Добыча
Из ворот Центра выехали машины с оперативными сотрудниками и, избирая скорость, ринулись к бульварам. За ними – госпитальный «раф». Старшим отправился Ганин. Начальник Центра руководил операцией из своего кабинета, по радио. Он сидел, покусывал ноготь и отмечал время. Машины вышли через семь минут после звонка Потосова. Въехали во двор Института Скорой помощи еще через девять минут. Итого шестнадцать. Врачи – во главе с Анной Егоровной – прямо от ворот, подхватив в машину Ямщикова, помчались к операционному корпусу. Офицеры оперативной группы сопровождали «раф» до операционного корпуса, а там разделились. Пятеро обеспечивали охрану врачей, двое остались на связи, а еще трое поехали дальше, в глубину институтского сада, к каптерке, где хранится одежда пациентов. Через двадцать шесть минут после начала операции Зернов услышал голос Ганина:
– Первый, первый!.. Докладывает Павел. Обнаружено! Повторяю – обнаружено! Прием!
– Первый к Павлу. Изъять все личные вещи раненого. Доставить немедленно, на третьей машине. Допросить гардеробщицу – не спрашивали ли одежду до нас. Связной? Доктора мне. Прием.
– Связной к Первому. Доктора вызываю. Павел передает – третья машина вышла в хозяйство.
Две длинные минуты – пауза. Затем голос Анны Егоровны:
– Первый, я доктор. Слушаю.
– Что скажете о раненом?
– Фортуна, товарищ Первый. Он!
– Транспортабелен?
– Он здоровей нас с вами, – сказала Анна Егоровна. – Хитрющий мужик. Притворяется коматозным.
– Не понял. Прием.
– Симулирует глубокую потерю сознания.
– Понятно. Готовьте к транспортировке.
– А его не отдадут, – сказала Анна Егоровна.
– Об этом позаботится Павел, – сказал Зернов. – Конец... Связной, дайте Павла! Прием...
Но, отпустив кнопку микрофона, Зернов опять услышал голос Анны Егоровны:
– Первый! Вы учтите, здесь Иван Ямщиков. Он скандал устроит... Ему на вашего Павла, знаете...
Как всякий старожил Н., Зернов был наслышан о профессоре Ямщикове. О его мастерстве, почти сказочном, и о неукротимом характере. И когда госпитальная машина вернулась во двор Центра, из нее вышел первым Ямщиков. Он протопал по служебной лестнице в больничку, не отставая от носилок, на которых несли «апостола». Лишь на таких условиях он согласился выпустить волшебного пациента из операционного бокса.
Ровно через час после выезда группы в кабинете Зернова состоялось совещание. Героем его был не «апостол» – с ним-то все было ясно. Посреди стола лежал зеленый цилиндрик в палец длиной. Рядом – пять голубоватых кристаллов. Первая добыча Центра.
Благоволин сказал:
– Вне сомнения, это «посредник». Излучатель такой же, как на шестизарядном, который я видел. Вот – воронка на торце. Такие же нити для включения. Длинная – передача, короткая – прием... Разрешите открыть?
– Открывайте, – сказал Зернов и по-детски вытянул шею.
Физик покрутил цилиндрик в пальцах. Чмокнув, отвалилась крышка. Открылось круглое бархатное ложе для Мыслящего. Пустое. Длинные ворсинки бархата шевелились сами по себе, как живые. Разобрать их цвет оказалось невозможным – они были черными и одновременно всех цветов радуги. Илья Михайлович – заведующий научной частью – схватил со стола лупу и прищуренным глазом впился в ворсинки. Сказал с едкой завистью:
– Микроконтакты... Эх!..
Заместитель Зернова – тот, что возглавлял следственную комиссию в Тугарине, – сказал:
– Так, хорошо. Значит, на одном контрольном пункте рентгеновский аппарат можем заменить этим прибором? Это достижение... «Камею» обезопасим на сто процентов!
– Прежде всего, медицинская проверка, – сказала Анна Егоровна. – Эта штука же орудует в мозге – нашли игрушку... Вы можете поручиться, что она безвредна?
Благоволин вдруг сказал странным голосом:
– Это «посредник» планетного класса.
Стало тихо. Дмитрий Алексеевич сидел, сжав пальцами виски.
– Сейчас, сейчас, – пробормотал он. – Сейчас я вспомню... А! Планетного – именно так... Извлекает только этих Мыслящих... Наших не... Как бы сформулировать?... Наших не берет. Он безвреден для мозга, Анна Егоровна. Еще что-то было, сейчас... А! Он действует эн раз, затем самоуничтожается. Вся их аппаратура, выносимая с корабля, имеет ограниченное количество циклов... – Физик бормотал, как со сна, и это было так непохоже на его обычную самоуверенную манеру, что всем стало не по себе. – Эн, эн... Сколько же?... По-видимому, девять, «Посредник» девятиразового действия. На контрольном пункте его нельзя использовать.
