— Суровый приговор.
— Заслуженный.
— Все же позволь рассказать тебе историю моего предка. Пожалуй, она тебя заинтересует.
Я не ответила, и он продолжал:
— Это случилось очень давно, а если точнее, то в тринадцатом веке, в правление короля Филиппа, также прозванного Le Bel[18], поскольку он был очень хорош собой. Этого предка звали Флоранс, граф голландский. Странное имя для мужчины? Но у нас некоторые имена могут быть как мужскими, так и женскими. Флоранс был мужчиной, и у него было множество любовных интрижек.
— Теперь мне понятны ваши склонности, хотя слово «любовные» в данном контексте считаю неуместным.
Он продолжал, не обратив внимания на мою реплику:
— У Флоранса была одна любовница, к которой он был особенно привязан. Разумеется, у него было много любовниц, но эта значила для него намного больше остальных. Однако пришло время расставания. Тогда он решил сделать ее уважаемой светской дамой, а для этого было необходимо выдать ее замуж.
— Использовал, а затем решил сбыть с рук?
— Значит, ты все-таки меня слушаешь. Это хорошо. Думаю, продолжение покажется тебе весьма интересным. Он предложил одному из своих приближенных жениться на ней. Но тот с возмущением отказался, заявив, что никогда не женится ни на одной из бывших любовниц Флоранса.
— Меня его отказ не удивляет.
— Флорансу это не понравилось. Он был очень влиятелен. Знаешь, что он сделал?
Я неотрывно смотрела на барона, и леденящий холод медленно проникал в мою душу.
— Тот приближенный был влюблен в одну женщину, на которой собирался жениться. Он женился на ней и таким образом утер нос своему сюзерену. Теперь уже не могло быть и речи о том, чтобы заставить его жениться на любовнице Флоранса.
— Так, значит, бедному Флорансу на этот раз не удалось настоять на своем?
— Удалось. Он никогда и никому не позволял брать над собой верх. Угадай, что он сделал. Он подстерег молодую жену своего приближенного и увез ее в свой замок. Догадываешься, что случилось затем?
Я смотрела на него в безмолвном ужасе.
— Он держал ее в замке три дня, — медленно произнес он, не сводя с меня глаз. — В хрониках говорится, что он ее изнасиловал. Затем отослал ее назад к мужу с запиской, в которой говорилось: «Ты ошибался. Как видишь, ты все-таки женат на одной из моих любовниц».
— Какая ужасная история.
Несколько мгновений он молчал, затем продолжил:
— Я рассказал об этом, чтобы ты поняла, какими людьми были мои предки. Чего же ты хочешь от меня?
— Я и раньше знала, что они были варварами. Что же случилось с благородным Флорансом?
— Его вскоре убили.
— Вот как! Я рада. Все же у этой истории справедливый конец. Полагаю, его убил оскорбленный муж?
— Таково было распространенное мнение.
— Это должно послужить уроком всем варварам.
— Варвары никогда и ни из чего не извлекают уроков.
— Пожалуй, вы правы.
Он улыбался мне. Волна мрачных предчувствий накатила с такой силой, что мне стало дурно. События минувших дней начали представать передо мной в новом свете. Прежде я была готова бороться до конца, несмотря на то что битва была изначально проиграна. Но теперь… Я не осмеливалась и подумать, что все это означает. Он оказался даже большим циником, чем я предполагала.
Я встала.
— Ты готова? — поинтересовался он.
— Готова идти куда угодно, лишь бы подальше от вас.
— Бедняжка Кейт! — воскликнул он и заключил меня в объятия.
Впервые мне захотелось разрыдаться. Я все поняла. На самом деле это не имело отношения к его страсти. Даже к неуемной похоти. Я выступила в роли символа. Узнав, что мы с Бертраном обручились, он потребовал, чтобы Бертран женился на Николь. Бертран отказался. Поэтому барон овладел мной, чтобы иметь возможность подобно своему предку заявить: «Ты все-таки женишься на моей любовнице, хотя и не на той, которую я тебе предлагал».
Думаю, если бы у меня еще оставались силы, я бы его убила. Он заслуживал того, чтобы разделить участь своего предка.
— Кейт, — произнес он. — Я в тебя влюблен.
— Я знаю, что вы способны на любой отвратительный поступок, на все, что угодно, но вы не можете любить. Попытайтесь не лгать мне столь откровенно.
— Какой мне смысл говорить тебе неправду?
— Вы любите себя… свою гордость… свою похоть… свою алчность… вот что вы любите.
— Себя я люблю, это правда… но сразу после меня идешь ты… во всяком случае, сегодня ночью.
Я накрыла ладонью его руку.
— Отпустите меня… пожалуйста.
— Такая трогательная, такая красивая, — заметил он и взял меня на руки.
Я была опрокинута навзничь… и мне было уже безразлично, что со мной происходит. Насилие вошло в привычку. Мое тело больше мне не принадлежало.
— Если бы можно было повернуть время вспять. Вернуться в тот день, когда я покинула Париж. Поехать домой… а не сюда, — бормотала я.
— Ты бы очень много потеряла. Это самое значительное событие в твоей жизни.
— Самое низкое падение.
Затем безразличие слетело с меня, и я закричала, выплескивая на него всю свою ненависть и презрение.
Барон не обратил на это никакого внимания. Он решительно придвинулся ко мне и еще раз продемонстрировал свою неумолимую власть.
* * *
Наступило утро. Меня разбудили звуки шагов и голоса. Я села на кровати. Мой халат лежал на полу, там, куда он его отшвырнул.
Кто-то вошел в комнату.
Это был барон, а с ним… Бертран.
Тут я поняла, что это кульминационная сцена фарса… комедии… трагедии, чего угодно. Кульминация, к которой вели все предыдущие события.
— Мадемуазель Коллисон находится здесь, — проговорил барон. — Она провела здесь три ночи… со мной. Что ж, Бертран, этим все сказано. Я желаю вам счастливой совместной жизни. Смею вас заверить, Кейт — необычайно страстная женщина. Вам очень многие станут завидовать. И я самый первый. А в следующий раз, Бертран, не будьте глупцом. Делайте то, что я вам говорю. Не стоит думать, что если я предоставил вам некоторую независимость, то вы имеете право мне не подчиняться.
Это мгновение сохранится в моей памяти до конца дней. Время как будто остановилось. Все замерло, и мы были лишь неодушевленными персонажами какой-то картины.
Бертран смотрел на меня вначале изумленно, а затем все с большим пониманием. Ужас… недоумение… отвращение… Все эти эмоции читались на его лице.
— Кейт, — беззвучно произнес он.
Я приподнялась, прикрываясь покрывалом.
— Меня привезли сюда… опоили… вынудили…
Бертран продолжал смотреть на меня. Затем повернулся к барону, который все это время продолжал злорадно улыбаться… как демоническая химера собора Нотр-Дам.
