Лицо Филиппа стало молчаливо-угрожающим. Алиса поспешила скорее договорить неприятное признание, чтобы несколько успокоить его:
– Когда вы ухаживали за мной, я поняла, что вы благородный человек, вас легко уважать. И сказала папе, что вы не способны нанести вред нашей семье, я верю в это и сейчас.
Она с нежностью заглянула в его бездонные карие глаза, заверяя в своей безграничной любви и преданности. А он все смотрел и хотел понять, насколько правдивы ее слова, но лицо оставалось непроницаемым. Потом он помрачнел и устремил взгляд на раскинутые до горизонта зеленые луга.
– Зачем вы так, Алиса?
Она робко коснулась его плеча.
– Вы хотите сказать, что вы не сторонник роялистов, Филипп? И что моей семье надо остерегаться вас? Что это вы навлекли беду на Западный Истон? На Томаса? Вы – тот шпион?
Филипп напряженно перевел дыхание:
– Нет, я не шпион, кто едва не лишил свободы вашего брата. Этого шпиона вам надо искать в своих рядах. Но я и не тот, кем вы меня вообразили себе, Алиса. Я простой солдат, отказавшийся исполнять свой долг, только и всего. Не превращайте меня в героя…
Она крепко взяла его за плечи и повернула к себе.
– Что я вижу в вас, Филипп, я не вообразила себе. Мы все представляем нечто большее, чем думаем о себе. Я знаю, когда наступит время принимать решение, вы примете правильное. Я это знаю!
Филипп взял ее руки в свои и, нежно сжав их, заглянул Алисе в глаза. В этом движении был медленный соблазнительный ритм, который гипнотизировал Алису.
– Правильно с чьей точки зрения?
Она улыбнулась и доверчиво посмотрела на него:
– С вашей, сэр. Потому что я знаю – наши взгляды совпадают.
* * *
Организовать новое собрание роялистов в то время, когда в округе собраны войска протектората, было настолько безрассудным, насколько и необходимым. Лорд Стразерн не сомневался, что Томасу надо как можно скорее закончить свои дела и уехать из Англии, но многолюдное собрание не может не быть замеченным и соответственно не насторожить солдат. Как только им станет это известно, они тут же арестуют Томаса вместе со всеми присутствующими на собрании.
Поэтому вопрос места и времени предстоящего собрания оставался открытым, пока Томас перебегал из одного убежища в другое. Самым безопасным для него местом были коттеджи арендаторов, так как лейтенант Вестон, по-видимому, принял близко к сердцу обещание Филиппа Гамильтона совершить возмездие, если только он причинит вред невинным жителям Западного Истона. Лейтенант взял за правило обходить стороной владения арендаторов. Возможно, он решил, что человек такого ранга, как Томас, не унизится до того, чтобы жить в доме крестьянина.
Какой бы ни была причина, Томасу не угрожала опасность быть пойманным, пока он находился в коттедже одного из арендаторов. Однако как-то вечером, когда он навестил аббатство Инграм, его чуть не поймали.
Он поехал туда, чтобы посоветоваться со своим отцом, Цедриком Инграмом и еще двумя роялистами, как быть с собранием. Лорд Стразерн подозревал, что за Томасом следят, но Цедрик Инграм убедил Томаса и всех остальных, что слишком рискованно выезжать из монастыря сразу же после обсуждения. Цедрик предложил, чтобы Томас переночевал в глухой части дома, где, по его мнению, солдаты не станут искать королевского посланника.
Томас принял предложение, но, оказавшись в комнате, он забеспокоился. Единственное маленькое окошко было глухо закрыто ставнями, пахло плесенью и сыростью – комната была закрыта несколько лет и напоминала ловушку. Томас привык к разным неудобствам и трудностям, но все здесь его раздражало. Он ходил по комнате взад-вперед, внушая себе, что темнота и запущенность – его друзья, а не враги. Но как не пытался убедить себя, все же не мог. Загнанный в эту клетку, он чувствовал себя беспомощным и уязвимым, был уверен, что не сможет провести ночь в этой жалкой конуре.
Томас выскользнул из комнаты, как только в доме заснули. Внутреннее чутье подсказало ему, что никто не должен знать о том, что он покинул свое укрытие. Что вызвало эту предосторожность? То ли, что оказался захлопнутым в сыром подвале, то ли инстинкт самосохранения подсказал ему о приближающейся опасности.
Какова бы не была причина, он безоговорочно принял решение уйти незамеченным. Его интуиция не раз спасала его в сложных ситуациях.
Томас тихо вышел из дома на заросшую травой лужайку, ярко светила полная луна. Он направился к конюшне, где ночью стояла его лошадь, пегая и неказистого вида. И хотя эту тварь никто не выделил бы в табуне лошадей, Томас захотел убедиться, должным ли образом ее поставили на ночлег, чтобы она не отличалась от лошадей Инграма.
Он нашел лошадь в огромном пустом загоне между гнедой кобылой и серым гунтером. Его коренастая маленькая лошадка смотрелась между двумя большими лошадьми, как шрам на щеке Томаса. Он нахмурился: ему показалось, что лошадь переведена на новое место после того, как он оставил ее. Томас подумал, что, возможно, ошибся. Но молча обошел вокруг монастырских построек, пытаясь найти более подходящее место для своей подопечной.
Он нашел место в сарае, где хранили сено, и было привязано несколько рабочих лошадей, используемых для вспашки поля и перевозки грузов. Лошади стояли в узких стойлах, где не было возможности даже повернуться. Но он все же постарался воткнуть туда и свою лошадь. Томас предпочел переждать здесь в конюшне, вместо того, чтобы уехать отсюда, потому что солдаты не поверят ни в какие оправдания, если увидят его ночью на лошади, скачущем по деревне.
Привязав лошадь в конюшне, Томас взобрался на копну сена и устроился на ночлег.
Время подтвердило, что меры предосторожности были не напрасными. Томас подхватился от сна, услышав крики людей и ржание лошадей. Кони били копытами о твердую землю в скачке вокруг монастырских построек. Томас напряженно прислушивался, пытаясь по отдельным словам уловить смысл происходящего.
Удача, сопутствующая ему со дня прибытия в Англию, не изменила и на этот раз. Сарай тоже проверили, как и все остальные постройки, но сыщики бросили только беглый взгляд на рабочих лошадей, привязанных здесь. Также бегло они взглянули на копну, небрежно пропустив то место, где прятался Томас.
– Мы напрасно теряем время, – услышал Томас слова человека, которого он не мог видеть. – Его лошади здесь нет, и – никаких признаков его самого. Мы его упустили.
Очевидно, это сказал старший офицер, потому что солдаты вскоре ушли. Почувствовав облегчение, Томас устроился поудобнее и решил еще немного вздремнуть. Из аббатства Инграм он уехал до рассвета, надеясь, что посланные на поиски солдаты уже давно спят.
