Я запнулась.
— И?..
С закрытыми глазами как-то особенно ярко ощущается прикосновение пальцев к моей спине — даже через ткань платья и пушистую шаль оно дотягивается до кожи мягким теплом. А еще колкие искры под моими ладонями — даже не видя, я их чувствую, до дрожи остро.
— И я думаю о тебе. Слишком много думаю.
Ну вот. Я это сказала. Молчу в ужасе и жду, что будет дальше.
— Хм. Так и думал. У тебя в голове — феерический бардак!
В этот раз чтобы промолчать мне требуется прикусить щеку изнутри.
— А теперь, Ледышка, слушай следующую команду — выбрось из головы все мысли до единой! Хотя нет, обо мне можешь оставить. Но остальные чтоб выбросила! Тебе нужна абсолютная тишина вот здесь!
И он мягко постучал пальцем мне по лбу.
Я глубоко вдохнула. Выдохнула. Попыталась сдержаться и не высказать, что именно думаю о нем и его педагогических приемчиках прямо сейчас. Сделать, как он сказал. Помог хрипловатый шепот совсем рядом, почти мне на ухо.
— Тишина. Она только кажется. Послушай ночь. Слышишь? Ветер шумит. Качает ветви деревьев. Шорох листьев. Запах — первые листья, ночные цветы, влажная земля. Удивительно вкусный воздух в твоем мире, Ледышка! Им невозможно напиться. Дыши. И слушай.
И постепенно круговорот мыслей в моей голове улегся — как ворох старой опавшей листвы, что кружил и кружил ветер, а потом уснул. И они легли у корней дерева, чтобы стать пищей новым листьям.
И тогда я и правда услышала ночь. Наконец-то ее услышала. Но не только — едва различимый ритм его дыхания рядом я услышала тоже. Это был… очень уютный звук.
Робкая улыбка тронула мои губы.
— Открывай глаза!
Когда я увидела его лицо так близко, когда снова заглянула в огненные вихри его глаз — подумала, что в этот раз полезу целоваться первой.
Морвин понимающе улыбнулся, разглядывая меня с прищуром.
— Умница. А теперь опять с меня слезай — и приступай к следующему заданию!
Я удивленно захлопала ресницами. Чего?!
Выяснилось, что каким-то странным образом я умудрилась забраться ему на колени. Но краснеть и стыдиться было некогда — мой несносный учитель уже спихнул меня с них и невозмутимо поставил на землю. Сам лениво встал со скамьи, упер руки в бока и смерил меня ироничным взглядом.
— Для следующих упражнений у тебя совершенно не подходящая форма одежды, Ледышка. В идеале — стащить бы с тебя это жуткое платье…
— Ты… надо мной решил поиздеваться, да?!
— Но раз нет, давай сюда хотя бы вот эту ненужную тряпку!
Мои возмущенные вопли остались неуслышанными. Шаль с меня наглым образом сдернули и швырнули небрежной кучкой на скамью. Потом взяли за плечи и развернули на сто восемьдесят градусов.
— А теперь бегом по этой аллее — отсюда и до следующей скамьи! И меня не волнует, как ты это будешь делать в своих юбках. Я предлагал их снять.
Нет, он точно издевается! Несколько секунд я неверяще таращилась на его наглую физиономию… нет, он серьезно.
Официально — сегодня самая безумная и абсурдная ночь в моей жизни.
Под пронизывающим взглядом Морвина я подобрала юбки… чуть-чуть, только до щиколоток! Глянула на него через плечо:
— А зачем это нужно вообще?
— Затем, что зажатое тело мешает раскрепоститься духу.
— Но приличным барышням не положено бегать!
— А мне плевать, что положено и что не положено приличным барышням в твоем мире. Значит, будем делать из тебя неприличную!
— Но я никогда не бегала!
Морвин закрыл лицо ладонью. И кажется, начал тихо ругаться на своем языке.
— Ну хорошо, хорошо, я поняла!
Просто я правда никогда не бегала. Мне было нельзя. Родители всегда смертельно боялись, что если я упаду и что-нибудь себе сломаю, или сильно поранюсь, ко мне никто не сможет подойти из-за Сферы, чтобы наложить шину или остановить кровь.
Но ведь… теперь не страшно?
И я решилась.
