— Теперь меня ожидают другие заказы, — быстро проговорила я.
— Да. Это чудесно.
— Через три недели мне предстоит вернуться в Париж, в дом Дюпонов. Ты ведь помнишь, что мне заказали портреты их дочерей?
— Прекрасно! А когда я думаю, что всем этим ты обязана барону…
— Кажется, пора обедать, — перебила его я. — Клэр будет недовольна, если мы задержимся.
Так мы и пообедали в этот вечер — отец, Клэр и я. Я терзала мясной пирог (к великой радости Клэр) и отвечала на бесчисленные вопросы своих сотрапезников.
Клэр смотрела на меня своими большими глазами олененка и буквально лучилась счастьем, потому что я наконец-то была дома, а отец примирился с подкрадывающейся слепотой.
Я была изумлена тем, сколько раз отец упомянул барона. Этот человек преследовал меня даже здесь, и мне казалось, он сидит рядом с нами за обеденным столом.
Этой ночью он мне приснился. Я лежала на кровати в башне, а он медленно приближался… Я закричала и проснулась, с облегчением обнаружив, что нахожусь дома, в своей собственной постели.
И задумалась над тем, удастся ли мне когда-нибудь изгнать этого человека из своей жизни.
* * *
Несколько дней спустя я получила письмо от мадам Дюпон. Она выражала надежду, что я не стану откладывать свой приезд надолго. Ее невестка также хотела обратиться ко мне, горя желанием увидеть изображение своей дочери на коллисоновской миниатюре.
«Разумеется, — писала она, — я знаю, что вы пообещали написать портрет супруги мсье Виллефранша. Но, пожалуйста, не позволяйте ему навязать вам другого заказчика, поработайте вначале с дочкой моей невестки».
Я и в самом деле пользовалась популярностью. И этим была обязана ему. Однако мне не удавалось проникнуться чувством благодарности, не чувствуя ничего, кроме ненависти и отвращения.
Я, видимо, поеду в Париж раньше назначенного времени. Было невыразимо тяжко оставаться в атмосфере постоянных расспросов относительно моего пребывания во Франции и постоянных упоминаний о бароне, который стал главным героем рассказов отца о нашем с ним знаменательном путешествии.
Более того, жизнь в Фаррингдоне была совсем не такой, какой я ее помнила. Семья викария казалась мне откровенно скучной, а с Кэмборнами я никогда не была особенно близка.
Клэр, напротив, успела подружиться со многими в деревне. Она уже считала себя чуть ли не уроженкой Фаррингдона. Все свободное время Клэр проводила в церкви, украшая ее, обсуждая планы сбора денег на колокола, и вообще, активно участвуя во всех делах прихода. Ее любили все, но ближе других она была с сестрами Кэмборн. Из ее рассказов я узнала, что у Хоуп уже был воздыхатель, и Клэр очень беспокоилась относительно Фейт.
— Что она будет делать, — вздыхала она, — если ее сестра выйдет замуж? Она ведь не сможет остаться с ними, как ты считаешь? Мне кажется, бедняжка мучается тяжкими предчувствиями. Как жестоко распорядилась природа, создав двух людей настолько близкими друг другу… что их невозможно разделить…
Я ее почти не слушала. Проблемы деревни казались мне невероятно тусклыми.
И была по-настоящему счастлива, когда пришло время прощаться.
— Тебе предстоит выполнить целую серию работ, — сказал отец. — К двум предыдущим добавился заказ этой… невестки. Постарайся развить свой успех.
— Это может надолго задержать меня в Париже, — заметила я.
— Чем дольше, тем лучше… пока. Тебе необходимо приобрести известность. Позже ты сможешь сама выбирать заказчиков, но пока нельзя отказываться ни от какой работы и нужно приложить все усилия для того, чтобы зарекомендовать себя.
— Мне кажется, о тебе есть кому позаботиться.
— Клэр просто чудесна. Я хочу сказать по секрету, что с ней намного легче, чем с Иви.
