Уолтер кивнул.
– Да.
– В таком случае, – процедил сквозь зубы Яблонски, – в таком случае, сразу же после выписки из лазарета ты должен понести наказание…
Неожиданно Уолтер взорвался:
– Но ведь они оскорбляли меня! Меня… И моего отца тоже…
Иронически посмотрев на воспитанника, мистер Яблонски поинтересовался:
– Оскорбляли?
– Да…
– И как же?
– Чарли оскорблял меня… За то, что я ирландец. И моего отца – тоже.
На что педагог равнодушно заметил:
– И поделом. Твой отец осужден за преступление против общества, – сказал он, – и осужден совершенно справедливо… – Пожизненное заключение – лучшее, на что он мог рассчитывать. Более того, я считаю, что коронный суд проявил к нему мягкосердечие и милосердие, которого он, по-моему, не заслуживает.
Разумеется, мальчик не смог ничего сказать в ответ на это замечание.
Постояв несколько минут у кровати Уолтера, воспитатель ушел, так и не дождавшись раскаяния.
А Уолтер, уткнувшись лицом в подушку, заплакал – наверное, так горько и отчаянно он не плакал с тех пор, как впервые попал в Вуттон…
Когда слезы, наконец, высохли, он с ненавистью посмотрел на дверь, за которыми скрылся несносный педагог и прошептал:
– Я больше так не могу. Я больше не могу здесь находиться…
Да, это было правдой.
Но что ему оставалось делать?
Жаловаться?
Это не имело смысла.
И что мог бы сказать ему тот же мистер Яблонски – ему, сыну террориста, который «получил поделом»?
И тут впервые за все время Уолтера посетили мысли о побеге…
Наказание за драку было не слишком жестоким – О'Хара был лишен права уходить в городок до рождественских каникул.
Однако он не был лишен воскресных прогулок и свиданий с сестрой.
Прохаживаясь по валу, истоптанному воспитанниками вдоль и поперек, Уолтер и Молли задумчиво смотрели на первые льдинки, которые покрыли тонкой корочкой грязную воду рва.
Молли выглядела бледнее обычного, синяки под глазами девочки свидетельствовали, что ей тоже приходится несладко…
Уолтер попытался было расспросить сестру, что с ней происходит, однако та упрямо отвечала всегда одно и то же:
– Все хорошо, Уолтер, все хорошо… Не смотри на меня так… Просто я очень плохо выспалась сегодня…
– Ну, не хочешь говорить – не надо, – мрачно ответил брат. – Но ведь я все равно вижу, что тебе тут скверно приходится… Скажи, над тобой по-прежнему издеваются за то, что ты – ирландка?
Молли промолчала – больше из нее нельзя было вытянуть ни слова.
Помедлив, Уолтер тихо произнес:
– Знаешь что, Молли…
Та подняла глаза.
– Что?
– Мне кажется, что чем дольше мы будем здесь, в Вуттоне, тем хуже нам будет…
Та согласно кивнула.
– Да, это правда.
– У меня появился план.
Молли оживилась:
– Бежать?
– Бежать, бежать отсюда… Иначе мы с тобой просто погибнем.
– Но куда?
– Как это куда – в Ирландию, в Белфаст… – неожиданно улыбнувшись, он спросил: – ну, что ты скажешь на это, Молли?
Та с готовностью ответила:
– Я согласна, – она обернулась и внимательно осмотрелась вокруг, будто бы этот разговор мог кто-нибудь подслушивать. – Я согласна. Но как мы отсюда… – и девочка запнулась, видимо, испугавшись своего вопроса.
– Как мы выберемся отсюда – это ты хочешь узнать? – догадался брат.
Молли закивала.
– Да.
– Знаешь что. Я кое-что придумал.
И он, отведя сестру к самому краю рва, несколько раз пугливо оглянулся и, подойдя поближе, принялся излагать ей свои соображения. Выслушав брата, Молли спросила:
– Ты думаешь – получится?
– Получится или нет – не знаю, но попробовать стоит. Во всяком случае, – мальчик вздохнул, – хуже нам от этого не будет.
Уолтер рассудил правильно: прежде всего надо было избавиться от оранжевых комбинезонов, форменной одежды воспитательного дома.
Стало быть, необходимо было раздобыть где-нибудь другую, более подходящую одежду.
Но где?..
Подумав, Уолтер решил, что теперь – самое время потратить некоторую часть из тех тридцати фунтов, которые он получил от отца на прощанье.
К счастью, Молли не была лишена прогулок в город, и потому в одно из воскресений она, зайдя в магазин поношенного платья, где старую одежду продавали на вес, купила за полтора фунта, полученных у брата, джинсы, куртку и рубашку для него и почти новый костюм – для себя.
Как давно она не держала в руках домашней, не казенной одежды!
Молли с трудом сдерживала себя, чтобы не нарядиться в эти тряпки прямо там же, в примерочной кабине магазина, однако, памятуя наказ брата, поборола в себе это желание и, спрятав пакет с одеждой за пазуху, пошла на выход.
Воспитанников, приходивших из города, иногда обыскивали – нет ли у них оружия, алкоголя и наркотиков, однако к девочкам это не относилось или почти не относилось – во всяком случае, за Молли с самого начала закрепилась стойкая репутация тихони, и потому она была вне подозрений.
В то же воскресенье, вернувшись в воспитательный дом немного ранее обычного, Молли встретилась с братом и отдала ему его новую одежду.
Тот, поминутно оглядываясь, направился к зарослям акации и, сбросив ненавистный комбинезон, переоделся в принесенное сестрой цивильное платье.
Молли последовала за ним.
Обернувшись, Уолтер подошел к невысокому забору, за которым начиналась пыльная вуттонская улочка, и подсадил сестру – спустя минуту она уже была на другой стороне – на воле, а еще через несколько минут они, держась за руки уже бежали по улице, поминутно оглядываясь назад и ускоряя шаг.
Ребятам повезло: до вокзала они добрались, никем не замеченные.
Вопросительно посмотрев на брата, Эмели О'Хара поинтересовалась:
– А теперь куда?
Уолтер, не раздумывая, ответил:
– Куда угодно… Садимся в первый же поезд, и подальше, подальше отсюда.
– Но куда?
Ничего не отвечая, Уолтер подошел к огромному стенду расписаний, висевшему в зале ожидания, и принялся его изучать.
– Нам повезло, – воскликнул он, – через пятнадцать минут уходит поезд на Лондон…
– Значит, мы отправляемся в Лондон?
Он кивнул.
– Да.
– Но почему именно туда?
Мальчик принялся пояснять:
– Лондон – столица, огромный город. Наш папа когда-то говорил, что в таком городе, как ни в каком другом, легче всего затеряться.
Сидя в мягком кресле вагона, Уолтер и Молли рассеянно смотрели на пролетавшие мимо них в вечернем полумраке деревья, дома, маленькие станции.
Наконец, оторвавшись от созерцания идиллической картины за окном, Молли вопросительно посмотрела на брата.
– Ты чем-то обеспокоена?
