он успел произнести то же самое в ответ, она будто выскользнула из-под него. И исчезла.
Шейн понимал, почему она ушла. Но его это раздавило. Он вернул ее, чтобы снова потерять.
Шейна всегда мучили воспоминания о той неделе. Он видел все это так ясно. Каждую деталь, будто в ярком свете софитов. Никакие напитки не могли заставить его расстаться с памятью. Но на что он точно не рассчитывал, так это на то, что к нему вернутся, казалось бы, незначительные, но невероятно важные воспоминания о Еве.
«Так бывает, когда в Spotify вдруг заиграет песня, которую ты не слышал с детства, и она вдруг напомнит тебе о том, кто ты на самом деле. Когда хочется сказать что-то вроде: «О да, я знаю наизусть песню Уилла Смита Wild Wild West».
Когда Ева ушла вчера, Шейн решил оставить ее в покое. Было чертовски больно, но он это заслужил. Поэтому остаток дня он занимался собой. Пробежал шесть миль, отдохнул, не пил, что-то ел, не пил, пытался писать, не пил, а потом лег спать. Но Ева прислала эсэмэс. И вот он каким-то чудом сидит на ее крыльце и ждет, когда откроется дверь.
Телефон Шейна завибрировал, и он достал его из джинсов так быстро, что карман вывернулся наизнанку.
Это был Тай.
– Как жизнь? – сказал подросток.
– Это еще предстоит узнать, – ответил Шейн, заглядывая в окно Евы.
Шейн разговаривал с Таем вчера. И два дня до этого. Он обязался общаться со всеми своими подопечными дважды в неделю. Иногда просто голос человека, который в тебя верит, может осветить самый дерьмовый день.
– Тай, почему ты не в школе?
– Сегодня предпоследний день в году, – сказал он, не предложив никаких других объяснений.
– Как твоя знакомая?
– Хорошо.
И тогда Шейн начал быстро задавать вопросы, которые он задавал всем своим детям.
– Ты делаешь домашнее задание?
– Да.
– Ты занимаешься какой-либо незаконной или гнусной деятельностью?
– Что значит «гнусная».
– Криминал.
Тай сделал паузу, размышляя.
– Не?
– Ты дерешься?
– С тех пор как ты уехал, ни разу.
– Ты пьешь достаточно воды? Спишь по восемь часов?
– Спать иногда бывает жутко трудно. Мой мозг не отключается. Но ниггер пытается. Моя мантра помогает.
– Горжусь тобой, парень.
Шейн за тысячи миль почувствовал, что Тай улыбается.
– Мистер Холл? Могу я… Вы не могли бы дать мне двести долларов?
– Двести долларов США? Зачем?
– Парень моей сестры сдает в аренду студию или что-то вроде, и я подумал… Я просто хочу влезть в это рэп-дерьмо, хоть на минуту. Зайти на SoundCloud, заключить сделку.
Шейн расхохотался. Однако, не услышав смеха в ответ, быстро замолчал.
– Ну ладно. С каких пор ты стал эм-си[106]? Ты никогда не говорил о рэпе.
– Горел молча.
– Интересно. Тай, какое у тебя рэперское имя?
– Не решил.
– Нерешительный – это твое имя?
– Не-а, насчет имени не решил.
– Не пойми меня неправильно, – осторожно начал Шейн, – но тот факт, что у тебя даже нет рэп-имени, заставляет меня сомневаться в твоей искренности. Любой чернокожий придумывает себе к третьему классу рэп-имя.
Подросток молчал.
– Это твоя сестра познакомила тебя с тем парнем? Принцес?
– Да.
– Принцес живет в раздолбанном «крайслере», припаркованном на стоянке у такого же раздолбанного ресторанчика Tastee Freez. Тебе не кажется странным, что она встречается с парнем, у которого есть нормальная студия? Или, что более вероятно, тебя пытаются надуть?
Тай, загнанный в угол, прерывисто вздохнул.
