– Николаша, ты где? А я тут… ну… э…
Маневин быстро выхватил у нее телефон и, прежде чем я успела пресечь его инициативу, громко произнес в трубку:
– Добрый день, Николай Петрович. С вами беседует профессор Феликс Жанович Маневин. Я нахожусь в доме Майи Михайловны Николаевой. Здесь же присутствует Инна Корсакова, разговор у нас идет на важную для вас тему. Госпожа Корсакова пытается внятно объяснить, почему вы убили дочь Аню, родную сестру своего сына. Думаю, вам, как основному фигуранту дела, необходимо присоединиться к нашей компании. Где вы находитесь? На ресепшн в клинике неврозов? Прекрасно. Да, пожалуйста, предупредите коллег Инны, что она пока не вернется. Придумайте какую-то причину… ну, допустим, Корсакова поскользнулась, упала, испачкала одежду, пошла переодеваться. Мы вас ждем. До встречи.
Только на этом этапе беседы я обрела способность двигаться и попыталась выхватить у Феликса трубку. Он спокойно положил отключенный сотовый на стол и потер руки.
– Через пару минут мы увидим главное действующее лицо этой трагедии.
Корсакова уткнула лицо в ладони и снова разрыдалась.
– Ну ты даешь! – неодобрительно воскликнула я. – Так нельзя!
– Почему? – искренне удивился Феликс. – Вместо того чтобы ходить вокруг да около, гадать на бобах, лучше прямо спросить у человека.
– Отличная идея, – язвительно перебила его я. – Вот сейчас сюда войдет Лавров, про которого я знаю, что он жестокий преступник… И что дальше?
– Преступник должен сидеть в тюрьме, – перефразировал крылатую фразу Маневин.
Я разозлилась.
– «Глеб Жеглов и Володя Шарапов за столом засиделись не зря, Глеб Жеглов и Володя Шарапов ловят банду и главаря»[19]. Спорить с этими словами не хочется. Но нельзя посадить человека, опираясь лишь на то, что ты уверен в его виновности. Нужны улики, доказательства, свидетели. Понимаешь, что ты наделал?
– Пригласил врача для спокойной беседы, – пожал плечами Феликс. – Я не считаю его серийным маньяком. Очень внимательно слушал все твои рассуждения, и у меня появились вопросы. Ну, например, если Лавров задумал отравить Ваню, зачем запер его в клинике неврозов? Подростка следовало оставить дома – там подсыпать яд легче, чем в больнице. По какой причине Николай Петрович запретил передачи сыну в палату? Глупое поведение для современного Борджиа[20].
Но я не слушала Маневина.
– Сейчас Лавров позвонит в дверь. Ты его спросишь: «Вы убили Аню?» И что он ответит? Полагаешь, Николай признается? Да он вообще сюда не придет! Он помчится домой и постарается замести следы. Ваня в опасности, нам…
– Вообще-то я уже здесь, – произнес приятный баритон.
Я резко обернулась и увидела на пороге кухни стройного темноволосого мужчину в джинсах и пуловере.
– Коля… – простонала Инна. – Я не хотела, я…
– Знаю, милая, – остановил ее доктор. – Извини, что втянул тебя в неприятности. А на ваш вопрос, Дарья, у меня есть ответ: я никого не убивал.
– Почему я не удивлена вашими словами? – скривилась я. – Поражает только факт вашего появления здесь, господин Лавров. Кстати, как вы попали в дом?
– Дверь была открыта, – пожал он плечами, – я потянул за ручку и вошел.
– Даша, ты опять не повернула ключ в замке, – вздохнул Феликс. – Николай Петрович, вам не кажется, что нам пора откровенно поговорить? Иван, Дарья и Майя Михайловна Николаева считают вас преступником. Но я…
– Майя Михайловна узнала правду, – остановил его Лавров. – В документах, которые хранятся у меня в тайнике, есть история болезни Ивана. Я не толкал Николаеву, не покушался на ее жизнь. Да, Инна по моей просьбе следила за Ваняшей и услышала его разговор с Майечкой, тот самый, когда Николаева сказала: «Через пару дней я все тебе объясню, мне осталось собрать совсем немного документов». Корсакова сразу позвонила мне. Я испугался. И тут последовал вызов от Майи Михайловны, которая предложила встретиться в городе. Мы увиделись в небольшом ресторане и побеседовали. Должен сказать, что старушка активна, умна, сострадательна. Уникальная женщина! Она сказала: «Нужно сообщить Ване правду. И будет лучше, если это сделаю я. Подросток считает вас убийцей, поэтому не поверит вам, тем более что истина окажется для него шокирующей». И я согласился с ее предложением. Майя при мне послала Ивану эсэмэску и поехала домой. Встречу моему сыну она специально назначила в тот же день, когда мы общались, только на вечер – хотела подготовиться к непростой беседе. Но до коттеджа Николаева так и не доехала, упала и травмировала лодыжку. Конечно, аргумент, что по своему воспитанию и психологическому складу я не способен на убийство, вас не убедит. Но подумайте: зачем мне лишать жизни женщину, взявшуюся решить самую огромную проблему моей жизни? Вас не удивило, что Инна, которую я попросил взять из стола Майи папку, знала, где находится тайник? Николаева никому не сообщала, где он оборудован.
