И он не только причинил ей много горя, сбежав от нее, но он еще и вернулся год спустя, чтобы вообще перевернуть ее жизнь вверх дном. Вдобавок ко всему, он лгал ей! Несомненно лгал, хотя все время стремился сказать правду.
К тому же это была не просто ложь, а целое нагромождение лжи! Один обман тянул за собой другой, еще более коварный. Почему, черт побери, он не исчез из ее жизни однажды и навсегда? Зачем ему понадобилось смотреть, как она танцует всю ночь в объятиях Клитуса Феррингтона, словно нарочно дразня его тем платьем, в котором была в ту ночь, когда они занимались с ней любовью?
Танцы оказались чертовски глупой затеей, он понял это, встретив Молли наверху лестницы в этом платье. Стоило ему бросить один взгляд на нее – и все, о чем он мог думать, так это только о том, как бы снять с нее платье! А когда она еще до начала танцев запальчиво потащила его вниз по ступенькам крыльца, будучи в необыкновенном возбуждении, он понял: она без ума не от него, а от этого чертова банкира!
В то время как Клитус оглядывал преображенный Блек-Хауз, а Молли с чувством торжества следила за выражением его лица, Рубел наблюдал за Молли. Ему захотелось расплющить Клитусу нос за отказ порадоваться преображению дома вместе с невестою. Но в то же время он испытал облегчение оттого, что Клитус не попытался лицемерно скрыть свои чувства.
Уязвленная, Молли стояла на крыльце. Рубел едва сдерживался, чтобы, утешая, не обнять ее. Он ушел, оставив Молли наедине с Клитусом, но считал минуты в нетерпеливом ожидании, когда же зазвучит музыка, и он закружит Молли по залу в своих объятиях, не нанося при этом вреда ее репутации.
Но когда заиграла музыка, они с Молли так и остались стоять в разных концах гостиной. На мгновение он поймал ее взгляд и понял, что даже один-единственный танец в его объятиях станет последним ударом по ее репутации. Он, конечно же, будет прижимать к себе Молли слишком крепко – просто не сможет сдержать себя, и он будет слишком пристально смотреть ей в глаза, и каждый из присутствующих без труда прочтет те чувства, что отразятся в его взгляде, – он вряд ли сумеет их скрыть.
Они украдкой смотрели друг на друга сквозь толпу, в то время как воспоминания, казалось, носились по залу среди танцующих – воспоминания о той ночи, случившейся год назад… сладостные… мучительные…
Рубел говорил Молли правду, стараясь объяснить, почему влюбленный мужчина сбежал от нее после первой же ночи. Он съел то самое райское яблоко, которое зажгло его желанием, а потом, словно почувствовав удар в спину, он покинул Эппл-Спринз.
Его лишала сил мысль, что он уехал из города, не попрощавшись и не попытавшись утешить девушку, объяснить свое поведение, извиниться перед ней. Он причинил ей зло непреднамеренно! Просто вовремя не осознал, какую подлость совершает.
Целый год он грезил сладкими снами, вспоминая их ночь в сторожке. Когда же он понял, что не в состоянии забыть эту девушку, он решил вернуться в Эппл-Спринз, чтобы понять, почему та ночь с Молли Дюрант для него незабываема.
Воспоминания кружились вокруг него в звуках музыки, но что за воспоминания приходили на ум Молли? Едва ли приятные! Несмотря на то, что он, наверное, явился самым ярким событием в ее жизни, Рубел знал теперь цену, которую пришлось Молли заплатить за ту ночь. Оборотная сторона медали оказалась для нее безобразной, и в том была его вина.
Он вернулся в Блек-Хауз и снова причинил ей боль! На этот раз даже большую, пожалуй. Он не смог остановить крики ее младшей сестры, уличившей их в страсти, – крики, достаточно громкие для того, чтобы их услышали все обитатели дома и даже, не исключено, на улице. Он не смог выправить положение и, как сказала Линди, это было не его дело! Он не удержался и выгнал Джефа из дома, хотя все это не касалось его еще больше! И он силой отослал Линди в ее комнату. Рубел не смог удержаться от многих поступков, совершать которые не должен был. И самое главное, от чего он не удержался, – от обещания жениться на Молли Дюрант! Он не дал себе труда призадуматься! «Выходи за меня замуж, Молли!» «Выходи за меня замуж!» Черт побери его грязную душу, если, лежа здесь, под крышей ее дома, в постели и осознавая, что он самый подлый обманщик на всей Божьей земле… черт побери вместе с душой и его шкуру, если он сейчас не находит это предложение самой лучшей идеей, когда-либо приходившей ему в голову!
Но хуже всего то, что ничего из этого не выйдет! Если бы он остался год назад, хотя бы для того, чтобы сказать вежливое «до свидания», тогда, может быть, что и вышло бы. И если бы он не лгал ей, выдавая себя за другого, наверное, что-либо стоящее могло получиться. Но он год назад не сказал ей даже «до свидания», а, вернувшись, выдал себя за другого. Предложением о замужестве он поставил Молли в такое положение, которое неизбежно снова причинит ей боль. Однажды она обнаружит, что он солгал ей, и тогда выбросит его из Блек-Хауз за шиворот. И не то, чтобы он не заслуживал этого… Он-то, конечно, заслуживал, но вот Молли – нет!
К тому времени, как Рубел побрился и оделся, окрепла его уверенность, что самое худшее ждет его впереди. Он сейчас спустится, пройдет на кухню и увидит Молли. Что же, черт возьми, он ей скажет? И что ему скажет она? Больше, чем когда-либо раньше, ему сейчас хотелось исчезнуть из Блек-Хауз. Он спустился по задней лестнице, смущаясь, как невеста-девственница.
Молли стояла спиной к лестнице, разбивая в кастрюлю яйца, в то время как Шугар, единственный человек, находившийся в кухне кроме нее, взбивала тесто для лепешек. Рубел вошел, не сомневаясь, что сейчас провалится сквозь землю, однако ничего подобного не произошло.
При звуке его шагов Молли обернулась. Ее глаза округлились. Он старался понять выражение ее лица, но не смог. Она не была сердита – Молли вскидывала голову, когда сердилась. А как запрокинула голову, когда направила на него двустволку в день его прибытия! Сейчас ее лицо, казалось, было покрыто гипсовым слоем, и не было никакой возможности что-либо по нему прочитать.
– Молли…
Она заставила его замолчать, отрицательно покачав головой, и отвернулась к яйцам. Едва дыша, Рубел наблюдал за ней. Наконец, она обернулась.
– Молли, я…
Снова она покачала головой:
– Не говори ничего… Совсем ничего не говори!
Она возвратилась к своему занятию. Рубел смотрел, как она готовит болтушку из яиц. Ему не было видно содержимого кастрюльки, но он мог понять, что она делает, по движению рук, сильным взмахам локтя… Его сердце забилось быстрее. Ему захотелось пересечь комнату, обнять ее и…
И что, Джаррет? Что? Накормить ее еще одной ложью?
Голос Шугар проник в тот мрачный туман, в котором тонул Рубел.
