Проекция тети повернулась вокруг своей оси, и она посмотрела на меня задумчиво.
— Вам ничего не сказали преподаватели? Значит, и я пока не буду.
— Ну тетя!! — хором воскликнули мы с Джен.
— И не просите! Я вас и так балую, Улитки — и вы вовсю пользуетесь тем, как я вас люблю.
— Ну хотя бы намекните! — Взмолилась я. — Что там такого страшного, что преподы чуть ли не повыгонять отстающих грозятся?
Тетя слегка улыбнулась.
— Не волнуйся, Эмма! То, что затевается, совершенно точно понравится студентам Академии. Особенно женской половине. Так, все! Я ушла. Меня зовут. Люблю, целую!
Проекция схлопнулась. Мы с Джен переглянулись.
— Ох уж эти короли и королевы с их вечными интригами! — вздохнула я. — Что же это такое, что должно нам понравится? Вряд ли я буду в состоянии радоваться вообще чему бы то ни было, если меня выпихнут на Безмагический… Ой, прости, Дженни!
— Да ничего, — кисло улыбнулась сестра. — Я уже привыкаю потихоньку к факультету Неудачников.
— Что, совсем-совсем никак? — пригорюнилась я.
Джен пожала плечами.
— Ты обед пропускаешь. Иди уже, Улитка Старшая! У меня нет аппетита.
— Ну и у меня тогда нету! Я твердо намерена остаться с тобой и разгонять твою хандру.
Я плюхнулась на свою постель. За болтовней, шутками и играми в слова, которые мы с Джен обожали с детства, раз уж нам были недоступны более активные игры вместе, время текло незаметно. А в комнате у нас хранился натасканный загодя достаточный запас фруктов, чтобы не переживать насчет ужина.
Сестра уснула рано — едва стало темнеть. А я… лежала на постели, не раздеваясь, и смотрела, как медленно густеют сумерки за окном. И чем быстрее темнота укрывала небо мягким крылом, тем сильнее билось мое сердце.
В девять было еще ничего.
Ближе к десяти я уже стала время от времени выходить в коридор и прислушиваться — общая гостиная еще была полна народу. Не хотелось бы пробираться к выходу через толпу и отвечать на неудобные вопросы.
Хуже всего стало с одиннадцати и до полуночи, когда все разошлись и наступила тишина, но ждать оставалось еще бесконечное количество ужасно долгих мгновений до назначенного времени. Но хотя ожидание было невыносимо, я запретила себе срываться с места раньше — хороша же я буду, если притащусь на свидание раньше мужчины. Он и так о себе слишком высокого мнения. Хотя… может, это у меня только все мысли о свидании — а для него это просто тренировка?
Нет. Не просто тренировка, понимала я отчетливо, вспоминая осторожные прикосновения, дразнящие улыбки, откровенные взгляды. Да и место со временем он выбрал явно не просто так! И по-хорошему, уважающая себя девица ни за что не отправилась бы на столь компрометирующую встречу посреди ночи, да еще с боевым магом, для которого сопротивление такой, как я, было бы что кузнечик кулачком стукнул. Но что-то было всегда в его отношении ко мне… бережное, осторожное. Отчего хотелось отчаянно и без оглядки доверять. Так что я почему-то не сомневалась — на этой встрече мне стоит опасаться скорее собственных желаний.
Но ажурную белую шаль на плечи я все же набросила на всякий случай. Чтобы спрятать злосчастные пуговички и не вводить в искушение.
С замиранием сердца, на цыпочках я спускалась вниз — до самого основания башни, минуя длинный спиральный коридор, исчерченный брызгами лунного света фиолетовых и сиреневых тонов, что так щедро лился сквозь витражи мне под ноги.
В ладони зажата шпилька. С замком как-нибудь да справлюсь. Меня такой шикарный стимул ждет, как-никак!
Вот и общая гостиная. Очертания мебели теряются в полумраке. В кои-то веки здесь пусто и тихо! Подкрадываюсь к желанной двери. Так… и где тут была замочная скважина…
— Не трудись. Теперь на ночь магические замки вешают. Забыла?
