который предназначался Гликерии, и набросился, как коршун на цыплёнка:
— Вот скажи, зачем ты полезла на башню? Еще и просканировать что-то пыталась. Где твои мозги?
— Мозгов, может, и нет, — стуча зубами, отвечала я. — Но это моя подруга. Я не могла все так оставить.
— Если в следующий раз задумаешь провернуть что-нибудь подобное, сначала предупреждай, ладно?
Он подхватил меня под плечи и колени, поднял в воздух и понёс к винтовой лестнице — с осторожностью, как очень большую, сломанную смерчем куклу из ограниченного выпуска. Куклу, которую еще можно починить.
Над нами загрохотало. Сверкнули капризные молнии. Тучи явно рассчитывали на продолжение драмы.
— Ты же можешь читать мои мысли. Зачем предупреждать? — спросила я, невзначай коснувшись его горячей шеи ледяными пальцами.
Тай Фун и бровью не повёл. Подумаешь, контрасты! У него и так, что ни день, то контрастный душ в подарок от мироздания.
— Я не всегда настроен на твою частоту. Иногда я могу быть занят. Ты дрожишь. Замерзла?
Его внезапно тёплая улыбка осветила полумрак лестничного колодца. Но одной улыбкой не согреешь. Поэтому он пошел на крайние меры. Добравшись до осенней комнаты, снял профессорскую мантию, избавил от лишней одежды меня (что вы, ничего не имею против!). И, усадив на кровать, обнял, не спрашивая позволения.
Его объятия были как лапы рыси — мощные и мягкие. Я согревалась жаром его тела. Он корил себя.
— Не надо было оставлять тебя тут без присмотра. Ведь как чувствовал!
Усталость перемешивала мысли, как фишки в лотерейном барабане. Моя голова тяжелела, неотвратимо склоняясь к плечу Тай Фуна. Страх медленно разжимал пальцы — его вытесняла старая, но далеко не добрая самокритика.
"Слабачка! Мямля! Размазня! — обвинительно звенел ее гадкий голосок. — Кому больше дано, с того больше спросится! Знала? Ты же не какой-нибудь там заурядный светоч прогресса. Ты — усовершенствованный светоч-бивалент. Но твои безграничные возможности почему-то атрофировались, как только появилась настоящая опасность".
О, как же хотелось быть всемогущей! Несгибаемой, несокрушимой. Высоко держать планку и в переговорах с госпожой Неудачей никогда не идти на компромисс. Но что поделать? Кажется, я родилась с дефектом. Родилась, чтобы вечно проигрывать и опираться на тех, кто сильнее. Таких, как я, опытные ювелиры отбраковывают, не вставляют в оправу и, уж конечно, не помещают в витрину.
Почему же Тай Фун всё еще мной дорожит? Почему эта глупая перелетная птица всякий раз возвращается туда, где нужно согревать и нельзя согреться? Туда, где велика опасность перестараться и ненароком вмерзнуть в льдину моего сердца…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я люто ненавидела себя.
И Тай Фун мой настрой уловил. Он потрясенно вгляделся мне в глаза и посчитал, что с термолечением пора закругляться. Спеленал меня смирительным одеялом, напоил валерьянкой и куда-то исчез.
Удивительное дело: приступ самоуничижения тут же прошел.
"Всё в порядке, Сафро. Всё почти в порядке", — промямлила я и в одеяльном коконе перекатилась на бок.