– Нельзя-а? – спросил Ганин. – Откуда вы это все знаете? (Благоволин не ответил.) А раньше почему не доложили?
– Сейчас только вспомнил, Иван Павлович.
– Почему девять? – спросил кто-то.
– У них девятеричная система счета, – сказал Благоволин.
Начальник Центра сложил кончики пальцев, поднялся:
– Спасибо, товарищи. Оперативные решения откладываем. Пока ведем исследования. Первое – надо получить рентгенограммы прибора. Используйте рентгеновские аппараты, установленные на проходных. Получите снимки в разных ракурсах. В карманах, портфелях, обуви. Возможно, прибор вообще прозрачен для рентгена, а мы штабных работников облучаем каждый день. Второе – врачам, психологам, физикам провести комплексное исследование. Программу представите на утверждение. Прибор не портить. Включать разрешаю не больше двух раз.
– Михаил Тихонович! – вскрикнула докторша.
– Не больше двух раз, – жестко повторил Зернов. – Третье... «Апостол» не должен знать, что «посредник» и кристаллы мы обнаружили. Впрочем, следствие я поведу сам. Последнее. Я приказываю считать, что мы ничего не добились. Ни-че-го. Взяли в плен шестерых врагов – право, это не победа... Товарищи, вы свободны. Дмитрий Алексеевич, останьтесь.
Он обождал, пока все вышли:
– Дмитрий Алексеевич, вы играли. Плохо играли. Неважный вы актер...
– Сознаюсь, – сказал физик. – Я не Москвин.
– Вы притворялись, что вспоминаете.
– Ну да. Остальное – правда. (Зернов пожал плечами.) Не верите? Все, что я говорил, поддается проверке. «Посредник» наверняка один раз был в деле, – после восьми включений он рассыплется, если не после семи. Проверяйте. И для рентгена он непрозрачен, как я говорил.
– Зачем вы играли? – спросил Зернов.
– Михаил Тихонович... Я не хвастун, правда? Ведь я даю ценнейшую информацию. Без нее «посредник» бы погиб. А он еще пригодится, хотя бы для операции «Тройное звено»... Смею напомнить, я же дал информацию об однозарядном «посреднике», и сегодня она подтвердилась убедительнейшим образом. Что вам до манеры, в которой я выступаю на совещании?
– Неубедительно, – сказал Зернов. – Я должен знать все, что знаете вы. Тогда, когда нужно мне, а не по вашему усмотрению. Сейчас я должен знать, зачем вы играли.
Физик достал служебное удостоверение, положил на стол.
– По-видимому, я отстранен от работы.
– Не имею другого выхода.
– Я готов. Михаил Тихонович, одна просьба, – я жду письма или телеграммы. Пусть меня известят, и тогда я расскажу вам все. Лично вам, и никому другому.
Он грустно, шаркая большими ногами, вышел ив кабинета. Зернов сказал в пустоту:
– Нелепо... Да что делать?
Если он не применит к Благоволину дисциплинарные меры, то они будут применены к нему, Зернову. Он дал Ганину распоряжение о домашнем аресте. Затем написал несколько слов на листке именного блокнота, поставил дату и листок запечатал в конверт. Открыл большой сейф, в нем еще одну дверцу, и туда, в отделение для самых важных бумаг, спрятал конверт.
Обычная прогулка
Двое суток назад мир казался прекрасно устроенным. Он был подобен Солнечной системе, в которой светят три Солнца – Великие, – вокруг них по сложным, однако же неизменным орбитам вращаются члены высших каст. Затем вторая система спутников – низшие касты. Все было четко и определенно. Цель Пути задана раз и навсегда. После смерти – возрождение. При жизни – стремление вверх.
В темноте подземных заводов копошились низшие из низших, «крапчатые комбинезоны», парии. Розовые комбинезоны обслуживали поверхность планеты и мечтали о работе в Монтировочных. Один на тысячу допускался до обслуживания ракет. Для балога высшей касты начальной ступенью успеха был орбитальный монтаж. Последней ступенью – Бессмертие и Вечная жизнь на спутниках. Туда, ввысь, направлялись стремления Глора и Ник двое суток назад. А сегодня, удостоившись приглашения от самого командора Пути, монтажники угрюмо натянули капюшоны на глаза и выглядывали из-под них как рош-роши, посаженные в клетку... Орбитальные монтажники получают отпуск раз в полгода – таков устав Главного дока. На орбитах не место посторонним. Там уж не познакомиться с биохимиком, специалистом по детекторам.