Медленно оборачиваюсь. Да, теперь я вижу — очертания гибкого девичьего тела в одном из кресел. Солейн снова в брюках, и в темном костюме ее было бы совершенно не возможно заметить, если бы она не подала голос. Да еще и камень фиолетовый загорелся маячком на шее, подсвечивая скульптурные черты красивого лица — пухлые губы, высокие скулы, изящный нос, невероятно длинные ресницы. В ней всего было чересчур — и красоты, и яркости, и… присутствия ее самой в самых неожиданных местах тоже чересчур.
— Да, забыла. Тебе-то что? — я решительно повернулась к ней, стискивая шаль на груди. — Какое тебе постоянно до всех дело, Сол? Чего ты хочешь?
— Чего я хочу?.. — гибким движением она перекинула ноги через поручень кресла и задумчиво постучала указательным пальцем по аккуратному подбородку. — Дай-ка подумать. О, я хочу очень многого! Всего не перечислить. Но в данный момент я хочу его. А ты мешаешь. Зачем тебе? Ты как собака на сене. Все равно не сможешь… ничего с ним не сможешь. В отличие от меня.
Я содрогнулась от возмущения.
— Ну ты и нахалка… Да кто ты вообще такая, чтоб такое заявлять?!
Сол вся подобралась.
— Никто. Всегда никто. Это ты, Эмма, родилась в красивом замке среди слуг и с золотой ложкой во рту. У тебя есть все! Но тебе мало. Тебе нужно забрать лучшее. Ты считаешь, это справедливо?
— Перестань говорить о нем, как о вещи! — я даже ногой притопнула. — И у тебя нет никакого права меня судить! Ты о моей жизни ничего не знаешь. Чего у меня много и чего… мало.
Глаза Сол тоже вспыхнули в темноте зелеными огнями.
— В любом случае дверь заперта, и никакие шпильки тебе не помогут. Иди-ка лучше спать в свою уютную постельку, милая Эмма!
Я решила не продолжать этот странный разговор, который с каждым словом нравился мне все меньше. Кто-то должен быть умнее. Я не буду опускаться до этого мелочного спора.
Развернулась и с достоинством, молча пересекла общую гостиную. Толкнула двери обратно в коридор… Стиснула дверную ручку до боли и бросила, не поворачивая головы:
— Я от него ни за что не отступлюсь.
— А это мы еще посмотрим, дорогая!
Гнев кипел и требовал выхода, но не будет же благовоспитанная барышня швыряться мебелью или бить посуду. Поэтому я просто неслась по коридору вверх через всю башню, так что локоны развевались и кончики длинных белых кистей на шали вздрагивали в такт шагам.
Не доходя до дверей в спальню, я остановилась как вкопанная. Не хочу признавать поражение! Кто ее знает, эту Сол — еще найдет какой-нибудь путь наружу, когда я лягу спать. Попытается снова занять мое место. Да и обещание… я ведь обещала ему не опаздывать! Как он сказал? Строптивая… но обязательная.
— Тушкан! Я знаю, ты вечно шатаешься ночами по потолкам. Мигом ко мне!
Сиреневая тушка пискнула где-то наверху. Я задрала голову до ломоты в шее и еще битый час потратила на то, чтобы уговорить этот трусливый мохнатый коврик спуститься. Вот же! Как не надо, тут как тут. А нужен — не допросишься.
Наконец, ушастый спрыгнул мне под ноги и возмущенно затрещал. Променад я ему нарушила по потолку, видите ли.
— Ладно, в другие миры ты меня перетаскивать не можешь, силенок не хватает. Ну а здесь-то? По Академии? И… вокруг?
Я присела на корточки и доверительно заглянула в большие черные глазищи.
— Пи-и-и-иу… — протянул Тушкан обреченным тоном.
А потом притопнул длинными лапами, прыгнул мне на руки…
…И мир вокруг исчез.
А когда появился снова, я обнаружила себя летящей с трехметровой высоты вниз. Прямо сквозь тонкие ветви молодых деревьев с их одуряюще пахнущей первой листвой. Даже взвизгнуть не успела — только подумать, что падать будет больно.
Падать было не очень больно.
— Кажется, это становится нашей традицией, Ледышка! — Наглые лапы отбросили небрежно мои локоны, упавшие на лицо хозяину этих самых лап, прошлись уверенно по спине, а потом сомкнулись у меня… кхм-кхм, почти на талии. — И заметь, я тебя не стану торопить поскорее слезть с меня. Я же добрый, я понимаю, что после долгого полета надо как следует отлежаться — вдруг сотрясение мозга!