— Я тоже так думаю. Иви замечательно вела хозяйство, но Клэр… как бы сказать… она как-то мягче… человечнее…
— Ты права. Я и мечтать не мог о такой женщине, как Клэр. Так что… не беспокойся, со мной все будет в порядке. Сосредоточься на работе. Тебе предстоит стать самым знаменитым художником, носящим фамилию Коллисон.
Когда пришло время отправляться в путь, я вздохнула с облегчением.
* * *
Несмотря ни на что, возвращение в Париж наполнило мою душу радостью. Ранним вечером я сошла с поезда на Северном вокзале и сразу же испытала то самое волнение, которое этот город вызвал во мне еще в первый приезд. Меня захватила парижская суета, и я с удовольствием погрузилась в неумолчный шум. Французы разговаривали намного громче, чем это было принято в Англии, а их руки были столь же выразительны, как и голоса. Откуда-то доносилась музыка, и я с наслаждением вдохнула смешанный запах поездов и духов. И тут же подумала: с прошлым покончено, у меня начинается новая жизнь.
Но когда носильщик поднес мои сумки к выходу в город и подозвал экипаж, при виде кучера в синем сюртуке и белой шляпе меня опять охватила нервная дрожь. Я поняла, что никогда не смогу забыть о прошлом. Даже когда вошла в фиакр и услышала дружелюбный голос, спрашивавший, куда меня следует доставить, я с подозрением уставилась в улыбающееся лицо и увидела перед собой совсем другого человека.
Взяв себя в руки, я назвала адрес мадам Дюпон. Когда экипаж покатился по такому знакомому бульвару Гусман, я погрузилась в сладкие грезы. Улица Фобур Сент-Оноре пролегала совсем рядом.
Особняк Дюпонов располагался на бульваре Курселль, уютно устроившись в ряду высоких белых домов, принадлежавших, как я уже знала, в основном владельцам загородных поместий.
Видимо, Дюпоны тоже относятся к их числу, поскольку они были гостями барона, а, по моему мнению, барон водится либо с очень богатыми людьми, либо с людьми очень высокого происхождения.
Но вот экипаж остановился, и кучер галантно поднес мои сумки к парадному входу роскошного особняка.
Дверь открыл слуга в темно-синей ливрее с серебряными галунами. Он почтительно поклонился. Было ясно, что меня здесь ожидали.
— Мадам попросила, чтобы вас проводили к ней сразу же по приезде, — сообщил он. — Сюда, пожалуйста.
Он подал знак юноше в такой же темно-синей ливрее, но с меньшим количеством серебра, что, судя по всему, указывало на более низкое служебное положение. Юноша подхватил мои сумки, и я прошла следом за ним в просторную комнату с темно-синими стенами и фигурными белыми портьерами. Нечто вроде приемной. Слуга постучал в какую-то дверь и отработанным изящным жестом распахнул ее, одновременно объявив о прибытии мадемуазель Коллисон.
Ко мне подошла улыбающаяся мадам Дюпон.
— Добро пожаловать, мадемуазель Коллисон! — воскликнула она. — Ваш приезд — большая честь для нас. Нам не терпится поскорее взглянуть на миниатюры, которые вы для нас напишете. Я хочу, чтобы ваше пребывание здесь было приятным… и, надеюсь, вы согласитесь выполнить заказ моей невестки. Ей хочется обрести портрет дочери, и, кроме того, чтобы она на нем выглядела хорошенькой. — Мадам Дюпон приложила палец к губам, как будто пытаясь скрыть улыбку. — Я не думаю, что это будет легко, не то что с моими девочками. Но уверена, что вам удастся ее порадовать. Возможно, вы вначале захотите пройти в свою комнату, а затем… быть может… познакомитесь с девочками? Насколько я знаю, вам необходимо вначале поговорить с ними… заставить раскрыться… Во всяком случае, так сказал барон.