– Мне надо выбраться из этой ямы, – заныл Тай. – Я соврал. Я не ел два дня. Ниггеры думают, что я ем, потому что я большой, но это не так. Принцес с мамой забирают все, что у меня есть. Может, рэп меня вытащит. Этот чувак знает менеджеров, продюсеров и все такое.
– Тай, я не дам тебе денег на это. Это очень странная идея. Мне пора идти, но мы еще об этом поговорим.
– Я думал, ты не врешь, – едва слышно сказал Тай. Судя по голосу, он был раздавлен. – Мир.
Телефон щелкнул, и Шейн прислонился к входной двери. Он, черт возьми, знал, что Тай не сможет сдержать честное слово. Может, Шейн был слишком строг к нему. Может, стоит послать ему денег? Одолеваемый противоречивыми мыслями, он сделал большой глоток из бутылки с водой как раз в ту минуту, когда мимо проходила высокая рыжеволосая девушка с крупным малышом, пристегнутым к груди. Девушка остановилась и удивленно на него взглянула.
– Боже мой. Вы – Та-Нехиси Коутс[107]!
– Не-а. Но он был бы рад услышать, что вы правильно произнесли его имя, – сказал Шейн, допивая воду. – Знаю по горькому опыту.
И вот наконец он услышал, как тяжелая дверь из красного дерева открылась. Шейн забежал в дом прежде, чем успел выбрать ощущение, на котором следовало сосредоточиться.
Глава 19. Гетеросексуальные мужчины любят меня
Еве понадобилась целая вечность, чтобы открыть Шейну дверь.
Она спорила с одаренной самым невероятным воображением, упрямой, готовой из всего сделать трагедию девушкой, которую когда-либо видел Бруклин. (За исключением, возможно, Барбры Стрейзанд.)
Одри была убеждена, что Ева продалась из-за нее. А поскольку Шейн ждал внизу, у Евы не было времени убеждать дочь в обратном. Она набросила что придется, что нашлось на полу в спальне, торопливо прихорашивалась, одновременно пытаясь разговаривать с Одри. К встрече Шейна с Одри она тем более не была готова и не представляла, что сказать ему после их свидания в «Доме снов».
Услышав стук в дверь, Одри и Ева помчались по коридору, но Одри пришла к финишу первой. Она открыла дверь и уставилась на Шейна, грозно нахмурившись и уперев кулаки в бедра.
Он подпрыгнул чуть ли не на шесть дюймов.
– Господи, что за хрень?!
– Шейн! Думай, что говоришь!
Ева вскочила в дверной проем в пушистых домашних носках и оттеснила Одри.
– Но это… Она…
– Неожиданно осталась дома, да, – задыхаясь, пролепетала Ева. Она боялась представить, насколько нелепо они обе выглядели. Ева в футболке Bad Boy Family и наспех натянутом джинсовом комбинезоне, с волосами, собранными на макушке в пышный ананас, и Одри в трениках и хогвартской шляпе. Они обе тяжело дышали, незавершенный спор будто повис между ними в воздухе.
– Шейн, это Одри. Одри, это Шейн. Нам надо поговорить.
Схватив ошеломленного Шейна за плечо, она изо всех сил толкнула его обратно в коридор и шагнула следом, закрыв за собой дверь.
– Я даю вам пять минут! – крикнула Одри, из-за двери ее голос прозвучал глухо.
Жестом приказав Шейну следовать за ней, Ева взбежала по лестнице на площадку второго этажа, к квартире этажом выше. Ей нужно было уйти туда, где ее не услышат.
С драматическим выдохом Ева привалилась к двухсотлетней стене, и Шейн сделал то же самое. Ей стало интересно, сколько еще тайных любовников видели эти стены.
Задыхаясь, она произнесла:
– Я не дышала с тех пор, как ты позвонил в дверь.
– Ты не сказала, что твоя дочь дома! – Шейн был не то в панике, не то взволнован. – Господи, что