Воздуху в грудь… у тебя получится, Эмма! Это всего лишь бег. Это как ходьба, только быстро. Это…
Это было как полет. Ноги несли меня сами. Ночной ветер трепал волосы и холодил голые руки — но очень скоро стало так жарко, что я забыла о том, что моя шаль осталась сиротливо лежать на скамье.
Легкие горели, с непривычки закололо в боку… Но когда я пронеслась мимо следующей скамьи… и мимо еще одной… и еще… поняла, что счастлива.
До безумия, по-настоящему счастлива! И свободна.
Морвин догнал меня очень быстро — и даже не запыхался, зараза. Остановил, схватив за плечо, и разрешил передохнуть. В его глазах было одобрение, а еще… кажется, он мной любовался. Было бы чем! Раскраснелась, растрепалась, руками уперлась в колени, дышу, как выброшенный на берег дельфин…
— Делаешь успехи! Если, конечно, этот бег беременной хромой газели можно вообще назвать бегом. — Не вполне уверена, что слово на другом языке, которое он произнес, означает "газель", но у меня в голове возник именно этот зверь. Причем, чтоб ему, беременный и хромой. — Но ничего, Ледышка, главное начать! Теперь лезь.
— Куда?! — я аж разогнулась.
— Туда! — он показал в сторону и вверх. — Ну что смотришь? На дерево лезь давай. И прежде, чем ты скажешь какую-то глупость, насчет того, что тебе нельзя… вспомни, кто сегодня командует. И я говорю — можно. Если что, я тебя поймаю. Лезь!
Я повернулась за его указующим перстом и закатила глаза. Он что, правда предлагает мне лезть вот на этот ританг?! С его гладким стволом, который в метре над землей раздваивается, а потом каждая ветвь раздваивается тоже, и так до самой вершины, состоящей из совсем уж тоненьких веточек, которые выдержат разве что белку? Сумасшедший. Но кажется, я сегодня сумасшедшая тоже.
Иду к ритангу прямо по клумбе, пытаясь хотя бы не наступать на цветы. Смотрю на дерево настороженно. Дерево, кажется, настороженно смотрит на меня.
— Эмма — это дерево! Дерево — это Эмма! Вот и познакомились. Лезь уже!
Мою проблему — как влезть на первую развилку — решили самым возмутительным образом. Подсадив меня под… Подсадив, в общем.
Я почти соскользнула, зацепилась юбкой за какой-то сучок, руками едва успела ухватиться за ветви… но устояла.
— Выше, Ледышка! Это всего лишь дерево. Оно тебя не сбросит — даже если ему сейчас очень этого хочется.
Не нужно упоминать, что по деревьям мне строго-настрого запрещалось лазить тоже? Боюсь даже представить лицо мамочки, если б она сейчас меня увидела. Или папочки. Ох, влетело б мне, если бы они узнали, чем я занимаюсь по ночам! Впрочем… если бы папочка узнал, чем я занимаюсь по ночам, проблема дерева была бы наименьшей из моих проблем.
Так… тишина в голове! Я сказала, тишина!
Я решительно подтянулась и поставила ногу на следующую развилку.
Только не смотреть вниз!!
И еще одна развилка. Хм.
— Морвин, здесь слишком тонкие ветки! Они… качаются!
— Ты можешь вернуться в любой момент. Ледышка — в этом и смысл! Ты отпускаешь постоянный контроль. Но ты не оставляешь его совсем. Это твоя жизнь, твоя безопасность, твоя за нее ответственность. И твои решения — на какую ветку еще можно ставить ногу, а на какую уже нет. Так что ты решила?
— Что я хочу вниз!!
Я посмотрела сквозь ветки и поразилась, как высоко уже успела забраться. Тлеющие угли его глаз были ниже уровня моих ног.
— Отлично. Тогда прыгай!
— Что?! Да ты совсем с ума сошел?!
— Прыгай, говорю! Я тебя поймаю.
Морвин… смеялся. Ему было весело. Я тут со страху помираю, а ему весело!!
— Ты можешь мне доверять!
Доверять…
Я разжала руки, оттолкнулась и с визгом полетела вниз.
Он поймал меня и закружил, хохоча. Если мы сегодня не разбудим всю Академию, это будет настоящее чудо! Я не удержалась, и засмеялась тоже. Не прячась, не скрывая оглушительного, пьянящего восторга — этой ночью, этой свободой, этим чувством у меня в груди, которое росло, пускало корни в душу, заполняло меня всю без остатка.
Морвин резко поставил меня на землю, не разжимая рук на талии. Голова кружилась ужасно.