Я вспомнила: Ваня говорил, что не знает, куда Майя Михайловна положила папку, предлагал обыскать коттедж. Значит, Корсакова, незримо присутствуя при беседе Николаевой с мальчиком, не могла услышать о двойном дне ящика секретера.
Лавров кивнул.
– Вот, Дарья, наконец, сообразила – я говорю правду. А мне Майя указала местоположение папки. У Николаевой потрясающая интуиция! Собираясь уходить, она внезапно обронила: «Коля, у меня возникло предчувствие скорой беды. На всякий случай запомни, где спрятаны бумаги. Вдруг со мной что случится? Нельзя, чтобы документы попали в чужие руки. Я уже не молода, вдруг упаду, разобью голову, попаду в больницу надолго? Ты тогда сразу в мой дом иди. На ресепшн есть вторые ключи, я их там давно в шкафчике спрятала. Не хочется, чтобы дверь ломали, если со мной что-то случится». И ведь правда старушка упала, повредила по дороге домой ногу!
– Я не знала про твои отношения с Майей, – обиженно протянула Инна, – считала ее подлой бабкой! Мне ты ничего о беседе с ней не рас сказал.
– Прости, – вздохнул Николай Петрович, – элементарно не успел. Я услышал про несчастье на следующий день после того, как оно произошло. Мы планировали так: я приеду сюда вечером, Майя позовет Ивана, и мы втроем все обсудим. Я в районе обеда позвонил Николаевой, дабы удостовериться, не меняется ли наш уговор, она не отзывалась ни по одному телефону. Потом трубку в коттедже сняла незнакомая женщина, которая сообщила, что Николаева лежит с травмой.
Лавров повернулся ко мне.
– Полагаю, это были вы?
Я кивнула и задала свой вопрос:
– А вы приходили в центр «Хирургия» к Майе, принесли ей фрукты? После вашего ухода у Николаевой и случился инфаркт.
Хирург нахмурился.
– К сожалению, у пожилых людей бывают проблемы с сердцем, в особенности после травмы. Хотя, когда я покидал палату, ничто не предвещало беды, Майя рвалась уехать домой, хотела, чтобы мы наконец побеседовали с Ваней, я ее убедил спокойно лечиться, пообещал, что на следующее утро привезу сына к ней, в «Хирургию», и разговор состоится прямо в палате. Хорошо, что я знал, с каким медцентром у нее заключен контракт на услуги, она сама мне об этом к слову сказала. Поэтому мне было известно куда ехать. Еще подумал тогда: если увижу, что с Николаевой плохо обращаются, перевезу ее в клинику, которую возглавляю сам.
– Это характеризует вас как сострадательного человека, – заметил Маневин. – Но объясните нам в конце концов, куда подевалась Аня?
Лавров секунду помолчал, потом начал рассказ.
Глава 34
В районе полуночи мы с Феликсом и Николаем Петровичем поехали на квартиру к Лаврову.
– Боюсь начинать беседу с Иваном, – вдруг признался врач.
– Иного выхода нет, – мягко произнес Маневин. – Мальчик считает вас отчимом и жестоким убийцей. Вы же понимаете, как такие мысли действуют на неокрепшую психику подростка?
– Ну да, – вздохнул Лавров. Затем воскликнул: – Все-таки мне не удалось сохранить тайну!
– Вы очень старались, – сказала я. – Представляю, как вам трудно было обратиться к монахине Аполлинарии.
– Мать свою я не помню, – печально произнес хирург. – Отец о ней ничего не рассказывал, упомянул лишь вскользь, что она умерла вскоре после моего появления на свет. Лет до двенадцати я был вполне удовлетворен этой информацией, но потом вдруг заинтересовался: а где могила мамы? У нас в классе учился мальчик Петя, чьи родители погибли в автокатастрофе, так бабушка водила его на погост в дни их рождения и смерти. Отец на мой вопрос ответил: «Мы раньше жили на Сахалине. Там твоя мама и похоронена».
Лавров поморщился и продолжил:
– Правду я узнал значительно позднее. Оказалось, что Мария Алексеевна ушла из семьи, приняла монашество. Я пытался забыть о матери, но все равно думал о ней. Потом я оперировал отца Никодима и подружился с ним, а тот, абсолютно не зная мою историю, несколько раз рассказывал о матушке Аполлинарии, хвалил ее, описывая, как трепетно она относится к сиротам, твердой рукой ведет дела в приюте. Меня так и подмывало крикнуть: «Что же сия святая особа бросила собственного сына?»
