— Кейт, — беззвучно произнес он.
Я приподнялась, прикрываясь покрывалом.
— Меня привезли сюда… опоили… вынудили…
Бертран продолжал смотреть на меня. Затем повернулся к барону, который все это время продолжал злорадно улыбаться… как демоническая химера собора Нотр-Дам.
Барон медленно наклонил голову, подтверждая мои слова.
— Она дралась, как дикая кошка. Но мне кажется… мы в конце концов достигли взаимопонимания.
Лицо Бертрана исказилось. Мне показалось, он сейчас разрыдается. Но в следующее мгновение, закусив нижнюю губу, он бросился на барона. Негодяй был готов к этому. Бертран вцепился ему в горло, но барон приподнял его и далеко отшвырнул от себя. Тот рухнул на пол.
— Встань, — приказал барон. — Мало того, что ты ставишь себя в дурацкое положение… ты делаешь это еще и в ее присутствии. Кейт, сейчас принесут твою одежду. Оденься и немного поешь. — Он положил на стол конверт. — Здесь гонорар за миниатюру, как мы и договаривались, а также билеты. Вы сможете уехать уже через час. Экипаж доставит вас на станцию. Все пересадки проверены. Полагаю, ты захочешь отправиться прямиком в Англию, чтобы немного отдохнуть, прежде чем приступать к следующему заказу. Бертран может проводить тебя куда захочет.
С этими словами он вышел из комнаты.
Бертран стоял, пошатываясь. Он был оглушен падением, но не настолько, насколько его потрясло все увиденное и услышанное.
Мне было жаль его, униженного почти так же глубоко, как и я. А с жалостью пришло осознание того, что я никогда не смогу выйти за него замуж. И вообще ни за кого не смогу выйти.
Он стоял, глядя на меня.
— Кейт…
— Он — чудовище, — сказала я. — Мне нужно домой.
Он кивнул.
— Я хочу уехать отсюда как можно скорее.
В комнату вошла Марта с моей одеждой и кувшином горячей воды. Бертран вышел.
— Я принесу ваш petit dejeuner, — с неизменным миролюбием произнесла она.
— Спасибо, не надо, — ответила я. — Мне здесь больше ничего не нужно. Я хочу немедленно уехать.
Марта молча поставила кувшин на пол. Я наспех помылась и оделась. Было непривычно чувствовать на теле собственную одежду. На столике у зеркала обнаружила свои заколки для волос. Это свидетельствовало о заботливости, с которой отнеслись к моим вещам. На меня напал истерический смех.
Одевшись, я снова почувствовала себя прежней Кейт Коллисон, которая ничуть не походила на особу в отороченном мехом халате и с разметавшимися по плечам волосами. Внимательно всматриваясь в свое отражение, я заметила какие-то почти неуловимые изменения. Что это? Опыт? Знание? Должно быть, так выглядела Ева, отведавшая плода запретного дерева.
По винтовой лестнице я спустилась вниз. Огромная утыканная шипами дверь была распахнута настежь.
Я вышла из башни.
Бертран ожидал в экипаже. Барона нигде не было видно. Скорее всего, он уже вернулся в замок. Маленькое приключение, сломавшее мне жизнь и доставившее ему столь необходимое удовлетворение, закончилось.
— Поехали, — произнесла я. — Скорее прочь отсюда.
Мы вместе отправились на станцию.
Во время путешествия Бертран хранил молчание, и мне казалось, что оно никогда не закончится. Мы миновали Руан и приближались к побережью.
— Тебе незачем переправляться через Ла-Манш, — обратилась я к нему. — В своей стране я могу обойтись без провожатого.
Он кивнул.
Когда мы прибыли в Кале, до следующего пакетбота оставался еще час.
— Возвращайся домой, Бертран, — сказала я.
— Я посажу тебя на корабль.
Он стоял, молча глядя на море. Затем проговорил:
— Я убью его.
— Этим ты ничего не изменишь.
— Но окажу услугу человечеству.
— Бертран, не надо так говорить. Если ты начнешь мстить, это будет двойная трагедия.
Про себя я думала: ты никогда этого не сделаешь. Ты не сможешь. Он этого не допустит, а правила устанавливает он.
Бертран взял мою руку и сжал ее. Я попыталась скрыть, как мне неприятно его прикосновение.
Все изменилось. Я была уверена, что мне никогда не удастся изгнать из своего сознания теснящиеся там картины. Центральной фигурой этих кошмарных картин был Ролло де Сентевилль.
Я не думала, что Бертран по-прежнему хочет на мне жениться, запомнив отвращение, промелькнувшее в его взгляде, когда он увидел меня в постели. Дело было даже не в том, что он не верил, будто барон обманным путем заманил меня туда и силой принудил к близости. Я не сомневалась в том, что в это он верил. Он видел во мне жертву. Но в то же время он не мог забыть того, что я, как верно заметил барон, стала его любовницей.
Я никогда не смогу выйти замуж за Бертрана, думала я. Между нами все было кончено в тот самый момент, когда он вошел в ту спальню.
Так что на этот раз Ролло не получит желаемого. Он был намерен швырнуть в лицо Бертрану его собственные слова, заставить жениться на одной из надоевших ему любовниц. И барон был уверен, что ему это удастся. Но мы все равно оставили его в дураках. Свадьбы не будет.
Оставшись одна, я вздохнула с облегчением.
Его последними словами были:
— Я напишу. Мы что-нибудь придумаем…
Я улыбнулась в ответ. Было ясно, что все кончено.
А затем долго стояла, опершись о поручень и глядя на бурлящую за бортом воду. Меня терзали возмущение и гнев. Я думала о Кейт Коллисон, совсем недавно переправившейся через Ла-Манш. Она тогда грезила об опасном приключении. И оно действительно оказалось опасным. Да, очень опасным, потому что она познакомилась с этим странным человеком, варваром, изменившим всю ее жизнь…
Меня душила ярость. Он осмелился использовать меня, желая доказать, что никто не смеет его ослушаться, что Бертран должен ему повиноваться. Все это не имело никакого отношения к страсти. А мне эта страсть показалась испепеляющей, всепоглощающей, коль уж она толкнула его на преступление.
И в этом заключалось самое большое унижение. Именно это вызывало во мне самый яростный гнев, возмущало больше всего прочего.
Вдали показались белые утесы.
Это зрелище оказало на меня поистине исцеляющее воздействие. Я была дома.
Николь
Глядя в окно на проплывающие мимо пейзажи Кента, я испытывала странные чувства. Поля, живые изгороди, луга и перелески, все это казалось таким свежим даже в конце лета. Ничто вокруг не изменилось. Изменилась я.
Дома это, несомненно, заметят. Я не смогу вести себя, как прежде. Не буду выглядеть, как прежде. Станут ли они задавать вопросы? Что я буду им отвечать? Одно я знала наверняка: никто не услышит от меня ни слова о моем позорном опыте.