Бесполезно. Он пробовал снова и снова. Ему не удавалось сделать ничего.
И впервые в жизни Урос насмерть перепугался. Чей-то голос кричал ему: «Джехол поранился! Джехол покалечен, изуродован, потерян… покалечен — изуродован — потерян…»
Жеребец собрал все свои силы и Урос чутьем наездника угадал, что в этот раз конь сможет освободиться. Еще одна секунда — и он вытащил бы ногу. Но конь не смог этого сделать. Он был на пределе, его мышцы устали и он прекратил попытки.
«Позор мне, позор! Если бы я мог ему хоть чем — то помочь, тогда бы ему это удалось. А я сижу на нем словно мешок!»
Джехол вновь начал собираться силами. Но в тот момент, когда конь, после многих бесполезных потуг, со всей силы опять рванул ногу из ловушки, Урос почувствовал такую нестерпимую боль, что рухнул обратно в седло, в котором он слегка приподнялся, чтобы помочь Джехолу. Травы Серех выдохлись.
Джехол больше не двигался.
«Он хочет мне сказать, что пока он несет на себе мой вес, он ничего не сможет сделать» — понял Урос.
Ненависть к самому себе, такому беспомощному, дала ему новые силы. Он обхватил шею Джехола руками, вытащил здоровую ногу из стремени и перекинул ее на левую сторону, повиснув на гриве Джехола так, что сломанная нога сама соскользнула вниз. Но когда его нога дотронулась до бревен моста, боль стала такой сильной, что у него закружилась голова и он зашатался. Урос упал на спину, растянувшись во весь рост под брюхом Джехола.
Это и спасло его от падения в реку.
Он думал, что лишится чувств, но боль удержала его в сознании.
Мокки прибежал вовремя. Он и Урос обменялись коротким взглядом и Мокки понял: сначала Джехол. Саис опустился на колени, обхватил своими огромными руками оба бревна, с силой потянул, и на короткое мгновение ему удалось раздвинуть их так широко, что конь вытащил свою ногу.
Мокки взял его за уздечку и осторожно перевел на другой берег. Потом он вернулся назад, взял Уроса на руки и, балансируя на шатающемся мосту, перенес его туда же. Он положил его на землю, рядом с лошадью. Молча осмотрели они ногу Джехола.
Он поранился не сильно, рана чуть кровоточила. Мокки обмыл ее холодной водой и наложил повязку из свежей травы. Затем он вновь привязал палки к ноге Уроса. Тот все смотрел на мост.
«Два коротких бревна… и я не смог перейти по ним. Для Мокки это было проще простого. Люди на родине засмеют меня!»
Его пальцы запутались в траве. Урос вырвал ее с корнями.
«Нет, это не будет, этого не может быть! Именем пророка, нет!»
— Помоги мне сесть в седло! — приказал он саису.
Мокки повиновался не сразу. Его глаза все смотрели на противоположный берег.
То счастье, что он испытывал, начало превращаться в глубокое отчаянье. Узкая полоска бурлящей воды делила его жизнь надвое. Серех на одной, а он на другой стороне. Никогда он ее больше не увидит.
— Чего ты ждешь? — крикнул Урос.
Мокки посадил его на коня и медленно пошел вперед. Тропа становилась все уже и каменистее. Она вела прямо к высокому, громадному скальному массиву, который закрывал горизонт на западе.
«Вы не заблудитесь, — сказала им Ульчан, — после моста вы попадете на тропу, и она единственная, что есть в этой долине. Потом начнется тропа, что ведет через горы. Она выходит на старую дорогу Бамьяна. Вам понадобится два дня, чтобы доехать до города. Можешь мне поверить, мы сами часто бываем там».
Урос помнил ее слова. Через день они будут в Бамьяне — половина пути пройдена.
Джехол шел за Мокки медленно и осторожно. Но Урос натянул поводья, словно шаг коня казался ему слишком быстрым.
— Половина пути, — прошептал он, — Уже половина пути и чего я добился?
Втянув голову в плечи, впереди шел Мокки.
И Урос подумал: «Я почти вывел его из себя… он меня ненавидел… Хотел получить коня… планировал что-то… но вот появилась эта девка, и он ни о чем другом больше не думает… Трусливая псина… Рабская душа… мне нужно начинать все с начала… но как?»
Долина изменилась. Высокие травы, сменились на высохшие, редкие былинки, кустарники виднелись все реже. И хотя солнце стояло в зените, путешественники поплотнее запахнули свои чапаны, чтобы спастись от ледяного ветра. Они приближались к горам.
В полдень, во время, когда прячутся тени, они достигли их. Перед ними был тот единственный путь через скалы.
Тут Урос заметил, что на большом камне, что находился впереди них, стоит какой-то человек. Не поверив глазам, он прикрылся от солнца рукой, вгляделся вновь, и узнал ее — это была Серех.
— Девка, — вполголоса пробормотал Урос, и крикнул саису, — Серех!
Мокки, который по-прежнему бежал впереди, опустив голову, обернулся к нему, затронутый за живое.
— Вон там! — показал ему Урос.
И саис заметил ее тоже. От счастья, что он видит ее, — ту, которую он, казалось бы, потерял навсегда, — он хотел было бросится к ней навстречу. Но Урос схватил его за ворот чапана и зашептал:
— Аллах свидетель, если ты сейчас запятнаешь честь всех мужчин, я выбью тебе глаза плеткой! Это она должна поздороваться первой, ясно тебе?
И Серех подошла к ним сама. Она не подарила саису ни одного взгляда, а бросилась на колени перед Уросом и схватившись руками за его стремя, запричитала:
— О господин, возьми меня в свое путешествие! Ты не найдешь лучшей, молчаливой, верной и смиренной служанки, чем я! Прошу тебя, не оставляй меня с людьми моей палатки! С того времени, как умер мой муж, они обращаются со мной как с рабыней. Я работаю для них с утра до вечера, а они дают мне только остатки еды. Мужчины тащат меня в свои палатки, когда захотят, а их жены жестоко избивают меня за это. Позволь мне идти с тобой, о отважный господин! Мне не нужна плата. Только пригоршня риса и одеяло, больше мне ничего не нужно!
Первым желанием Уроса было пнуть это лживое создание, которое посмело повиснуть на нем. Его она не сможет обмануть.
Мокки опустился перед ним на колени с другой стороны.
Но когда он уже приготовился отбросить ее ногой в сторону, она подняла к нему свое лицо. Солнце осветило его черты и под умоляющим выражением, горькими слезами и размазанной черной краской, обрамляющей ее глаза, он разглядел странную силу и твердость, и, как ему показалось, — жгучую алчность.
Он взглянул на Мокки. Тот дрожал, словно ребенок в лихорадке, и смотрел на Уроса со страхом и надеждой на счастье.
Волчья ухмылка растянула бледные губы Уроса. Серех испугалась и прижалась лбом к его стремени.
— Пощади меня, о господин! — закричала она.
Эхо ее голоса отразилось от скал и вернулось назад. Урос дотронулся рукояткой плетки до Мокки и коротко бросил:
